Моя Мия. На осколках первой любви
Шрифт:
– Мир... Это не я! Клянусь тебе, что не имею к этому никакого отношения.
– А это что? – тычет мне в лицо полупустым файлом для документов.
– Не знаю... – теряюсь так, что голова кружится.
– Не знаешь? – язвит.
– Нет, – зажимаю рот двумя руками и реву навзрыд, не стерпев разочарованного взгляда.
Пытаюсь объясниться обрывками:
– Меня кто-то подставляет. Угрожает... Я запуталась. Не понимаю, что происходит...
– Подставляет? – хмурится Громов.
Слова
Просто ужасно!
– Это же я, Мир. Неужели ты думаешь, что я на такое способна?
Широкие плечи опускаются, он резко притягивает меня к себе. Утыкаюсь в тёплую шею мокрой щекой и жадно дышу.
– Хорош уже, не реви. Растаешь.
– Ты мне веришь? – спрашиваю тихо и жду ответа. Вся моя жизнь висит на волоске.
Потому что если даже Громов мне не верит, то как вообще дальше...
– Веришь? Ну?
Отклоняюсь и заглядываю в прозрачные глаза, хаотично награждающие моё лицо жадным вниманием.
– Если не веришь – уходи, – срываюсь. – Все уходите!
– Успокойся, – прижимает меня к двери, фиксируя ногами мои ноги.
Дышим оба натянуто.
По венам дрожь. От него снова пахнет так, как раньше. Любовью. Моё персональное счастье — этот аромат.
На секунду теряюсь, но потом снова пищу, пытаясь выскользнуть из-под сильного тела:
– Скажи сейчас.
– Блядь, – морщится он. Я взмокла вся, футболка задралась до трусов, а Громов такой же уравновешенный. – Я тебе верю. Угомонись уже, а? – рычит. – Дай подумать. Мия.
Затихаю, всё ещё вжимаясь в его шею лицом. Пошевелиться боюсь, нравится что вот так... он вокруг, повсюду. Но моё имя, а не привычное «Карамелина», чуточку отрезвляет.
Всё закончилось.
Мы другие.
Опять пустота и ни-че-го!
– Где у тебя этот блокнот? – спрашивает он, словно внимательно считая по порядку слёзы на моём лице.
– В комнате. На полке над письменным столом.
– Пошли, – резко отклоняется и, ухватившись за мою талию, сдвигает в сторону. Заметив голые ноги, откашливается.
Затем тащит за собой как безвольную куклу. Оказавшись в розовой комнате, Мирон скидывает всё содержимое с полки и находит злополучный блокнот.
– Ты кому-нибудь его давала? – начинает допрос, не обращая на меня внимания.
Изучает тонкие листы.
– Нет, он всегда был здесь.
– Кто именно тебе его подарил?
– Я не знаю, – мотаю головой. – Он был на столе в клубе в ту ночь, наверное, кто-то из девчонок, но они все до одной говорят, что не дарили.
Мирон пристально изучает
– Смотри, – говорит он, показывая мне разворот в середине, внизу которого мелкий, противный шрифт. – Это название типографии.
Отодвинув блокнот, извлекает из заднего кармана телефон и хаотично водит по экрану пальцем. Раздумывает. Жадно слежу за мужскими руками, пока он не засёк.
– Это в области. Пятьдесят километров отсюда, – наконец-то сообщает, а потом предлагает.
– Скатаемся?
– Сейчас? – округляю глаза.
– Нет, следующим летом. Поехали, – кивает в сторону моего шкафа.
– Ты что? – подозрительно щурюсь. – Декстер Морган?!
– Поехали, – повторяет упрямо.
Озираюсь, чувствуя в груди сначала лёгкое смятение, а затем накрывающую волну азарта вперемешку с предвкушением.
– У меня приём в администрации. Лёва ждёт, – разглядываю свой идеальный маникюр и медленно произношу. В основном для приличия и из уважения к своему парню.
Потом закатываю глаза. Я ведь уже всё решила?! Стоит ли набивать цену?
– Мне тебя у него отпросить? – с иронией хмыкает Мирон.
– Только попробуй, – гордо разворачиваюсь и иду за одеждой.
Позвоночник покалывает пока отыскиваю спортивный костюм, носки и комплект белья. С достоинством оборачиваюсь, и взмахом подбородка указываю гостю на выход.
– Шевели попой, Карамелина. Рабочий день в типографии не резиновый, – усмехается Громов и отправляется к двери.
Глава 24. Изливающая душу Мия.
Не собираюсь ради него наряжаться, думаю я, натягивая на комплект из топа и шорт, легинсы с толстовкой цвета пыльной розы.
Мы по делу едем.
И разговаривать с ним тоже не собираюсь.
Всю дорогу буду слушать любимую музыку. Прихватываю наушники в зарядном кейсе и вместе с телефоном кидаю их в рюкзак. Спустившись на первый этаж, прохожу на кухню и выдвигаю ящик со сладостями.
Так-с.
Забираю целую пачку «Киндер-шоколада» и как дура зависаю на батончике «Сникерс». Громов его просто обожает.
Постукиваю по шоколадке пальцем.
А ещё Громов любит Ладу, напоминаю себе, мстительно складывая в рюкзак «Марс». Состроив мордочку, застёгиваю молнию.
То-то же.
– Ты куда? – спрашивает мама, проходя мимо кухни в столовую.
– Мы… с Миром в одно место прокатимся.
– С Миром, – хмурится она. – А как же приём в администрации?!
– Я написала Лёве, что не пойду. Извинилась перед ним.
– Так не делается, – мама расстроенно качает головой. – Он не обиделся?!