Шрифт:
Глава 1
Дорога до Рагоина казалась бесконечно долгой, хотя вместе с шестью своими роудами Грисанд въехал в город уже к утру. Внутри Роха не унимался гнев, он рвал его на части, как голодный пёс. Эта девчонка достала до самого живого. Но хуже всего то, что его с неимоверной силой тянуло назад. К ней. Вопреки всей той грязи о нём, что слетела с её очаровательных, полных, сочных губ, он порывался вернуться и пройтись ремнём по круглой белой попке Лориан, проучить её как следует. Но Рох оставил её, уехал той же ночью сразу. Иначе он бы за себя не отвечал. И теперь из головы не выходила она, её гибкое тело, в которое
По груди, вторя этому желанию, пронёсся горячий вихрь, распаляя Роха до лихорадочной дрожи. С каких это пор его должны заботить её чувства? Проклятие. После, как вернётся, Рох не выпустить её больше, будет трахать до тех пор, пока она не признает его, не отдастся полностью и целиком, примет его.
Едва только посерел горизонт над крышами города, отряд остановился у ворот «Серебряный лис». Рох решил остановиться у Иллора, прежде чем явиться к энроу Бриан Мейтис. Заодно и узнает, что произошло здесь за время его отсутствия.
Едва Рох появился во доре, мальчишка-служка юркнул под навес, взбежал лестнице известить хозяина, что прибыли роуды. Иллор вышел навстречу, как только Грисанд спешился с жеребца. Глаза трактирщика растерянно с долей испуга бегали по лицам роудов, он услужливо пригласил всех к столу выпить по кружке эля и горячего вина. Рох не стал отказываться: почти беспрерывная скачка вымотала его изрядно. Да и бои прошлой ночью сказывались, и Рох даже не прочь поспать немного. Всё равно раньше завтрашнего дня покинет Рагоин, если, конечно, не найдутся ещё какие-нибудь важные дела.
Утром народа в трактире не было, а те, кто оставался, спали прямо на лавках. Рассадив роудов и приказав девке принести питья гостям, Иллор сам поставил наполненную пенистым элем кружку перед Грисандом. Рох внимательно разглядывал трактирщика, а тот ждал, пока его начнут расспрашивать.
– Говори, что тут, – отпил Рох чуть горького эля.
– Гардас тэн Лоиш, после того как ты уехал, бывал здесь не раз, всё выспрашивал о тебе…
Рох фыркнул – он и не сомневался.
– …Говорил, что ты увёз девицу одну, ту самую, – Иллор поморщился, – забыл её имя, кажется, Лориан. Да, Лориан Мейтис – дочь этого пьяницы Вильера.
Рох ощутил, как мышцы на плечах наливаются сталью, он застыл, вонзая острый взгляд в трактирщика. Тот, не зная куда деться, взял полотно, принялся неспешно стирать капли пены со стола – хоть как-то унять тревогу.
– Она ему не дочь, – проговорил твёрдо Рох. – И зачем же Гардас её спрашивал?
Иллор сглотнул сухо, бросая на Роха взволнованный взгляд.
– Он сказал, – трактирщик сжал полотно подрагивающей кистью, на которой не хватало одного пальца, – Лоиш сказал, что она… его невеста.
– Что? – Рох давил трактирщика взглядом, мысленно рвя того на куски.
– Он так сказал, больше я ничего не знаю, – на низком лбу Иллора проступил бисер пота.
Взявшись за кружку, Рох, сощурив в ярости глаза, припал к краю, делая большие глотки, унимая пыхнувший пожар. Одна мысль, что Гардас заявил права на Лориан, ввергала в бешенство. Пусть этот ублюдок отрубит себе руки и язык, иначе это сделает Рох.
– Когда он был здесь?
– Да уже два дня как. Может, сегодня ещё заявится.
Рох грохнул кружкой о столешницу, поднялся.
