Моя герцогиня
Шрифт:
Любимый оставался с ней — живой и страстный. Разве этого мало?
Глава 25
3 апреля
Почти весь следующий день Джемма не выпускала Элайджу из постели. Ближе к вечеру оба устало лежали на сбившихся простынях и тяжело дышали.
— Мне нужно в ванну, — призналась Джемма слабым голосом. Она чувствовала себя изможденной и счастливой. Рука лежала на груди супруга: сердце стучало в уверенном, спокойном
Элайджа лежал в излюбленной позе, заложив руки за голову, и с улыбкой смотрел на украшавший стену гобелен.
— Когда сердце вспоминает, как надо работать, то ведет себя вполне прилично.
— Отныне будем встречаться в постели каждый день, — постановила Джемма. — Нет, лучше дважды в день, утром и вечером, чтобы оно не успевало забывать правильный режим.
Элайджа рассмеялся:
— Если мужчины королевства узнают о подобном способе поддержания здоровья, все немедленно начнут симулировать обмороки.
Он повернулся на бок и приподнялся на локте.
— Я слышал все, что ты говорила матери.
Джемма попыталась вырваться из блаженного забытья и вернуться к действительности.
— Хм…
— Вот уж не думал, что ты догадаешься, почему Сара Коббет приходила в мой рабочий кабинет.
Джемма подняла голову.
— Значит, причина действительно в этом? Раньше мне казалось, что ты просто экономил время.
— Трудно было убедить окружающих, что по вечерам я не прячусь во «Дворце Саломеи». Черт возьми, до чего же надоело слышать прозвище Распутный Бомон! Столько презрения! К тому же за спиной постоянно шли разговоры о плетках.
Джемма сжала руку мужа.
— Честно говоря, я не слишком нуждался в любовнице. Нет, конечно, хотелось с кем-то переспать… в этом возрасте все женщины кажутся желанными и сочными. Каждая по-своему хороша.
— Неужели все до единой выглядели «сочными»? — изумленно уточнила Джемма.
— У них была грудь, — ответил Элайджа, словно считал объяснение вполне исчерпывающим, — так же как и другие необходимые части тела.
Джемма со смехом представила, как герцог Бомон идет по улице и жадно рассматривает каждую встречную. Так не похоже на сосредоточенного, строгого Элайджу!
— Но у меня не было времени. Требовалось срочно исправить причиненный отцом вред и восстановить испорченную репутацию.
— Твоя мама совершила ошибку, рассказав всю правду о его смерти, — заметила Джемма, с сожалением думая о восьмилетием мальчике, которому пришлось пережить тяжкое, незаслуженно жестокое разочарование.
— Ты сама слышала, насколько болезненно матушка относится к вопросу семейной чести. А какие жестокие страдания ей пришлось пережить! Разумеется, обилие любовниц не было для нее секретом, и все же трудно было представить масштаб скандала, разразившегося после смерти отца.
— Угораздило же беднягу умереть в самый неподходящий момент, — заметила Джемма.
— В юности я много об этом думал. Пытался понять, зачем ему понадобилась женская сорочка, зачем плетки. Повзрослев, осознал, что эксцентричность в интимной сфере не поддается объяснению. Открытие породило пристрастие к логике и чистым фактам.
— Прости. Наверное, это тяжкий груз.
— Поэтому я и нашел Сару Коббет, — продолжал Элайджа, не сводя взгляда с гобелена на дальней стене. — Поначалу казалось, что достаточно просто завести любовницу, но вскоре стало ясно, что никого не интересует, чем именно я занимаюсь за стенами рабочего кабинета и парламента. Должно быть, все давно и твердо решили, что я сразу переодеваюсь в кружавчики и умоляю подружек сечь побольнее. Пришлось назначить свидание прямо в кабинете.
Джемма задумчиво водила пальцем по груди мужа. Ей не хотелось представлять Элайджу с другой женщиной — не важно, с кем именно. Но в данной ситуации ревность к Саре Коббет казалось глупой. К тому же сердце мужа билось так размеренно, так основательно!
— Все получилось нелепо и неуклюже. — Элайджа посмотрел Джемме в глаза. — Стол не предназначен для подобных опытов, и бедняжке досталось лишь разочарование. Но что она могла поделать? Постепенно привыкла, как и я.
— И все же план сработал?
— Еще как! Не прошло и месяца, как все узнали, чем я занимаюсь во время перерыва. Коллеги хлопали по плечу и заявляли, что идея превосходная. Пересуды стихли, но я решил подстраховаться и продолжал встречаться с Сарой дважды в неделю — там же.
— А почему не отказался от ее услуг после свадьбы? — осторожно спросила Джемма.
— Я никогда не ставил вас на одну доску. В голову не приходило сравнивать. Ты была чудесна, очаровательна — но под одеялом. Понимаю, что в то время мы были плохой парой, и все же я тобой искренне восхищался.
— Неужели?
Элайджа улыбнулся:
— Если помнишь, мы не пропускали ни одной ночи, а потом в парламенте я то и дело отвлекался. Пытался слушать выступления, а вместо этого представлял твои сладкие губы, изящный изгиб бедер и терял нить рассуждения.
— И даже в то злополучное утро ты встал из моей постели, — напомнила Джемма. — Трудно придумать удар больнее: попробовал меня, словно закуску, и переключился на нее. — Несмотря на все усилия, в голосе ее слышалась боль.
Элайджа застонал.
— Прости, ничего не могу сказать в свою защиту. Помню, что ушел от тебя удовлетворенным и не нуждался в новых впечатлениях. Но в молодости, если видишь перед собой женщину в откровенной позе, перестаёшь рассуждать. Да и как бы я объяснил Саре отказ? Ее визиты превратились в обязательный пункт рабочего графика. Впрочем, вряд ли подобное объяснение имеет смысл.
С точки зрения мужской логики смысл, должно быть, присутствовал. В конце концов, в начале совместной жизни они с Элайджей едва знали друг друга; отцы подписали брачный контракт много лет назад. Она влюбилась в мужа, но он не имел особых оснований для ответного чувства.