Моя любовь
Шрифт:
Как позже цэковец Шауро с упреком сказал:
— Как вы могли побеспокоить Брежнева?!
Это когда мы с Бондарчуком и Андреевым посылали генсеку телеграмму. Сейчас бы я сказала все, что об этом думаю. Тогда же я, конечно, испугалась: мы ведь всю жизнь ходили под страхом.
Как-то у нас в стране проводилась очередная кампания, связанная с положением в сельском хозяйстве. Партия призывала интеллигенцию идти в народ, в деревню, помогать поднимать сельское производство. Даже были созданы специальные курсы по подготовке сельских работников, председателей колхозов. И я подумала: «А не поехать ли мне в село? Закончу курсы, у меня есть депутатский и партийный опыт работы, я хороший организатор, только что сыграла двух председателей колхоза. У
Я так заболеваю этой идеей, что не сплю по ночам и думаю не о роли, а о том, как я буду председателем колхоза. В тех деревнях, где я снималась в «Новом доме» или в «Крутых горках», было много пьяниц — завскладом, председатель, все пьют, никто не работает, развал полный. А мне кажется, пусть я потрачу пять, шесть лет, но я добьюсь, смогу свой колхоз поднять. У меня там будет самодеятельность, кино и, главное, все будут работать. И я действительно поступаю на курсы по подготовке руководителей колхозов. В Театре киноактера идет работа, но я мыслями в селе.
В это время я встречаю Воинова, который дает мне прочесть сценарий «Жучки» по повести Нилина. Я читаю сценарий — меня словно окатили холодной водой. Это же моя роль! Я ее всю жизнь ждала! Прихожу на пробу, меня утверждают! На курсы я больше не пошла, а Жучка — Нонна Павловна — до сих пор моя самая любимая роль. Вот господин случай!
Вообще в нашем государстве проводилось столько кампаний, столько выдвигалось лозунгов! То мы поднимали сельское хозяйство, то тяжелую индустрию, то целину, а то вдруг решили догнать и перегнать Америку.
Вспоминаю еще один лозунг, который вызывал невероятное мое удивление. Я его читала каждый раз, когда ездила на Комсомольский проспект в райком: «Мы идем к коммунизму неизбежно, неминуемо». И подпись: «Ленин». За этой категоричностью стояло что-то очень жестокое, даже жутковатое, твердое, непоколебимое.
Государство для пропаганды своих идей чего только не изобретало! Может, так и надо было при том строе, при котором мы жили… Мы все, особенно работники искусства, были «помощниками партии», так это называлось. Мы — помощники — осуществляли идеи коммунистической партии. Партия и правительство долго ломали голову, как повысить производительность труда рабочих, заставить их выполнять и перевыполнять план. А производительность труда у нас, увы, по сравнению с другими ведущими странами была очень низкой.
И вот на ЗИЛе, на одном из самых больших заводов с колоссальной территорией (по — моему, там было чуть ли не 75 тысяч рабочих), додумались, чтобы известные актеры, которых тогда любил народ, стали членами коммунистических бригад. Это тоже изобретение того времени — «бригада коммунистического труда», которая должна была работать лучше остальных. И меня пригласили на ЗИЛ и дали мне звание «Почетный член бригады коммунистического труда». В нее входили электромонтажницы. И когда я стала членом этой бригады, на стене повесили огромный мой портрет, чуть ли не метровый, и они, все десять человек, должны были выполнять еще одну норму, одиннадцатую, — за меня. Как говорится, «за себя и за того парня». А мой портрет должен был вдохновлять их на этот «ратный» труд. Больше десяти лет я была членом этой бригады. Уже постарел этот портрет, его давно загадили мухи, а монтажницы все работали и работали. Но что правда, то правда — мы действительно подружились. Это, вероятно, тоже входило в пропагандистскую задачу, мы как бы оказывали друг на друга влияние: я на них — чтобы они лучше трудились, они на меня — чтобы я больше познавала жизнь. Это были десять совершенно разных женщин, с разными характерами, судьбами, достатком. У них на протяжении этих лет было две свадьбы, именины, рождения, и я участвовала в этих праздниках. С другой стороны, у меня были премьеры картин, спектаклей, проходили концерты, и они везде были желанными гостями. Они приходили также ко мне домой и отмечали мои знаменательные даты.
