Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата. 1910–1918
Шрифт:
О моей последней аудиенции у императора перед началом войны я уже писал в главе 9. На ней обсуждались вопросы, имеющие отношение исключительно к таким странам, как Персия, Тибет и Афганистан, где интересы России и Великобритании сталкивались. Император ничего не говорил о Германии, но призывал ускорить ход переговоров по этим вопросам, которые велись тогда нашими правительствами, с тем чтобы они были как можно скорее завершены. «Поскольку, – добавил император, – тогда мы сможем спать спокойно, не боясь разрыва отношений между Россией и Англией».
Эта последняя аудиенция состоялась 15 июня, после завтрака, который император давал в Царском Селе в честь адмирала Битти и офицеров первой эскадры линейных крейсеров, прибывшей в Кронштадт с приветственным визитом. Император, а также все общество в целом оказали им самый теплый прием, а военно-морское командование и городские власти дали им почувствовать, что значит настоящее русское гостеприимство. Император обошел все корабли эскадры, состоявшей
20 июля президент Французской республики господин Пуанкаре прибыл с официальным визитом к российскому двору. Были обычные смотры, банкеты, тосты. Основным предметом разговоров с глазу на глаз, естественно, было международное положение, которое на тот момент было весьма тревожным. Император, хотя и был озабочен, все еще верил в мирные намерения кайзера Вильгельма. 21-го числа президент проводил прием глав иностранных миссий. Я ожидал своей очереди, когда со мной заговорил сербский посланник. Сильно волнуясь, он обратил мое внимание на угрожающую позицию Австрии и сказал, что Сербия стоит перед лицом величайшего в ее истории кризиса. Господин Пуанкаре, которому я передал слова господина Сполайковича, поднял этот вопрос в разговоре с австрийским послом, но не получил от него сколько-нибудь удовлетворительного объяснения австрийской позиции. Вечером 28-го числа президент отправился в обратную дорогу.
Поскольку с момента убийства эрцгерцога Франца Фердинада прошло уже несколько недель и никаких действий со стороны Австрии не предпринималось, были основания надеяться, что она отказалась от мысли о каких-либо акциях возмездия. Я уже получил отпуск и даже взял билеты для поездки в Англию. На следующее утро (24-го числа) я как раз сидел в своем кабинете, размышляя о том, что буду делать дома, когда телефонный звонок вернул меня к действительности. «Кто говорит?» – спросил я. «Это Сазонов, – последовал ответ. – Австрия предъявила Белграду ультиматум, условия которого означают войну. Пожалуйста, будьте через час во французском посольстве. Я хочу обсудить с вами и Палеологом положение дел».
Глава 15
1914
Разговор во французском посольстве. – Сазонов заявляет, что единственный способ предотвратить войну – объявление о нашей полной солидарности с Россией и Францией. – Британское правительство берет на себя роль посредника. – Ход переговоров. – Австрия объявляет войну. Мобилизация в России. – Германия угрожает России. – Ультиматум и объявление войны
Австрия специально выбрала для предъявления своего ультиматума тот момент, когда президент и председатель Совета министров Франции только что выехали из Санкт-Петербурга на родину и должны были находиться в пути еще, как минимум, четыре дня. Я знал, что действия Австрии будут расценены в Санкт-Петербурге как прямой вызов России, и поэтому был доволен, что у меня был дополнительный час подумать об их возможных последствиях. Особенно в связи с тем, что, как я предполагал, разговор во французском посольстве пойдет о ключевом вопросе – солидарности Британии с Францией и Россией.
Я не ошибся. Отметив, насколько неприемлемы некоторые пункты ультиматума, господин Сазонов заметил, что Австрия никогда бы не выдвинула таких требований, если бы не была заранее уверена в одобрении и поддержке Германии. Может ли Россия, спрашивал он, также рассчитывать на поддержку своих партнеров по Антанте? Французский посол, к которому он обратился первому, заверил его, что Франция предоставит России свою дипломатическую поддержку, а также, если необходимо, выполнит обязательства, которые она взяла на себя по союзному договору. «А ваше правительство?» – спросил Сазонов, повернувшись ко мне. Я ответил, что, хотя я не могу говорить от лица британского правительства, я не сомневаюсь, что оно сделает все, что в его силах, чтобы оказать России дипломатическую поддержку. Однако я не мог подавать им надежду, что оно выступит с декларацией солидарности и тем самым возьмет на себя безусловное обязательство поддержать Францию и Россию силой оружия из-за такой страны, как Сербия, где нет никаких британских интересов. Такие обязательства не будут поддержаны британским общественным мнением, а без этого ни одно британское правительство не возьмет на себя ответственность за вовлечение страны в войну. На это Сазонов возразил, что Сербия – лишь часть общеевропейской политики и, учитывая, что на карту поставлены наши жизненные интересы, мы не можем себе позволить оставаться в стороне. Насколько я понимаю, ответил я, он хочет, чтобы мы присоединились к заявлению России о недопустимости вмешательства во внутренние дела Сербии со стороны Австрии. Но допустим, спросил я, Австрия, несмотря на это, начнет военные действия против Сербии, намерена ли Россия в таком случае объявить ей войну? Сазонов заметил, что, по его личному мнению, Россия вынуждена будет объявить мобилизацию, но вопрос в целом будет рассматриваться Советом министров, на котором будет председательствовать император. Я указал, что важнее всего – постараться заставить Австрию продлить сорокавосьмичасовой срок и в то же время выяснить, насколько Сербия готова выполнить требования, изложенные Австрией в ее ноте. Сазонов согласился, сказав, что часть требований Австрии, без сомнения, может быть принята. Разговор, начавшийся в полдень, продолжился за обедом, когда господин Сазонов и господин Палеолог снова уговаривали меня объявить о солидарности Британии с Россией и Францией.
