Моя купель
Шрифт:
В самом горении нет покоя. Прислушайтесь к костру. Он яростно рвет тишину, и она отступает. А темнота, которая перед появлением пламени, кажется, сгустилась и пыталась стать вязкой смолой, вдруг раскалывается, разлетается в разные стороны и робкими тенями дрожит поодаль или прячется за спиной, крадется за кустами...
Смотрю на пламя и думаю о человеке, который как бы вырастает передо мной из костра и радуется тому, что стал частичкой пламени.
Живет в моей памяти художник, творчество которого много лет удивляло и завораживало меня. Я помогал ему в разработке тем,
Тот, кому доведется быть в Волгограде, непременно должен походить по Мамаеву кургану, где пролегали огневые позиции героической битвы и где воздвигнут ныне величественный монумент «Родина-мать».
Оживающие камни и глыбы бетона! Они рассказывают о пережитом с удивительной достоверностью. Выразительные черты лица, раскрывающие характеры и внутренний мир воинов, заставляют ощущать всю грандиозность жестокой битвы.
Ходит бывший солдат по кургану, и перед ним, как из дымки, выступают фигуры воинов, боевые эпизоды, детали боевых позиций той самой поры, которая запомнилась ему с октября сорок второго.
Лица родных и близких боевых друзей. Хоть бросайся в объятия, обнимай, целуй, прижимай к груди и по-солдатски скупо плачь, вспоминая прошлое.
Но глаза и губы друзей неподвижны. Они — из бетона.
Однако старый солдат, останавливаясь перед ними, ждет, что вот сейчас, сию минуту задвигаются брови хмурого воина, решившего стоять насмерть; привстанет и швырнет гранату смертельно раненный морской пехотинец; сделает еще один шаг и присядет отдохнуть санитарка, выносящая с поля боя раненого воина; поднимет глаза и горестно вздохнет скорбящая мать, что держит на коленях умершего сына...
Бывший солдат узнал в скульптурных композициях себя, своих боевых друзей.
Вдохнуть такую жизнь в камни и бетон, вдохнуть навечно, навсегда — подвластно художнику редкостного дарования...
Кто он и что вдохновляло его на такие свершения?
Ростов-на-Дону. Подворья предпринимателя Модина, ведающего ломовым транспортом города, с конюшнями и завозными занимали целый квартал между Сенной и Скобелевской улицами. Здесь, в лабиринтах складов и навесов, между пристройками и амбарами, под телегами и арбами, прошло детство мальчика, которого сверстники чаще называли не по имени, а по не очень понятному для них прозвищу — «скульптор». Девятилетний «скульптор» умел хорошо лепить из глины ворон, индюков, домашних животных. Лучше всех умел выпиливать и вырезать ножом из обыкновенной дощечки наганы, сабли, многозарядные маузеры, как взаправдашние, и вооружать ими ребячье войско. По стране катились сражения гражданской войны. По Ростову они проносились несколько раз, как морские штормы, то с юга на север, то с севера на юг. И мальчишки, чьи отцы ушли бороться за правое дело, играли в войну.
Шестнадцати лет — это было уже в двадцать четвертом году — пошел он работать на шахту. В следующем году поступил учиться в художественное училище в Ростове. Занимался в классе живописца Андрея Семеновича Чиненова, в прошлом тесно связанного с передвижниками. Мастер-реалист видел у своего ученика хорошие задатки, давал ему свои краски и кисти. Большое влияние на юношу оказал директор училища, чудесный педагог Анатолий Иванович Мухин. Он воспитывал своих подопечных на традициях русской классической школы.
Под влиянием этих внимательных воспитателей молодой скульптор определил свой путь.
После окончания школы уехал в Среднюю Азию, в Самарканд. Вернулся оттуда в родной город в тридцать первом году с персональной выставкой: рисунки, наброски, пейзажи, акварели, портреты, скульптуры. Посетители выставки не раз слушали автора, молодого человека с окладистой бородой. Ему было всего лишь двадцать три года, но его слова о жизни, о творчестве уже тогда звучали убедительно, удивляя мудростью и глубиной познания законов искусства.
Прошли два года учебы в Ленинграде. И снова Ростов-на-Дону. Избирается членом правления, а затем председателем Северо-Кавказского товарищества художников. Под руководством известного архитектора Ивана Ивановича Сербинова успешно завершает работу над рельефом на лицевой стороне новой гостиницы «Ростов» и создает удивительный по красоте Ростовский фонтан.
Осмотрев этот фонтан, архитектор Владимир Алексеевич Щуко пригласил автора работать в столицу.
— Вам надо быть в Москве, — сказал он. — Приедете — заходите прямо ко мне.
1935 год. Молодой человек работает на строительстве гостиницы «Москва» модельщиком-формовщиком. Получил пятый разряд и только тогда пошел к Щуко.
В приемной ему сказали:
— Владимир Алексеевич задерживается, Если есть время, подождите здесь.
Усталый, сел на мягкий диван, глубоко провалился и тут же заснул. Сколько спал, не помнит, но сквозь сон услышал:
— Тише... Это скульптор из Ростова, я давно приглашал его в Москву. Пусть поспит...
— Нет, я не сплю! — ответил он, вскакивая.
— Это хорошо, — сказал Щуко и, помолчав, спросил: — Ну, что мне с вами делать? Ведь сначала надо подумать, где жить, что есть, что пить.
— Ничего не надо. У меня уже пятый разряд формовщика, — ответил скульптор и кратко рассказал о своей работе на строительстве гостиницы.
Это почему-то так обрадовало хозяина, что он прижал посетителя к груди, приговаривая:
— Вот это да! Молодец! Молодчина!
Чуткий и глубоко проникновенный ценитель талантов, Владимир Щуко назначил «формовщика пятого разряда» скульптором на строительство нового здания Библиотеки имени Ленина.
Четыре года работал молодой мастер под руководством В. А. Щуко. Эти годы обогатили будущего автора памятника на Мамаевом кургане глубокими знаниями существа монументальной пропаганды. Он был весь в искусстве, в поисках верных решений тем, выдвигаемых самой жизнью.
Скульптурная композиция «Партизанка», вылепленная им, была отправлена в 1937 году на Всемирную выставку в Париж. В 1940 году он участвовал в закрытых конкурсах проектов памятников Котовскому и Щуко. Когда вскрыли конверты, оказалось, что ему присуждены первая и вторая премии. Но строить эти памятники не удалось: грянула Великая Отечественная война...