Моя панацея
Шрифт:
Но всё-таки Золотницкий оказывается сообразительным: спустя час он отзывается ответным сообщением. В нём лишь одно слово: “Хорошо”, и я смеюсь. Честное слово, это будет весело.
Ну что, товарищ адвокат? Пора познакомиться лично.
***
Действительно, у каждого есть тёмные пятна в биографии. Тайны и секреты, гремящие костями скелеты в шкафу. Масштаб только разный.
Обычно такие вещи прячут надёжно: за семью замками, сургучными печатями, в десяти коробках под кроватью. Их сложно найти, легко пропустить, не заметить.
Я курю уже третью сигарету, пью вкусный кофе и сверлю взглядом входную дверь. За ней, знаю это, караулит моя охрана, а стоящий у входа в ТЦ Марат непременно даст знать, что Золотницкий подъехал. Но я не могу оторваться — слежу.
Для этого рандеву я арендовал зал для курящих в одном из элитных ресторанов города. Владеет им мой старинный приятель — человек, с которым мы когда-то начинали не самый легальный бизнес. Прошли годы, мы оба превратились в уважаемых людей, но помощь друг другу оказываем при первой же возможности.
Вот и сейчас Виталий снова мне помог, а потом я чем-то подсоблю — на том и стоим.
Ресторан “Чикаго” расположен на самом последнем — двадцать пятом — этаже претенциозного бизнес-центра. Место тихое, дорогое, расчитанное для проведения деловых встреч и выгула лысеющими папиками своих длинноногих волооких нимф.
Мне приносят барную карту, меню, но я откладываю увесистые папки с золотым тиснением на край стола и жестом отпускаю официанта.
Проходит, наверное, десять минут, мой телефон наконец оживает.
“Припарковался”.
Марат не тратит время на долгие объяснения, которые сейчас точно никому не нужны.
Жду. Прикидываю в уме, сколько времени потребуется Золотницкому, чтобы добраться до ресторана и нажимаю кнопку на сенсорной панели, которая смотрится неким футуристическим элементом декора. Официант появляется, я заказываю стейк рибай с картофелем в золе — ностальгия по кострам, в которых когда-то запекали корнеплоды, и это казалось самым вкусным, что можно было придумать. Правда, тогда подобное блюдо ничего не стоило, сейчас же придётся вывалить за удовольствие почти три косаря.
Впрочем, деньги — мусор.
— Что-то на десерт? — интересуется официант, почтительно наклонившись ко мне.
— Нет, я на диете, — шучу, но официанту, похоже, не привыкать к разного рода зожникам и блюстителям фигур обоих полов.
Стеклянные, будто даже хрустальные, двери медленно разъезжаются и на пороге вырисовывается массивная фигура Золотницкого. Он нетороплив и вальяжен, немного брезглив и напыщен. В дорогом кашемировом пальто, с модно подстриженными светлыми волосами, он выглядит на своём месте.
Именно такие люди обедают здесь. Я когда-то страстно мечтал стать похожим: носить дорогущие шмотки, питаться в лучших заведениях, трахать самых красивых баб. К этому стремился. В итоге достиг и понял, что комфорт мне необходим, а вот без понтов вполне
Пока Золотницкий избавляется от верхней одежды, я слежу за его движениями: размеренными, плавными, в чём-то даже мягкими. Это обманчивое впечатление — в зале суда он превращается в настоящего зверя, крушащего всё на своём пути. А если взять в расчёт его габариты, почти двухметровый рост и широченные плечи, то зрелище поистине устрашающее.
Я взмахиваю рукой, Золотницкий скупо улыбается, осматривается по сторонам, будто у нас тут тайное свидание, и плавно идёт в мою сторону. Если его и удивило, что в обеденном зале никого, кроме меня, он не подаёт виду — у него вообще отличная выдержка.
Приподнимаюсь, протягиваю руку, и Золотницкий мешкает, но всё-таки тянет свою в ответном жесте.
— Семён Львович.
— Максим Викторович.
Скупой кивок, а я машинально отмечаю мягкость его ладони. От Золотницкого веет достатком, деньгами и респектабельностью — да, это именно то слово, которое он олицетворяет всем своим видом.
Я навёл справки, выяснил через знакомых риелторов, за какую нехреновую сумму продала свою квартиру недоразвитая любовница Павла. Семьдесят кусков, чёрт возьми. Семьдесят! Это охренеть какие бабки и почти все она готова вывалить перед Золотницким за спасение Павлика. Ну не идиотка ли? И кого в этом винить, кроме её дурости?
— Максим Викторович, вы же понимаете, что наша встреча неофициальная? Её вообще не должно было быть, но…
— Заказывайте, Семён Львович. Тут потрясающая кухня.
Золотницкий берёт меню, несколько минут изучает его страницы и всё-таки выбирает утиную грудку с карамелизованной тыквой.
— Если вы хотите надавить на меня, не получится, — заявляет категорично, пока я добавляю к своему заказу порцию старого доброго Хеннесси.
— Пить будете? Тут прекрасный алкоголь, на любой вкус.
Я смотрю на него, он будто бы незаметно втягивает носом воздух, и ноздри слегка трепещут.
— Бокал мартини с оливкой, пожалуйста, — бросает раздражённо.
— Тоже очень люблю Джеймса Бонда, — усмехаюсь, а Золотницкий складывает кисти рук на столе.
— Максим Викторович, давайте сразу к делу. Вы меня будете шантажировать?
— То есть вас не волнует, откуда я знаю вашу… тайну?
— Тайна на то и тайна, чтобы рано или поздно о ней узнал кто-то, — холодно говорит Золотницкий.
Официант приносит наш заказ и пока расставляет на столе тарелки с ароматными и до звезды красивыми блюдами, подносит алкоголь, мы молчим. Золотницкий с преувеличенным интересом рассматривает обеденный зал, а я слежу за ним. Он надеется, что я не продавлю его — иначе бы не пришёл. Есть тайны, которые нельзя предавать огласке. У Золотницкого, видимо, именно такая. Но он не собирается сдаваться без боя и капитулировать — даже своё поражение он примет с высоко поднятой головой.