Не говоря о том, что не в моей компетенции делать заявления от лица британского правительства, я не собирался говорить ничего такого, что могло подтолкнуть Россию к объявлению войны Австрии. Сделать это означало не только уничтожить любую возможность мирного решения, но и дать Германии лишнюю возможность утверждать, будто мы подстрекаем Россию к войне – а там это до сих пор пытаются доказать. Поэтому я ограничился лишь утверждением, что британское правительство, возможно, будет готово сделать в Берлине и Вене представления, в которых будет указано, что, поскольку за австрийским нападением на Сербию неминуемо последует начало военных действий со стороны России, война примет всеобщий характер, и тогда Великобритания уже не сможет оставаться в стороне. Это не удовлетворило Сазонова, который утверждал, что, отказываясь заявить о поддержке России и Франции, мы увеличиваем угрозу войны.
Получив мою телеграмму с отчетом об этом разговоре, сэр Эдвард Грей ответил: «В этих трудных обстоятельствах вы совершенно верно обозначили позицию британского правительства. Я полностью одобряю все сказанное вами и не могу обещать большего от имени правительства».
Потребуется целая книга, чтобы рассказать обо всех неофициальных переговорах, проходивших в различных столицах, и обо всех телеграммах, отправленных в те решающие дни, что последовали за предъявлением австрийского ультиматума. Поэтому я ограничусь лишь теми из них, что имеют непосредственное отношение к позиции России и рекомендациям, которые мы давали Санкт-Петербургу, чтобы показать, насколько беспочвенны утверждения некоторых германских авторов, которые пытаются возложить на Великобританию и Россию всю ответственность за войну.
Возьмем лишь двоих из них – господина Бетман-Хольвега и барона фон Шёна, который был в то время послом в Париже. Первый в своей книге «Betrachtungen zum Weltkriege» («Обзор мировой войны») доказывает, что Германия делала все возможное, чтобы сдержать Австрию, а мы не сочли нужным порекомендовать России вести себя умереннее. Последний в своих мемуарах дипломата заходит гораздо дальше. Он говорит, что причиной войны было желание России избежать осложнений внутри страны, а нас он обвиняет в том, что мы не желали сделать хоть что-нибудь для сохранения мира. Напротив, он представляет дело так: поддерживая Россию в ее «непоколебимости», мы сводили на нет усилия Германии, направленные на то, чтобы усадить Вену и Санкт-Петербург за стол переговоров. Далее он утверждает, что Россия решилась на мобилизацию только потому, что рассчитывала на нашу поддержку.
С другой стороны, то, как он находит оправдания для политики своего правительства, настолько поучительно, что я не могу устоять перед соблазном привести это здесь. Австрия, по его утверждению, соперничала с Россией за влияние на Балканах, а Германия поддерживала и защищала своего союзника в ущерб своим собственным интересам. Австрийское правительство было твердо намерено добиться полноценной компенсации за сараевское убийство, которое подтвердило необходимость навсегда покончить с центром подрывной деятельности сербов в юго-восточных областях Габсбургской монархии (Белградом). Чтобы получить действенные гарантии на будущее, условия ультиматума были сформулированы максимально жестко, так, чтобы Сербия либо полностью покорилась Австрии, пожертвовала своими суверенными правами и отреклась от России, либо столкнулась с последствиями своего отказа. Когда к Германии обратились за советом, она признала, что вопрос заключается в том, чтобы искоренить проблемы, непосредственно угрожавшие существованию ее союзника и косвенно ей самой. Конечно же она не могла отказать в своем одобрении и поддержке, поскольку, если в результате подрывной работы сербов Австрия распадется на части, Германия лишится своего союзника. Поэтому она объявила о своем намерении хранить верность союзнику и не допустить разрушительного вмешательства извне. Германия хотела локализовать конфликт, но ее предложения был отвергнуты, поскольку Россия выступила в защиту Сербии и заявила, что она не может оставаться в стороне от этого конфликта. Наконец, барон фон Шён осуждает сэра Эдварда Грея за то, что тот предложил созвать конференцию четырех непосредственно незаинтересованных держав, поскольку это нарушило бы принцип невмешательства, которому Германия придавала такое большое значение. Другими словами, Германия, по утверждению барона фон Шёна, обязалась соблюдать нейтралитет, пока Австрия будет порабощать Сербию, хотя на опыте Балканского кризиса она знала, что, если Австрия нападет на Сербию, Россия непременно вмешается.