Моя плоть сладка (сборник)
Шрифт:
Я попытался вспомнить. Я увидел мокрые окна, хмурого старика и руку...
— Вспомнил!— воскликнул я.— Он держал какую-то бумажку. ;
— Да. Это был билет в музей!
Удар потряс меня. Голубые билеты! Я ведь сам видел их, когда думал о мадемуазель Огюстен, сидящей в будке!
— Да, он давал нам доказательство своего пребывания в музее. Он не говорил прямо — у него свой код. Он выполнил свой долг и не виноват, что полиция оказалась слепа. Но это его не остановило, и он еще дважды нам намекнул.
— Каким образом?
— Он сказал нам, что вот уже сорок лет уходит играть с друзьями в карты. Он сказал, что был там и в ночь убийства. Нам только и оставалось, что проверить его заявление, и мы бы узнали, что оно липовое. Это было полным доказательством. Но я, идиот, не подумал об этом! Потом еще лучше. Он знал, что мы не могли не заметить битое стекло в коридоре. Ты помнишь, что он сделал?
— Ну, продолжай!
— Подумай! Мы собрались уходить. Что дальше?
— Ну... какие-то старые часы начали бить...
— Да, и он взглянул на свою руку, на которой не было часов. Он нахмурился и посмотрел на другие часы. Джефф, эту пантомиму надо понять. Привычка! Часов нет, но он смотрит на руку.
Да, все так и было. Бенколин прав.
— Несколько раз он готов был почти сдаться. Помнишь, когда вмешалась его жена? Он проявил почти сверхчеловеческую власть, взглядом заставив замолчать мать, у которой убили дочь. Да и разговаривал он довольно резко. Даже это могло насторожить.
— Но что вы сделали? — спросил Шамон.
— Перед приездом сюда,— медленно проговорил Бенколин,— после того как я узнал, что случилось, я позвонил Мартелю. Я сказал ему, что все знаю, сообщил ему об имеющихся доказательствах и сделал некоторые намеки.
— Ну?
— Он поздравил меня.
— Опять хвастовство! — возмутилась Мари Огюстен. — Аристократы! Этот человек — убийца! Он совершил жестокое и хладнокровное убийство. И что вы сделали? Вы дали ему возможность бежать.
— Нет,— холодно возразил Бенколин.— Но я хотел это сделать.
— Вы хотите сказать...
Бенколин встал. Он печально улыбнулся.
— Я хочу сказать, что этот игрок попал в положение, хуже которого я никому не мог бы пожелать. Это может стоить мне службы, но я буду судить его по законам Мартелей. Мадемуазель, вы можете принести сюда телефон? У вас хватит провода?
— Не думаю, что понимаю вас...
— Отвечайте, вы можете это сделать?
Мари Огюстен встала, обиженно поджав губы, и вышла. Вскоре она вернулась с телефоном. Поставив его на стол, она села на свое место.
— Если мсье объяснит, в чем дело...
— Благодарю. Я буду говорить так, чтобы все слышали. Джефф, придвинься ко мне.
Я повиновался. Что он будет делать? Бенколин встал.
— Алло! Бульвар Инвалидов, 12-85...
Глаза Бенколина были закрыты, ногой он отбивал такты.
— Это номер Мартеля,— объяснил Шамон.
— Алло! 12-85? Спасибо. Я хочу поговорить с полковником....
Огюстен громко засопел.
— Он сидит в библиотеке,— сообщил нам детектив.— Да? Полковник Мартель? Говорит Бенколин.
Он держал трубку, чуть отодвинув ее от уха. В комнате было так тихо, что мы услышали ответ.
— Да, мсье! — сказал голос.— Я ждал вашего звонка.
— Я хотел вам сообщить, что уже пора...
— Да?
— Я говорю, что вынужден получить ордер на ваш арест...
— Естественно, мсье! — Голос звучал нетерпеливо.
— Я упоминал о. скандале, который может разразиться вокруг вашего имени. Вокруг вас, вашей дочери и вашей жены...
— Ну, мсье?
— И я уже спрашивал, имеется ли в вашем доме яд. Вы ответили, что у вас есть цианид. Вы сказали, что это безболезненно и быстро и...
— Я снова повторяю мсье,— прогремел голос Мартеля,— что я готов к игре и не боюсь гильотины,
— Дело не в этом, полковник,— мягко произнес Бенколин.— Допустим, вы получили мое разрешение выпить цианид вместо...
Мари Огюстен вздрогнула...
— Вы настоящий спортсмен и если хотите остаться...
— Не понимаю.
— Если вы выпьете этот цианид, полковник, ваша вина искупится. Я сумею сохранить дело в тайне. Связь вашей дочери с клубом и ее дела останутся скрытыми от всех. Клянусь вам! А вы знаете, что я умею держать слово.
Мы услышали тяжелое дыхание.
— Что... Что вы имеете в виду?
— У вас единственный шанс, полковник. Ваше имя останется честным для всех, кто носит его. Для всех! И если я, представитель полиции, говорю это, значит, так и будет. Подумайте о возможных последствиях. Как вам иначе удастся избежать разговоров и сплетен, что ваша дочь была проституткой?
— Ради бога! — прошептал Шамон.— Остановитесь!
— Я не смогу спасти вас от этого, полковник.
— Пока я не понимаю...
— Позвольте вам объяснить. Цианид у вас в руке?
— На столе. В маленьком пузырьке. Я много думал об этом...
— Примите его, полковник. Да! Да! Это будет честная смерть.
Наступило молчание. Бенколин продолжал отбивать ногой такты.
— Поняли? Отец смыл позор своей дочери со своего имени. У вас есть карты на столе? Нет, нет, я не шучу... Есть? Великолепно! Теперь, мсье, я предлагаю... Берите наугад две карты. Первую — для меня, вторую —себе. Так. Вы один, никто не узнает, какие это карты, но мне вы скажете...