Моя горькая месть
Шрифт:
И плевать.
— Смотрю на тебя, и не понимаю, что сын нашел в тебе. Чем ты держишь его? — нахмурился он. — Симпатичная, да, но не более. Ни харизмы, ни глубины, ничего ведь в тебе нет.
— Мы расстались с Владом. Можете не тратить время, и не просить меня с ним порвать. Я уже это сделала.
— Но надолго тебя не хватит. Помиритесь, я это вижу, даже если тебе и ему непонятно, — проговорил Евгений Александрович. — Вот только что потом? Вы не подходите друг другу, ты губишь его. Рано или поздно Влад или сопьется, или прирежет тебя, и сядет, ты это понимаешь?
Влад может.
Что бы он сам ни думал, я знаю, что он может меня убить. Я в глазах его
Но в пылу скандала, из-за недопонимания, из-за ревности, Влад способен убить меня.
Вот только мне не страшно.
— Я же сказала, что мы расстались…
— А я сказал, что это — чушь!
— Что вам нужно? — потребовала. — Говорите уже прямо! Хотите, чтобы я уехала, да? Так я против теперь, не хочу я бегать, устала от всего. И у нас есть Полина, Влад имеет право быть ее отцом, вернее, заслужить право быть ее отцом после всего сделанного.
— Ты его простила за это? За то, что он у тебя ребенка отнял? — поразился мужчина. — Ты действительно идиотка! Знаешь, хоть, что Влад планировал сделать? Есть семьи, которым отказывают в усыновлении, очереди на младенцев огромные. И не все хотят брать из детдома десятилетнего ребенка, чаще всего хотят младенца..
— Хватит! — хрипло взмолилась.
Не хочу этого слышать. Сама думала над этим, но слышать… слышать я не хочу!
— Не хватит. Ты всегда пряталась, я помню эту твою привычку. Когда Надя забрала тебя, ты первое время под столом, как звереныш, пряталась от нас всех. Привычка осталась, да, Вера? — усмехнулся он невесело. — Влад хотел отдать Полину в такую семью. Просто потому, что думал, что она от другого. И он всегда будет так поступать. Представь, что с тобой будет, если он узнает, что ты по-дружески обнялась с каким-то мужчиной? Или если тебе напишет незнакомец, предлагая познакомиться? Но это пол беды. Если ты посмотришь на кого-то, даже не изменишь, а просто взглянешь на другого мужчину благосклонно, тебе конец. У ваших отношений один финал, если их не оборвать. Он либо тебя погубит, либо себя. Вы не можете спокойно жить, и вам обоим нужны другие партнеры.
Я ожидала угроз. И когда ехала сюда, и когда Евгений Александрович вошел в мою комнату, я ждала именно этого — что грозить мне будет, упрекать.
Но спокойного, жалостливого, чуть презрительного разбора полетов я не ожидала.
И задумалась. А что будет, прости я Влада? Какая жизнь нас ждет?
Я хочу спокойствия, но смогу ли я сама так жить? Я ведь не умею так, в тепле и неге, благодарить за каждый день судьбу, и радоваться. Никогда я так не жила, и мама такая же была. Я маленькая была, когда они с папой расстались, но помню, как она металась по дому, изнывая от скуки. И он приходил с работы, но ждал его скандал.
Что мало времени уделяет.
Что дочерью не интересуется. И, наверное, изменяет. Она кричала, заводилась, и набрасывалась на него с пощечинами. Может, поэтому он и сдался? Пошел на поводу у семьи, и отказался и от нее, а потом и от меня?
И Гараи такие же. И я. Не умеем мы жить, не созданы для мимолетных радостей.
«Мне двадцать, — сказала мысленно. — Мы молоды, мы совершили много ошибок. Но мы можем измениться! Или нет?»
— Я прав, Вера?
