Моя несчастливая счастливая жизнь
Шрифт:
Нам было хорошо вместе. Мы создали вокруг себя особый, теплый мирок, домашний уют, в который хотелось возвращаться. Но, несмотря на это, в моей душе все чаще и чаще возникало странное ощущение, как будто я совсем не знаю свою Анж.
От этого мне все чаще становилось одиноко, и в один из вечеров, когда Анж ушла в бар со своими новыми друзьями, я все-таки достала отцовские кисти и краски, прикрепила на мольберт чистый холст и "вылила" на него все свои чувства, которые переполняли меня.
***
Вскоре все внимание мужчин-грузчиков на складе, где работала Анж, сосредоточилось на ней, что ужасно ей льстило. Я не удивлялась этому, она умела расположить к себе людей простотой и безграничным оптимизмом. Мне казалось, что она похорошела и даже слегка постройнела: то ли от физической нагрузки, то ли от мужского внимания.
Анж стала ходить на свидания, но пока что не могла определиться, кто ей больше нравится: черноволосый тощий Джейк или рыженький полненький Майкл с густыми усами. Такие клички парням она придумала сама. Она говорила, что так они кажутся ей более крутыми и брутальными.
Я не лезла в личную жизнь подруги, не пыталась давать советы. Мне казалось, что мы с ней уже достаточно взрослые и не обязаны отчитываться друг перед другом о своей личной жизни.
Конечно, мне было одиноко без Анжелики, она почти перестала проводить время со мной, но я пыталась занять себя чтением или начинала рисовать новые картины, которые часто не заканчивала.
***
Лето промелькнуло быстро. Начался август. Я уже предвкушала начало нового жизненного этапа, который наступит совсем скоро. Каникулы подходили к концу. Мои первые свободные каникулы.
Надо сказать, что за два месяца самостоятельной жизни мы с Анж повзрослели и многому научились. У нас уже не возникало глупых бытовых затруднений. Единственное – ни я, ни она, так и не приучились регулярно убирать квартиру. У нас был постоянный бардак. Я называла его "творческим", а Анж говорила прямо:
– К черту твои метафоры, Лора. Просто мы с тобой ленивые свиньи.
Анжелика радовалась каждому дню на работе, ее ничуть не смущали тяжелые физические нагрузки, а мне уже изрядно надоело сидеть безвылазно сутками в маленькой, затхлой коробке ларька, заставленной ящиками с бутылками и блоками с сигаретами.
Я задыхалась там, мне хотелось свободы, а ещё хотелось строить планы, мечтать о будущем, которое должно было быть прекрасным. Я включала "Нирвану" и слушала ее одним ухом через наушник. Несмотря на то, что лицо мое в эти моменты было сосредоточенным и грустным, мои мысли были позитивными.
“Совсем скоро мы с Анж станем студентками, и жизнь снова сделает очередной крутой поворот,” – я часто прокручивала эту мысль про себя, отсчитывая в очередной раз сдачу и протягивая пивные бутылки через маленькое окно ларька.
Я решила уволиться пораньше, в середине августа. Мансур отнесся к этому спокойно.
– Наконец-то ты поняла, что тебе здесь не место, – сказал он.
Моя последняя смена должна была закончиться, как обычно, в шесть утра. К этому времени подходила сменщица, и мы около часа сверяли с ней остатки.
Мансур приезжал к семи, угощал меня печеньем, забирал суточную выручку, проверял, все ли в порядке с оборудованием, делал заявки поставщикам. Но в тот день я услышала знакомый тройной стук в тоненькую дверь около трех утра.
Я протёрла глаза, встала с кресла и открыла дверь. По пустым и тихим улицам тянулся туман, машин не было. Ночи понедельника и вторника считались самыми тихими и неприбыльными. Зато нам удавалось немного поспать. Мансур стоял возле двери: глаза его горели, на губах играла улыбка.
– Рыжая и прекрасная. По венам течет лава, когда я вижу тебя. Хотел поговорить с тобой наедине напоследок. Боюсь потерять тебя безвозвратно,– и он протянул мне из-за спины букет роз.
Я натянуто улыбнулась. За три месяца я уже наслушалась высокопарных комплиментов от покупателей-мужчин, поэтому относилась к ним спокойно. Но сейчас передо мной стоял не какой-то алкаш, а молодой и привлекательный мужчина, который горячо и страстно говорил мне о своих чувствах.
Надо отметить, что претензии по поводу низкой выручки Мансур высказывал мне так же горячо и страстно. Видимо, в обоих случаях: когда он видел меня, и когда в кассе было недостаточно денег, – его кровь кипела одинаково.
Мои подозрения оправдались. Не успела я что-либо ответить, как Мансур взял меня за руку и потянул в дальний угол ларька. В небольшом закутке между стеной и ящиками он прижался ко мне всем телом и поцеловал.
И что сделала я? Я ответила на поцелуй…
Вот так просто?
Вот так просто.
***
– Я же говорил тебе, что ты будешь моей. А ты все твердила “нет-нет”. Грош цена женскому “нет”. Сколько я тебе должен?
Я стояла у двери, проверяя, не оставила ли в ларьке каких-то своих вещей или книг. Но, услышав его последний вопрос, я побледнела, поднесла руку к горлу и, задыхаясь от возмущения, изо всех сил влепила ему пощечину, которая гулко прозвучала в тишине тесной коробки.
Он резко отпрянул, а я, воспользовавшись моментом, бросилась к двери и выскочила из ларька в свежесть раннего утра. На улице было солнечно, красиво, а на душе противно – так, что хотелось выплюнуть наружу всю эту приторную горечь.
– Лора, постой, дурочка, шуток не понимаешь! – донеслось мне вслед, но я даже не обернулась.
Все. Больше нет работы, и не будет в моей жизни этого злополучного ларька “Пиво-сигареты”. Буду обходить его стороной. Нет в моей жизни последних прожитых суток. А значит, моего глупого поступка нет, Мансура и его унизительных слов тоже нет. Нужно просто вычеркнуть этот момент и забыть обо всем навсегда.
Дома я вспомнила о том, что скоро у Анж день рождения… Я попыталась переключиться на эту тему, но у меня ничего не получилось. И мысли снова вернулись к тому, что произошло несколько часов назад в ларьке.