– Доложишь мне, если будут какие-то движения. А сейчас, – Рох глянул в сторону, где собрались потаскухи трактира, бросая на Грисанда похотливые взгляды, отвернулся – мне нужна комната и моим людям, накорми их как следует. И ко мне никого не пускай.
Трактирщик быстро с каким-то облегчением кивнул и подал знак одной из служанок, которая тут же встрепенулась.
Рох вернулся к роудам. За ещё одной кружкой эля переговорил обо всём, раздав поручения следить за трактиром, остальных отправил к Мейтисам разведать остановку. А после поднялся за служкой на второй ярус. Мальчишка, похожий на воробья, такой же юркий и быстрый, проводил до нужной комнаты. Её уже успели подготовить для Роха. Отпустив мальца и едва оказавшись внутри, Рох скинул сапоги и верхнюю одежду, чувствуя, как грудную клетку скручивают огненные жгуты. Нужно сохранять спокойствие, иначе он может оступиться. Только расслабиться ни черта не получалось.
Стянув тунику и омыв шею и грудь в прохладной воде, Рох завалился на ложе, закинув руку за голову, прикрыл веки. Ему нужен отдых, чтобы думать здраво, но чтобы сбросить напряжение и обеспечить хоть и короткий, но крепкий сон, стоило бы послать за одной из шлюх. Но только его воротило от мысли, что будет брать разделанную чьим-то членом дырку, тошнило, что пахнуть она будет не так, как пахнет Лориан, и смотреть на него замутнёнными жадностью и похотью глазами, хотя раньше его это устраивало. Но что-то произошло. Он до оглушения жаждал только одну, ту, которая была сейчас далеко.
Комната ещё вязла в ночных тенях, но в окне уже серело. Интересно, что делает сейчас его сладкая пташка? Едва Лориан предстала перед глазами, как по телу разнёсся горячий жар, будоража уставшее, уже утопавшее в зыбком тёплом мареве тело. Находясь вдали, её хотелось ещё больше, ещё острее, хотелось её чистого испробованного только им тело. Смотреть в бездну глаз, целого неба, звенящего, глубокого, непостижимого. Вся она была непостижима для него. Заводила страшно своей неприступностью, непроницаемостью. Хотелось сдавить её тонкие кости, впиться укусом в её губы – девственные и порочные одновременно, и вновь окунаться в её чистоту. Роха штормило от того, что она принадлежит только ему, что никто не касался её до него, никто не врывался членом, не ласкал пальцами. Он был у неё первым, и это будоражило, так что толкалось горячо сердце, и отвердевал до камня член, хотелось брать её без конца. Рох всё думал о том, чем эта непокорная пташка его так зацепила. В его постели побывало много девиц, опытные шлюхи с жадностью доставляли ему удовольствие, подставляя свои задницы его члену, ему никогда не приходилось напрягаться самому, чтобы доставить кому-то удовольствие, совершенно не прилагал к этому усилия, да ему было и плевать, что чувствуют они. А в голову Лориан до дрожи хотелось проникнуть и узнать её мысли, чувства.
Роху не хотелось причинять ей боль и хотелось одновременно… Она единственная, с которой он хотел быть и был осторожным, будто она одна на свете дырка, кукла с лазоревыми глазами, которую он жаждал драть, словно в ней одной собралась вся похоть и страсть, возбуждающая Роха до раздирающей на части одержимости. Влечёт своей чистотой, своим сладким возбуждающим ароматом, что вынуждал Роха сжимать её тонкую талию и входить глубоко, до упора, получать оргазм, смотря на сжимающиеся алые соски. Её хотелось гладить, ласкать, успокаивать, целовать губы. Он вообще редко кого целовал, только беспощадно вдалбливался в податливые тела, ведомый инстинктами зверя: разорвать, взять, подчинить, присвоить. А с ней, от вида её нежной шёлковой плоти, так тесно и порочно сжимающая его крупный член, по телу разносились толчки безумного зверского оргазма.