— Нет, не правы. Если вы предлагаете мне уехать — это не вариант. Я же сказала, что больше не буду бегать! Дело даже не во Владе! Полина. Она имеет право узнать своего отца, понимаете? Я не могу лишить свою дочь этого, не хочу принимать такое решение за нее.
— Она мне понравилась, твоя Полина, — задумчиво, но разочарованно произнес мужчина. — Она ведь не отсталая?
— Нет! — задохнулась я.
— Ты не пила? Не курила, пока ждала ее? — в голосе его скептицизм, оскорбляющий меня. — Твоя мать, Яна, она ведь залетела от одного из своих собутыльников, как только тебя забрали у нее. И родила. Ты не в курсе?
Слов нет. И я просто помотала головой, а у самой сердце грохочет. Неужели, у меня есть брат или сестра? Я не помню маму беременной, она такая худая была всегда… нет, не помню.
— Ребенка она в роддоме оставила. Больным родился. Может, усыновил кто? Но я этого не знаю. Хорошо, что твоя дочь здорова.
— Я никогда не была похожа на маму.
— Ты ошибаешься. Вы похожи, и даже больше, чем тебе кажется. Ты на обеих своих матерей похожа, — скривился он. — Я предлагаю тебе вот что, только выслушай меня как следует. И выводы сделай верные! В семью я тебя не приму. Владу я пока позволяю играть в любовь, но рычаги давления на него у меня есть, их немало. Сына я отлично изучил. И тебе объяснил, что вас обоих ждет, если вместе будете — ничего хорошего. Ты вернешься в город, соберешь свои вещи, и уедешь. Одна. И Влад не будет искать, я об этом позабочусь. А девочка, раз она здорова, останется с нами. Ты ей ничего не сможешь дать, а я ее на ноги подниму, Вера: лучшие учителя, танцы, музыка, языки и заграница. Все будет!
— Нет, — рассмеялась, как от шутки — жестокой, но шутки. — Вам Поля не нужна была, с чего вдруг понадобилась?
— Присмотрелся. Но выбора у тебя нет. Я по-хорошему предлагаю, — терпеливо объяснял он. — Влад не откажется от денег, он привык к ним, и в нищете жить не сможет. Он и от бизнеса не откажется, даже когда думал, что ты умерла, он работал, как проклятый. Работа — его наркотик. Стоит мне лишить Влада всего этого, он через неделю прибежит ко мне, а от тебя откажется. Девочку мы можем забрать через суд, но зачем тебе это? Пойми меня правильно, Вера, если бы я видел, что вы делаете друг друга счастливыми, даже несмотря на мою к тебе неприязнь, я бы смирился. Но ты погубишь моего сына! А потому хватит болтать, думай, как будем действовать. По хорошему варианту, или по плохому.
Сказал все это, и вышел из комнаты.
А я упала на кровать — ноги держать перестали, энергия закончилась.
Влад
Вина — горькое чувство. И сладкое, особенно в некоторые моменты. Особенно, когда и правда виноват так, что никогда не сможешь исправить.
Загладить — возможно, но исправить — нет.
Вера спала, когда я прокрался в ее спальню. Рядом с ее кроватью приставная колыбель — отец позаботился о том, чтобы Вере с Полиной было удобно. Вера, маленькая моя, я обещал, что приду лишь когда ты сама попросишь, но я — мастер нарушать свое слово, ты не должна меня винить.
Ты и не узнаешь.
Стоял, смотрел на спящую Полину. Слышал, как она просыпалась час назад, и Вера укачивала ее, кормила, а потому сейчас спит, как убитая. На меня не реагирует, но на малейший писк малышки она подскочит. Я почему-то в этом уверен.
— Поля, — протянул руку, и почти невесомо коснулся нежной детской щечки, а в душе щемящая нежность. На клочья разрывает: любовь, тоска, нежность и вина, будь она проклята.
При Вере улыбался, как кретин, по-другому не мог. И с Полиной рядом не могу быть при Вере. По-настоящему рядом, и попросить прощения, хотя бы мысленно.