Моя любовь, моё проклятье
Шрифт:
Не впустил в свою жизнь?! Да у него и жизни-то никакой нет, кроме неё. А сказал так только потому, что злило это манипулирование. Но Полина сильно дулась, а он страдал. Целый день. Ночью всё же получилось переубедить.
Но всё это мелочь по сравнению с последней их ссорой, в которой отзвуком аукнулось треклятое прошлое.
Он ведь честно старался забыть, что тогда, в лагере, случилось, не думать о том, просто выкинуть из головы.
Да и простил её за всё давно. Но это прошлое настырно лезло и лезло,
В тот день, ровно неделю назад, они с Полиной и Сашкой гуляли в центральном сквере. На работу он не поехал, потому что завтра улетал в Японию, хотел вместе провести время.
В сквере уже понастроили ледяных фигур к Новому году, домиков всяких, лабиринтов. Но главной забавой была, конечно, горка, высоченная, в несколько полос. Народу каталось — тьма, с визгами, со смехом. Сашке тоже хотелось так, но её, кроху, могли запросто сбить, поэтому Полина отправилась с ней. А Ремир наблюдал снизу, махал им рукой.
Позвонил Макс — вот как раз обсудить поездку в Японию. Из-за гвалта было плохо слышно, и Ремир отошёл чуть в сторону, где в стороне от общего гуляния прохаживались чинные парочки. Там они и столкнулись с Назаренко.
Ремир знал, что «Сарма» на ладан дышит, если уже не приказала долго жить. Но в детали, в причины, в последствия не вникал.
С Назаром разговаривать он не хотел, один его вид рефлекторно будил в нём самые тяжёлые чувства. Но тот был пьян и, заметив Ремира, свернул к нему. Уж конечно, не за тем, чтоб поздороваться.
— Что, думаешь, сделал меня? — расплылся Назаренко в неприятной улыбке. По виду пил он не первый день. Истасканный весь, вонючий, заплывший. — Затоптал меня, думаешь? Ну, радуйся, радуйся, пока можешь.
— Свали, — коротко бросил Долматов.
— Чего это? — деланно изумился тот. — Не хочешь с давним знакомым пообщаться? Гордый, да? Важный сильно? Где, кстати, Польку потерял, жёнушку свою ненаглядную? Да-да, я всё знаю, заженились вы. Полька мне сама сказала.
Ремир тотчас напрягся. Они разговаривали?
— Ой, смотрит-то смотрит! — паясничал Назар. — Будто перед ним тут го*но какое-то.
Икнул, снова гадко улыбнулся:
— Если ты такой гордый, что же взял себе пользованный товар? Подобрал после меня…
Ремир не сдержался, обрушил на него всю боль, всю вспыхнувший злость.
От одного удара Назаренко грузно рухнул в снег, захрипел, выругнулся матом. Чинные парочки остановился, уставились с настороженным любопытством.
Ремир развернулся, нашёл Полину с Сашкой. Сразу ничего не сказал, и дома весь вечер молчал, хотя Полина почувствовала. Спрашивала, что случилось, но он отнекивался.
Завёл разговор уже ночью, в их спальне, когда Сашка видела уж десятый сон.
— Ты встречалась с Назаренко? — спросил.
И тут же заметил, как она
Полина расстилала кровать. Движения её обычно плавные, чарующие, стали слегка резкими и угловатыми. Занервничала, понял он. И это ударило больнее, чем пьяный, мерзкий трёп Назара.
— Да, мы случайно встретились, — ответила она.
Но в глаза не смотрела! И если случайно, почему так напряглась?
— И как часто вы случайно встречаетесь? — глухо спросил он, чувствуя, как тяжело бухает в груди сердце, отдаваясь гулким стуком в ушах.
Она тотчас вскинулась:
— Ты что же, думаешь, что мы с ним общаемся? У тебя за спиной? Мы с ним встретились один-единственный раз несколько дней назад. Случайно!
— Я ничего не думаю, я просто спрашиваю.
— А с чего вдруг вообще о нём…? Ты его видел? — догадалась Полина. — В сквере? Пока мы с горки катались? Вот поэтому ты такой был? И что он тебе сказал?
— Сказал, что вы с ним виделись.
Он тогда ещё изо всех сил пытался унять злую горечь, пытался держаться. Говорил себе: ну, в самом деле — что такого? Он ведь тоже встретил его случайно… Только вот что-то всё равно мешало выдохнуть, успокоиться.
— Рем, ты только, прошу, не заводись, выслушай меня. Не делай поспешных выводов. — Она присела на кровать, сложила сцепленные руки на коленях и посмотрела на него просительно и виновато.
А у него от этих слов, от этого взгляда внутри тотчас всё оборвалось.
— Мы с ним действительно случайно встретились на улице. И я хотела мимо пройти, я вообще не хотела с ним разговаривать, но он… остановил меня. В общем, не знаю, как так получилось… слово за слово… У него, понимаешь, отец умер незадолго до этого. И он был такой несчастный, потерянный…
— И ты решила его пожалеть?
— Ну да… мне его, конечно, стало жалко. Как любого другого бы на его месте.
— Но он не любой другой, Поля! — вскипел Ремир.
— Но мы ничего такого не делали! — горячо заверила она. — Мы просто посидели полчаса в кафе, побеседовали… холодно было потому что… и всё.
От одного этого «мы» у него тотчас крышу снесло. Его жена и Назаренко вдруг стали «мы».
В ту ночь он впервые не спал с ней, коротал ночь у себя в кабинете, на диване. А утром, в начале шестого за ним заехал Коля, отвёз в аэропорт.
Уходя, он даже не заглянул в спальню, не разбудил её, не попрощался…
А теперь так остро жалел. Обо всём жалел, о прошлых ссорах и об этой, последней. Зачем он так? Зачем отравлял бесценные минуты и себе, и ей? Зачем разменивал счастье, что далось-то с таким трудом, на сомнения, подозрения, обвинения? Ведь и правда — подумаешь, пожалела Назара, тот и впрямь жалок. Ну, такая она, какая есть, такой он её и любит.