Мне было интересно за ними наблюдать, осмысливать
Но когда случались субботники (эти знаменитые субботники, все их помнят, их объявляли по нескольку раз в год, но основным оставался Ленинский), тогда все выходили на работу, в том числе и артисты, прикрепленные к ЗИЛу, — Миша Глузский, Хвыля, Евгений Матвеев.
Мне вручили постоянный пропуск и билет (у меня он сохранился), где написано, что я член бригады коммунистического труда. Я пришла, мне показали, что я должна делать. Меня обучили примерно пятнадцати операциям для того, чтобы сложить сигнал «стоп» — это сзади машины, такая красная круглая штука загорается. Я быстро все освоила. Они думали, я артистка, белоручка, но, как я уже рассказывала, мои руки очень много работали — драили, мыли, стирали, копали, и не только в ролях, но и в жизни. Я помню, как в картине «Заблудший» я накопала во время съемок мешок картошки. Дубли шли один за другим. Мозолистые руки были, правдивые для той роли. Я и в цехе от перчаток отказалась, мешали только. Моя зиловская бригада работала со знаком качества, и это очень существенно, потому что в ОТК их детали не проверяли, разве что иногда, для контроля. Я, наверное, сделала вначале несколько неточных операций, может быть, брак был, но, повторяю, довольно быстро освоилась, и уже мой знак качества там существовал. Я еще шутила, что если меня выгонят из кинематографа и я не буду актрисой, то у меня есть в запасе специальность — электромонтажница.
Так вот, на очередном субботнике я включилась в работу. В это время по заводу шли объявления — кто на сколько процентов выполнил план. И по радио говорили, что с бригадой Мерзликиной работает киноактриса Смирнова и к обеду эта бригада дала 80 % плана, а к концу дня — уже 124 %.
Выполнить норму было нелегко, я хорошо пропотела, болела спина, руки. Изо дня в день, конечно, было бы тяжело. Но я подозреваю, что нам во имя субботника подбрасывали что-то от плана прошлых дней.
Женщины меня все время спрашивали:
— Вы не устали? Отдохните. Хватит. Мы за вас сделаем.
Если они каждый день за меня работали, то и на субботнике могли, конечно, постараться. Но у меня было самолюбие, азарт. Я не соглашалась и все выполняла сама.
Наступил обеденный перерыв, меня пригласили в партком или куда-то в дирекцию на обед. Но я гордо отказалась: только со своей бригадой! И как была довольна! Огромная столовая, как цех, где, наверное, сто столов, очередь, но там хорошо обслуживали, учитывали, что в перерыв надо накормить сотни людей. Правда, одна наша девушка все-таки побежала пораньше, заняла очередь, и, когда мы пришли, на столе уже стояли тарелки со щами, которые мне страшно понравились. Я на «Мосфильме» иногда обедала, когда были съемки, — и сравнить было нельзя. Может, оттого, что я наработалась, но мне казалось, что обед был очень вкусный.
Но опять мы торопились, потому что я должна была еще и выступить перед работниками цеха. Электромонтажный цех довольно большой, чистый, светлый. Люди там сидели на каких-то возвышениях или на станках. Я им рассказывала о съемках, читала фельетон. Тот, кто не успел поесть, прямо там, в цехе, пил кефир или молоко. Потом все возвратились на рабочие места, и я упрямо продолжала работать до конца смены, хотя меня уговаривали отдохнуть. Я думаю, неплохую школу там прошла.
К сожалению, закончились наши отношения с бригадиром не очень хорошо. У меня случились неприятности в театре: травили нашу постановку, появилась статья в газете нехорошая (а тогда за этим немедленно следовали оргвыводы), и я вдруг почувствовала, что я и другие актеры — «зиловцы» нуждаемся в помощи. Я подумала, хорошо бы моя бригада высказала в газете свое рабочее мнение, ведь они видели этот спектакль, и им он понравился.