Моя любимая мачеха, или Она не твоя

Коротаева Ольга

— Но я уже попросила отменить бронь, — растерялась она.

— Забронируй снова, — фыркнул я.

За сборами прошло немного времени, Риккардо был очень расторопен. Испанец умудрялся и носить чемоданы, и целовать руки жене, и зазывать меня к себе в гости. По пути в аэропорт я будто пропитался той жизнью, которой так и пылали моя мама и её новый муж. Я понял, что она действительно счастлива с этим мужчиной.

А Милена с моим отцом.

Катя уловила перемену в моём настроении и, обняв меня у стойки регистрации, прошептала:

— Спасибо,

что простил меня, сынок. От твоего отца я того же не жду. Этот человек был глыбой льда, ею и остался. Как он поступает с бедной девочкой, своей новой женой — сердце кровью обливается! А бедняжке и так досталось от жизни. Сначала мама и брат погибли в катастрофе, теперь папа на пороге смерти. Если твой отец настолько чёрствый, хоть ты прояви к Милене капельку сочувствия.

— Да я…

Я осадил себя, не желая делиться горькой правдой. Я знал, почему отец так холоден с Милой, понимал, что ей тяжело, но не хотел ничего менять, втайне надеясь, что девушка разлюбит его, что они расстанутся. Что у меня будет второй шанс.

И всё же в груди ёкнуло. Я так мало знал о той, кого любил. А она никогда не рассказывала о катастрофе. Никогда ничего не говорила о себе.

Я возненавидел её за то, что посчитал расчётливой сукой.

Я полюбил Милену после за то, что она оказалась ангелом.

Я совершенно не знаю, кто эта девушка на самом деле.

[i] Позвони в аэропорт, отмени бронь. (исп)

Глава 42. Баграт

Я стоял у окна и смотрел, как сумерки спускаются на город. Домой не тянуло: Ромка перебрался в городскую квартиру, Катя со своим испанцем уехали, а мы с Милой…

Я тяжело вздохнул и сжал двумя пальцами переносицу.

Черт!

Наши отношения балансировали на тонкой грани и никто из нас не решался сделать шаг куда-нибудь.

Мила хотела вернуть все то хорошее, что было когда-то. Она даже делала попытки исправить все: сексуальное белье, ужины, завтраки. Однажды даже пришла ко мне в кровать… Я едва устоял. Мне хотелось обладать ей, клеймить поцелуями, слушать, как жена стонет мое имя. Для этого нужно лишь наступить на горло самому себе. Забыть, что Мила любит другого, что именно с ним наставила мне рога, выбросить из памяти все это, сделать вид, что ничего плохого не случилось.

Реально, возможно, но от самого себя тошно. Да и не верил я в этот самообман. Нельзя заставить другого полюбить тебя.

Нет. Мне нужно ее отпустить.

Дядя Тимур уверенно идет на поправку. Еще неделя-другая и …

— Па, можно к тебе? — В кабинет заглянул сын. — Не занят?

Ромка выглядел собранным и решительным. Значит у него что-то серьезное произошло.

– Проходи. — я жестом указал на стул, а сам вернулся за стол. — Что у тебя? Опять новые идеи по текущим проектам?

Я улыбнулся сыну. Мне нравился его энтузиазм и вообще, как он изменился за последнее время: повзрослел, возмужал,

на моих глазах он из мальчишки превратился в мужчину.

— Примерно, — он положил папку на стол и устроился не на стуле, а на диванчике. — Но это подождёт. Я хотел поговорить о Милене.

— А что с ней? — я нахмурился.

Последнее время они вместе работают, может жена поделилась с Ромкой и он теперь хочет как-то помочь нам? Стало неловко. Обсуждать свою личную жизнь с сыном я не хотел, но и осаждать Романа не собирался. Мне не хотелось ссориться с ним, он ведь наверняка хочет как лучше.

— Я люблю её, — серьёзно произнёс сын. — И хочу жениться. Потому что я её первый мужчина. — Он рывком поднялся и, заложив руки за спину, добавил: — Ты же хотел этого изначально. Уйди в сторону, па. Отдай Милу мне.

Я смотрел на Рому и не верил собственным глазам.

— Ты? Это был ты!

Руки сжались в кулаки. Хотелось врезать сыну, меня останавливало лишь одно.

— А потом я влюбилась… — так мне сказала Мила.

Она любит Рому, а он по всей видимости тоже неравнодушен к моей жене. Сука! К моей, мать твою, жене!

Я горько усмехнулся. Спрашивать когда все произошло смысла не было. Ясно же, что у меня под носом. Идиот, на что я вообще рассчитывал? Рома прав, он больше подходит Миле. Они оба молодые, у них вся жизнь впереди. Да и план был изначально такой, но что-то все же резало слух.

— Отдай? Она не вещь Рома. Право выбора за Милой. Я ее не держу.

Верхняя губа сына дрогнула, напомнив хищника. А в голосе прозвучала боль:

— Но она тебя держит, па. Потому что верит, что ты её простишь. Скажи ей, что всё кончено! И Миле будет легче, и тебе. Так ты только мучаешь девушку. Я вижу, как она похудела, взгляд грустный… Что ты сделал с ней, пап?

Что я с ней сделал? Что она сделала со мной?

Мне все еще хотелось врезать сыну. Я ведь ему доверял, а он…

– Почему ты не пришел ко мне раньше? До того, как стал близок с Милой? Если ты ее полюбил, если настроен так серьезно и решительно, то какого хрена, Рома? Зачем в нашем доме ошивалась эта Алла?

С каждым вопросом сын мрачнел всё сильнее.

– Не уверен, что это именно я сделал что-то с Милой.

— С Аллой покончено, — взбрыкнул он. — Но Милена всё равно смотрит на тебя, а не на меня! Не понимаю, почему она всё ещё надеется… Ты же не любишь её.

Ткнул в меня пальцем:

— Не любишь! Маму ты прощал, хоть я не понимал.

Он принялся расхаживать взад-вперед и, размахивая руками, перешёл на крик.

— Каждый раз, когда она возвращалась утром, а ты молчал, я ненавидел тебя всё сильнее. За то, что позволял ей это.

Застыл на месте и, развернувшись на каблуках, посмотрел исподлобья:

— Но над Милой издеваешься. Не прощаешь и не отпускаешь…

Вскинул подбородок и потребовал:

— Прекрати это! Пусть она поймёт, что не нужна тебе. Пусть разлюбит того, кто так жесток, и вернётся ко мне.