Моя Мия. На осколках первой любви
Шрифт:
Внутри жарко.
Вкусно пахнет хвоей от веника, который висит над потолком. Аккуратно укладываю полотенце и мужскую хлопчатобумажную футболку, которую мне выдала Галина Сергеевна. Неудобно, конечно, но главное – всё чистое.
Мирон без разговоров отворачивается к двери, стряхивает с рук куртку, вешает её на гвоздик, вбитый в стену, и усаживается на край лавки спиной.
Понимая, что таким образом, он предлагает мне помыться, быстро раздеваюсь: стягиваю легинсы с бельём и топ.
Я
Мамочки…
Сердцебиение не даёт покоя.
Несмотря на адское пекло, кожа мурашками покрывается. От вида обнажённых широких плеч Мирона бабочки в моём животе играют свадьбы и стремительно размножаются.
– Давай быстрее, – говорит он сквозь зубы, сбивая мой романтически-похотливый настрой. – Шевелись.
Пытаюсь разобраться с крышкой на фляге с водой. От досады ничего не выходит.
– Я не понимаю, – закатываю глаза. – Что я сделала такого? Почему ты всё время мне грубишь?
– Тебе кажется.
– Нет, – обрубаю. – Не ври мне. Я видела, как ты общаешься с Ладой. Ты можешь быть ласковым и вежливым, когда захочешь Громов. Но только не со мной…
С помощью металлического ковша смешиваю в тазу горячую воду с холодной, и усаживаюсь на деревянную лавку.
Вскрикиваю, обжигаясь.
И без того напряжённое мужское тело вздрагивает.
– Что там?
– Всё нормально, – заверяю.
Здесь не очень яркий свет, но капельки пота на его смуглой коже я различаю сразу. Снижаю взгляд, на низко сидящие на талии спортивные брюки и широко разведённые ноги.
Эм...
Прикрываю рукой заострившиеся соски. Хорошо, что Мирону до такой степени по фигу на меня… Можно не переживать – мою реакцию он не заметит.
Чёрт.
Сглатываю слюну и продолжаю возмущаться:
– Нет, ты ни в коем случае не подумай. Я не сравниваю себя с твоей девушкой. Какие сравнения?! Кто я такая?.. Но… то, как ты со мной общаешься, переходит все рамки.
Громов смачно ругается матом и пока я пытаюсь размазать на волосах земляничное мыло, опускает взгляд в пол, закрывая ладонями лицо.
– И как я с тобой общаюсь? – лениво спрашивает.
– Ты постоянно злишься и грубишь. Будто я тебя раздражаю.
– Так и есть, блядь, – хмыкает.
Снова пытаюсь прожечь глазами напряжённые мышцы на спине. Одновременно хочется ударить по ним ковшиком и… прикоснуться…
Языком слизать все все все капельки. Подышать его кожей… Да простит меня Ладка Милованова!
– Ну, это уже вообще наглость, – отзываюсь и дую губы.
О чём тут разговаривать?!
Дальнейшие несколько минут проводим молча. Я пытаюсь ополоснуть волосы, а затем намылить дрожащее от злости тело.
Мирон взгляда не поднимает.
С каждой минутой дышит всё тяжелее, но упрямо молчит.
Меня накрывает. Тру разнеженную кожу полотенцем и натягиваю футболку.
Слова сами собой из глубины души вываливаются:
– А знаешь что?! Катись на все четыре стороны, Громов. Понял? Больше не буду перед тобой унижаться…
– Когда ты унижалась-то?
– С тобой? Всю жизнь!..
– Принцесса, блядь, – цедит он, резко поднимаясь.
– Иди в задницу!
Сама не понимаю, как мои локти оказываются в мужских ладонях. Вырываюсь, но это бесполезно.
– Что ты сказала? – смотрит на меня волком сверху вниз.
– По-шёл в зад-ни-цу, – шиплю в десяти сантиметрах от взбешённого лица.
Крылья его носа развеваются так, будто Громов собирается взлететь на воздух. Он переводит взгляд чуть ниже, на мои губы, и я в ту же секунду вспыхиваю.
Опускаю голову, облизываясь.
По телу проносится горячая волна с кульминацией в виде мощных разрядов, когда вижу внушительный бугор перед собой.
Он… возбуждён…
– Мия… – выговаривает Мирон, нависая надо мной.
Мотаю головой и мягко извлекаю руки из его ладоней. Быстро подхватив куртку, вылетаю из бани на улицу.
Бегу в дом. Холода теперь не чувствую, полный раздрай…
В комнате скидываю куртку и прекрасно понимая, что завтра буду жалеть, решаю не расчёсывать волосы. Убрав с них полотенце, укладываюсь на свою кровать и зажмуриваюсь.
Тело напряжено, словно натянутая струна.
Не дышу, когда Громов заходит в дом. Отсчитываю твёрдые шаги до комнаты. Зайдя внутрь, он бросает на меня короткий взгляд и проверяет свой телефон.
Морщится, когда видит что-то на экране и тут же его отключает.
Вырубает свет.
– Подвинься, – слышу над собой в темноте.
Я молча предоставляю ему место, а когда пытаюсь отвернуться, он притягивает меня на своё плечо и гладит по голове.
– Прости, – бормочет.
Задерживаю дыхание, пытаясь справиться с шарахающим пульсом. В ушах будто море шумит.
– Ты правильно сделала, что послала. Я козёл. В последнее время… немного не в себе.
– Что-то случилось? – переживаю.
– Пфф… Случилось, конечно.
– Что? – приподнимаю голову.
Он молчит.
Не хочет делиться, понимаю.
Так бывает. Как сказала Галина Сергеевна, надо уметь отпускать…
– Спасибо тебе, – вздыхаю наконец-то полной грудью и… улыбаюсь.
Улыбаюсь!
– За что?
– Просто за то, что был в моей жизни, – произношу тихо, грудь подо мной отчётливо содрогается. – И есть, конечно. Действительно, спасибо, Мир. Я тебя никогда не забуду.
– Я не умираю пока, – ворчит.