Моя профессия спаситель
Шрифт:
Другое дело вечер, когда уже стемнело, семейные ужины съедены, но спать еще вроде бы не пора. Тут тебе и молодежь, озадаченная проблемой убийства излишков свободного времени. И страдальцы с горящими трубами и полным отсутствием возможности их залить. И придурки, озабоченные отсутствующим, но таким необходимым кайфом. И неуравновешенные личности, обделенные женским вниманием. В общем, кипит ночная подъездно-дворовая жизнь, ключом бьет. Остается молить Близнецов, чтобы не по башке ударило.
Рассказывали, что по весне на окраинной подстанции одна фельдшер,
Короче говоря, своей приобретенной боязни темных подъездов Анет не удивлялась, а просто старалась проскочить лестничные пролеты едва не бегом, вылетала из дверей, как пробка из бутылки: быстрей бы до кареты добраться, да дверцу за собой захлопнуть. И плевать на глумливый гогот подростков, оккупировавших лавочки, днем бабушкам принадлежавшие. Тут не до гордости.
Сатор плюхнулась на сидение, сунула чемодан в ноги — ставить его в салон, соблюдая инструкции, сейчас меньше всего хотелось. Ани казалось, что сама темнота ее в спину подпихивает, требуя как можно быстрее оказаться в безопасности, рядом с нормальным человеком.
Нормальный человек, то есть лысый водитель с рысьими ушами, по-сорочьи глянул на доктора, перекосился набок, роясь в кармане, и зачем-то протянул Анет не слишком чистый платок. Сатор дернула подбородком, мол: «Это ты к чему?», Ретер ткнул костяшкой в собственную скулу и вопросительно брови поднял — в общем, полное взаимопонимание, в словах не нуждающееся.
Ани отерла щеку, показавшуюся с чего-то мокрой, повернула водительское зеркальце, разглядывая три шикарные царапины, больше порезы напоминающие, украшающие собственную саторовскую физиономию.
— Вот ведь… — тихонько рыкнула Анет, едва удержавшись, чтоб не выругаться.
Промокнула предложенным платком щеку, даже не вспомнив про стерильные и, наверное, гораздо более уместные бинты, снова собой полюбовалась. От промокания царапины менее заметными не стали.
— Это тебя так пациент разукрасил? — буркнул водитель, возвращая зеркальце на место и перебирая шнуры амулета управления.
— Ага. Когда с карниза снимала.
— Больного?
— Кошку. Хотя о состоянии ее здоровья ничего сказать не могу, не обследовала. Может, и вправду больная.
— А зачем ты ее снимала? — ворчливо спросил Ретер, кажется, едва удержавшись, чтобы пальцем у виска не покрутить.
— Она нуждалась в экстренной помощи, — с расстановкой пояснила Сатор, снова повернув зеркало к себе. Никаких улучшений на лице не наблюдалось, наоборот, царапины вроде бы еще и припухли. — Я эту помощь оказала. А она…
— Тварь неблагодарная? — предположил лысый, зеркало у Анет не только отобрав, но и какой-то винт на держатели подкрутив.
Наверное, для того, чтобы Сатор на драгоценность больше не покушалась.
— Да уж, с благодарностью в этом мире наблюдаются явные проблемы, — согласилась Ани, обидевшись и на кошку и на собственного водителя.
— Ты с деспетчерской связываться будешь?
— Нет, не буду. Сейчас завалимся в кабак, погуляем.
— Ты чего огрызаешься-то? — искренне удивился водитель.
Свое удивление Ретер он умудрился выразить не только лицом или там позой, но даже волосатыми ушами. Получился эдакий ошарашенный филин. А вот Сатор стало стыдно, причем не менее искренне.
— Извините. Это у меня…
— Да что я, не человек, что ли? — прогудел «филин», наконец, активировав амулет и выруливая ящера из темного, как колодец, двора. — Человек. И понятно мне все. Невры, они такие.
— Нервы, — машинально поправила Ани, глядя в глянцевое, будто краской замазанное окно.
— Да хоть как! Ты вот что, переговори-ка с Эшелом. Он просил тебе передать кой-чего, но ты сама переговори, а то я и спутать могу или там насоветовать не того. А он парень молодой, башковатый. Поможет, ежели чего.
— Так что он вас передать просил?
От вопроса, кто такой Эшел, Анет к счастью воздержалась, вовремя вспомнив, что так вроде бы звали водителя их бригады. Вернее, водителя их бывшей бригады. То есть, водителя Нелдера — вот как совсем-то точно.
— У него, говорю, спроси. Не дело мне в бабские драчки лезть, — недовольно отозвался Ретер.
— Вторая баба — это, надо понимать, Эшел? — уточнила Ани.
— Ну смейся, смейся, — совсем уж раздраженно проворчал лысый. — Гляди, девка, дохихикаешься.
«Да я, кажется, уже, — подумалось как-то отстраненно и не очень-то заинтересованно. — Правда, только хаосовы твари и знают, до чего именно».
— Спасибо, дядька Ретер. С Эшелом я после смены поговорю.
— Ну вот так бы сразу, — довольно прогудел водитель, лихо и со вкусом закладывая на повороте крутой вираж. — А то прям как неродная: «господин», да «господин». Ниче, мы из тебя еще слепим человека! Знаешь, какие конфетки порой выходят из настоящего… К-хм! — лысый конфузливо кашлянул. — В общем, все хорошо будет, увидишь.
Ани предпочла сделать вид, что ничего такого не слышала, да и вообще оглохла. Сидела, рассматривая в черно-глянцевом отражение ссадины на собственной физиономии. И вяло размышляла о том, что вот как оно бывает: считаешь ты себя вполне конфеткой, а другие тебя видят… Ну тем, из чего конфетку только еще предстоит слепить.
Вот воистину свежая и мудрая мысль! Главное, остроактуальная.
Глава 14
На смену Ани шла без особой радости: выходные она провела совершенно бездарно, невесть зачем прячась от всего мира в квартире-каморке, и вылезла только раз, чтобы навестить «свою» старушку. Правда, до больницы она добиралась по шпионски, задками, опасаясь встречи с Саши, с Нелдером и со всеми хаосовыми тварями скопом.