Моя профессия спаситель
Шрифт:
Зато мальчишка, с гоблинскими криками скачущий по дивану, казался абсолютно, даже излишне здоровым.
— Счастье мое! Спасите! — профессиональной плакальщицей взвыла старушка. — Скорее! Воды! В больницу! Операцию! Ну что же вы медлите? — бабуля наконец выпустила ладонь Ани, трагически заломив руки. — Не дайте погибнуть! Счастье мое!
Сатор покосилась на голосящую кошку, на мрачную служанку, поставила-таки раскладку на стул и подошла к дивану. Мальчишка на нее никак не отреагировал, продолжая с гиканьем прыгать.
Жить дивану,
— Вы уверены, что ваш внук на самом деле выпил капли?
— А вы думаете у меня старческий маразм? — возмутилась дама и бурно разрыдалась, шумно сморкаясь в здоровенный платок с кружевцами.
— Ну да, — буркнула Анет, прикрыв глаза: почудилось вдруг, что перед ней трое пацанов скачут, а вовсе не один. — Тебя как зовут?
Мальчишка ее вроде бы вовсе не услышал, поистине спортивным прыжком сиганув прямо на подлокотник. Бабушка ахнула, служанка помянула хаосовых тварей, кошка взвыла дурниной, диванные пружины угрожающе скрипнули, ребенок победно взвизгнул и издал вопль, уж вовсе ни на что не похожий.
А арсенал педагогических навыков госпожи Сатор иссяк окончательно. В дальнем углу этого самого арсенала завалялось что-то про конфеты: вроде бы детей положено сладким угощать, но в данной ситуации это знание вряд ли могло помочь.
— Стоять! — рявкнула Анет. — Руки на ширину плеч!
Странно, но послушались все, руки поднимать, правда, никто не стал, но даже кошка замолчала. А мальчишка, замерший напротив Ани, сунул большой палец в рот, став в десяток раз милее.
— А на шилину плечь — это как? — подумав, не слишком внятно поинтересовалась прелесть, явно не выговаривающая букву «р».
— Я имела в виду «руки по швам», — призналась Сатор. — Тебя как зовут?
— Счастье! — не задумываясь, отозвался мальчишка.
— Чье?
— Всехшнее, — уверенно пояснил ребенок, кажется, стремительно теряя к доктору интерес.
— Счастье мое! — взвыла отмершая бабушка, опять цапая Сатор за руку.
Ладонь Анет не дала и попыталась задвинуть старушку себе за спину.
— Ты зачем бабушкино лекарство выпил? — спросила строго.
Ребенок серьезно посмотрел на Ани синющими — точь-в-точь васильки! — глазами и вынул палец изо рта.
— Потлебности детей необходимо удо-вот-лет-во-лять немедленно, — сурово сообщила прелесть и гордо заявила: — Стих! В пустыне дохлой и пустой… — затянул мальчишка с упыриным подвыванием.
Тут-то Анет и осознала, что сумасшествие гораздо ближе, чем ей всегда казалось.
— Ляг, пожалуйста! — переорать какофонию, которая не только началась снова, но и набрала обороты, оказалось непросто. — Мне нужно тебя осмотреть!
Что ей там нужно, окружающих интересовало меньше всего. Бабушка причитала, поминая ушедших «на рассвете жизни» и норовя схватить Сатор если не за руку, то хотя бы за плечи. Служанке приспичило что-то объяснить про ватерклозет, а еще свою невиновность. Кошка с постоянством, достойной лучшего применения, вопила, ребенок подвывал про чью-то там несвоевременную, но жуткую гибель.
И будто этого мало было, в комнату еще и здоровенный, желтовато-белый попугай влетел, нагло спланировал прямо над кошачьей головой, уселся на покачнувшейся люстре, расправил-встопорщил шикарный гребень, снова сложил, уставившись на Анет круглым черным глазом.
— Ну ты и сте-ерва! — сообщил с уважительным недоумением.
Ани согласно кивнула и, сев на край дивана, устало потерла лицо. В комнате повисла благословенная тишина.
— Теть, ты чего? — детский кулачок толкнул Ани в плечо. — Помел’ла?
— Еще нет, — нехотя отозвалась Сатор, — пока просто устала. Но такими темпами мне немного осталось.
— Да ладно, уговолили, пойду я спать, — обиженно прогундосил мальчишка.
— Иди, — согласилась Анет, — спать детям полезно. Только сначала скажи, зачем ты бабушкины капли выпил?
— Не пил я ничего, — ребенок, кажется, насупился. Впрочем, за это Ани поручиться не могла, она же мальчишку не видела, но голос у него звучал именно насуплено. — Я их в голшок вылил.
— В какой горшок?
— В свой, чужих-то никто не плинес, — фыркнула прелесть.
— А зачем ты их вылил?
— Ну как? Папа же говолил пло бабушку «бесселдечная калга». Зачем лекалство, когда селдца нету? Так совсем ничего не будет.
— Логично, — согласилась Сатор. — Зачем пить капли от сердца, если его нет. Выходит, ты бабушку спасал?
— Ну да, — гордо ответил ребенок.
— Ты молодец, — похвалила Анет прелесть, вставая, — хотя хорошую порцию ремня я бы тебе все равно прописала. В профилактических целях.
Мальчишке ее предложение явно не понравилось, он даже возразить что-то пытался, вот только Сатор его уже не слушала. Потому как бабуля «счастья», предусмотрительно оглянувшись, рухнула в кресло и закатила глаза. Вполне возможно, что ее зять был совершенно прав, и сердцем старушка не обладала, но хваталась она все же за левую грудь.
— Ах ты ж сте-ерва! — восхищенно протянул попугай.
— Гип-гип, ула! — завопил пацан. — Дамы и господа, мы плодолжаем наш вечел!
«Удивительно точно подмечено!» — оценила Ани. Мысленно, понятно, оценила. Но ведь вечер на самом деле пока заканчиваться не собирался.
В работе на СЭПе было много нюансов и прелестей, которые обычным людям и не понятны и не доступны. Но Сатор больше всего «любила» вечерние подъезды и дворы — именно вечерние, а не ночные. Ночью-то что? Тихо, спокойно, разве что пробредет вдоль стеночки пьяненький мужичок, предвкушающий встречу с нежной супругой, а оттого вежливый даже с уличными котами. А все нормальные граждане тихонько сопят в своих постельках, не слишком же нормальные сидят по крысиным норам, ну или в переулках неосторожных господ поджидают, в подъездах же им делать нечего.