Моя прекрасная повариха
Шрифт:
– Какой-то он у вас скучный, – сказал я. – Не приболел?
– Нет, он просто устал и какать хочет, – ответил Нар. – А горшок мы не взяли.
Я со вздохом приказал не мучить животное и отнести в сад на травку. Глория взяла сурка, который прильнул к ней, как к родной, и спросила:
– Вы правда думаете, что у меня получится, дядя Фьярви?
– Я уверен, – кивнул я. – Ты будешь великой волшебницей, Глория.
Дети вышли из дома, и я увидел в окно, как сурок неуклюже припустил к кустам барбариса. Кажется, это была попытка побега, впрочем, напрасная: от Нара
Да, иногда так бывает. Ты на каком-то внутреннем чутье можешь справиться со сложной задачей, но когда она разбита на кусочки и этапы, ты начинаешь в каком-то смысле пасовать перед ней. Лишь бы Глория не узнала, что ее папаша сбежал из Благословенного края! Хватит с нее потрясений.
Азора обнаружилась в той комнате, которую я когда-то отвел под библиотеку: она сидела среди книг и что-то выписывала в тетрадь. Я постучал по двери – Азора встрепенулась, подняла голову от записей и улыбнулась, увидев меня.
На душе сделалось легко и спокойно. Когда она вот так улыбалась мне, я чувствовал прикосновение солнца к сердцу. Я больше не был гномом-изгнанником, и пусть мой клан был небольшим, зато все мы любили друг друга.
– Добрый вечер, – улыбнулся я в ответ, понимая, что со стороны выгляжу влюбленным дурачком с улыбкой до ушей. Ну и пусть. Азора надо мной не будет смеяться, а до остальных мне нет никакого дела. – Чем занимаешься?
– Привет! Вот, купила в книжном несколько книг с рецептами, – она показала мне обложку одной из книг, и я увидел весьма талантливо нарисованную жареную курицу с картофелем. – Домовые обещали мне помочь с готовкой, но… Ты знаешь, что они когда-то работали на королевской кухне?
– Знаю, – я сел на диван и устало прикрыл глаза. День выдался не то что бы сложный, но длинный. – В моем царстве для меня нет секретов.
Азора рассмеялась.
– Как ты хорошо это сказал о царстве. Вот, кстати, послушай: филе лосося, запеченное в пергаменте, с овощной соломкой и картофельными и морковными шариками. Как тебе?
Звучало, конечно, так, что я невольно почувствовал аппетит. Но Азора, кажется, придерживалась другого мнения и торопливо объяснила:
– Это хорошо на обед. Но на конкурсе должно быть что-то оригинальное. Я узнала, что именно готовят Фуг и Ронетт. Фьярви, мне никогда не обойти их! Даже с домовыми с королевской кухни!
Я ободряюще улыбнулся. Азора не была профессиональным поваром, который учился в столичной академии – но она имела то чутье, которое помогает достичь величия, если идти за ним следом. Волнения? Это нормально. Трепет и страх? Да! Но я знал, что они ей не помешают победить.
– Я точно знаю одну вещь, – заговорщицким тоном произнес я. – Вернее, даже не вещь, секрет. И ты должна его увидеть.
– Что за секрет? – спросила Азора, закрывая книги и свои записи. Я улыбнулся.
– Идем. Тебе понравится.
Горы рядом с Келлеманом – так, пустяк, по-гномьим меркам холмики. Вот бы отвезти Азору в настоящие горы, которые подпирают небо, врываясь вершинами к Мировому
– Иногда важна не гора, – сказал я, когда экипаж высадил нас возле старой прогулочной дорожки. – Иногда важно то, что рядом с ней. Я завяжу тебе глаза, не бойся.
Азора улыбнулась.
– Я и не боюсь, – искренне ответила она. – Теперь мне совсем не страшно.
– Вот и хорошо, – сказал я, вынимая из кармана широкую шелковую ленту. Азора наклонила голову, я завязал ей глаза и объяснил: – Это называется харнанзунд бартхан ундун. Точного перевода нет, но я попробую растолковать, что это.
Азора выпрямилась, некоторое время стояла, поводя головой то влево, то вправо и привыкая к повязке, а потом протянула мне руку. Сумерки мягко сгущались рядом с нами; я обернулся в сторону города и подумал, что Дархан сейчас укладывает ребят спать. Впрочем, вряд ли Нар, Очир и Глория вот так сразу заснут – будут рассказывать страшные истории, пока Дархан не рыкнет.
Да, мой клан невелик и разношерстен – но мы любим и бережем друг друга. И это самое главное.
– Иногда у гномов встречается болезнь души, – начал я, взяв Азору за руку и осторожно ведя по тропе. – Вроде бы с виду все в порядке, но гном начинает тосковать. Ему чего-то хочется – а он и сам не знает, чего. Он вроде бы чего-то боится – но не может объяснить, что именно его пугает. Он растерян, и эта растерянность глубже с каждым днем.
Тропинка поднималась все выше по склону горы. Я шел впереди, и впервые за долгие годы мне казалось, что я возвращаюсь домой. Вот горы, вот моя жена, вот я – мой мир лежал передо мной, открытый и чистый.
– Это выглядит, конечно, как баловство, – продолжал я. – Кто-нибудь из людей скажет, что гном просто обленился, делать ему нечего. Корову бы ему, а лучше две, и всю дурь как рукой снимет. Но дело не в этом. За растерянностью приходит тьма и начинает потихоньку стачивать душу. Осторожно, тут ступенька…
Тропинку проложили много веков назад. Тогда на месте Келлемана было гномье поселение, но те гномы сочли здешние горы слишком ничтожными для того, чтобы построить подземный город, и покинули эти края. Потом сюда пришли люди, жизнь шла своим чередом – и мы с Азорой шли, поднимаясь все выше и выше. В колючем кустарнике цвиркнула потревоженная птичка: удивилась, что кто-то притащился сюда на ночь глядя. Фыркая и отплевываясь, тропинку перебежал лис и изумленно уставился на нас.
– Гном и эльфийка! – так и говорил весь его вид. – Ничего ж себе дела!
– Хуже всего то, что эта болезнь души каким-то образом передается другим гномам, – сказал я. – Постепенно весь клан может погрузиться в оцепенение – а это очень плохо, сама понимаешь. Гномы живут среди врагов и порождений мрака, и если ты не сможешь держать в руках топор и махать им, то долго не протянешь. Тогда наши маги и изобрели этот обряд. Харнанзунд бартхан ундун исцеляет раненую душу.