Моя профессия ураган
Шрифт:
— Но? — спросил Крат.
— Эта гаэтана Вас любила! — не выдержав тупости, закричал теперь уже Чак. — И не только тебя, но и тебя, тебя и тебя, — он тыкал пальцем. — Причем, даже несколько человек одновременно. Они развивают свою способность спонтанного сосредоточения настолько, что могут по желанию полностью сосредоточиться на чем-то, полностью забыв все окружающее, холодно ли, горячо, долго или коротко, шумно или тихо. Так уйти, что сознание словно становится самим объектом, настолько уходит в него мысль. Она становится вами, все свое "я" исчезает в этом сосредоточении. Но это только ничтожная, первичная стадия. Дальнейшее упражнение приводит к тому, что она может мыслить ясно и чисто, абсолютно концентрированно несколько мыслей одновременно, наблюдать несколько источников, требующих внимания,
Крат только сдавлено ахнул…"
Отец еще много рассказывал о гаэтанах, о том, как Чак объяснял им, как они этого достигают. К сожалению, Чак не был женщиной, да и отец тогда не обратил внимания на женские примочки.
Глава 5
Я отвлеклась лишь на мгновение. Воспоминание тоже вернулось в мгновение. Так за одно мгновение музыканты вспоминают звучание произведения, целую сонату детализировано.
Я еще долго оправдывала гаэтан, бестолково зачем-то доказывая, что они не шлюхи. Но это мне не помогло. Потом мне это надоело.
— Ты слушаешь меня! — крикнула я. — Если ты и так знаешь, то не слушай!
— Но все-таки Чара… — неуверенно проговорил он.
— Чара, между прочим, отличный человек. И многими любима!
— Мужчинами. И очень многими, — согласился тот.
Я успокоилась.
— Правильно…
— Так вот, как женщина, я не могла не устоять и не расспросить о том, как она этого добивается…
Я вспомнила этот разговор. Я ужасно стыдилась, когда вела его. Все-таки, он касался физиологии и детям лучше не читать. А я еще таки молоденькая девочка, еще не замужем.
— Как ты добиваешься того, что они сходят с ума? А те немногие, что были с тобой близки телом, которых ты милостиво допустила до себя, те вообще невменяемы. И, даже если ты их оставила, они до смерти не могут смотреть ни на каких других женщин, кроме тебя. Бродя вокруг потерянной тенью… Моля о милости. Ты что, доставляешь в постели такое удовольствие, что они не могут этого забыть? Как ты этого достигаешь? Что-нибудь особое, как у куртизанок?
Я никогда не забуду то презрение, и даже гадливость, мелькнувшую в ее взгляде на меня от этого вопроса. За минуту такая дружелюбная, она содрогнулась от отвращения. Только внимательный ее взгляд на меня, увидевший, что я совсем невинна и не хотела ее оскорбить, положил конец этому странному поведению.
— За кого ты принимаешь меня?!? — воскликнула она возмущенно. Потом, поглядев на мое недоуменное и расстроенное от внезапной смены ее отношения ко мне лицо, и, очевидно, поняв, что я не хотела обидеть ее, она успокоилась. А потом фыркнула, снисходительно объясняя.
— Не будь дурой… Бляди, я имею в виду шлюхи, умеют делать всякие такие гадкие штуки и доставлять такое "удовольствие" — лучше не надо! Они уж умеют доставлять мужчинам максимум удовольствия, поверь. Но вот кто их любит? — она помолчала. — Наоборот! Проституток, и всех доставляющих "удовольствие" подстилок и извращенцев презирают, испытывают гадливость, отвращение, иногда даже ненавидят. Смешно даже повторять, что высокая одухотворенность настоящей любви будет разбита грязными и грубыми вибрациями. Будто думать, что высокое просветление молитвы можно удержать грязной мыслью или, прости, даже онанизмом. Просто глупость несусветная и очевидная это, но омраченные дураками и растлителями не способны видеть самое очевидное. Там, в грязи, не может быть экстаза любви. Ничто нечистое не получит и не сохранит любовь. Даже криминальники презирают и ненавидят до отвращения тех забитых существ, которых используют, чтобы доставлять им в тюрьме то самое "удовольствие" всеми мыслимыми и немыслимыми извращениями, о которых ты и толкуешь… За удовольствие не любят. Нет более позорного оскорбления и унижения даже для бандита, чем назвать его так…
Я поперхнулась
— …О котором ты желаешь знать, — поправилась, наконец, она, имея в виду удовольствия, а не способы. — Даже само упоминание о всем этом, всей этой мерзости "удовольствия" даже в книге способно безвозвратно испортить и настроение и аппетит. И дело не зависит от того, хочешь ты этого, или не хочешь. Есть просто жесткие законы психики. Ты просто не сможешь удержать, например, если это литература, светлое и одухотворяющее настроение, которое эта же книга пытается создать. Кусочек дерьма испортит любую бочку меда.
Некоторые авторы стихов, к примеру, допустят не чувство, а описание чего-то грубо физиологического, а потом удивляются, почему их стихи не любят? Куда ушло у читателя, как сквозь пальцы то чувство, которое он хотел создать?
Отчего вдруг гадливость разбила все очарование, исчезнувшее без следа? У одного писателя я нашла рассказ, как у одного юнца сильная влюбленность вдруг испарилась без следа от запаха изо рта "любимой". А потом он удивляется, куда делись чары?
— Значит? — я пристыжено замолкла.
— Значит! Поверь доке. Значит что проституткой в постели став, не только любовь не обретешь, но и себя загубишь. Во всем есть черта, которую перейти опасно, ибо раз переступив, воротиться назад невозможно. Есть вещи в отношениях с мужчиной, совершив которые вернуть его преклонение, быть для него светом, ведущей, даже просто заставить его испытывать уважение к тебе — невозможно. Не обманывайся, не слушай сладкие речи "продвинутых" для дурочек — невозможно. Уважать он тебя просто не сможет — такова нормальная природа мужчины. Для него ты всегда будешь человеком второго сорта, стерва, бл…, даже если он "не имеет предрассудков" и поражается твоей "раскованностью" в сексе. Не верь тем "удивительно раскованным и продвинутым в сексе" женщинам, что бы они не говорили… Мужчина может их желать. Даже очень сильно желать, чтоб его попользовали таким тошнотворным образом. Но любить — нет. Тут нет исключений. Ибо это против природы духа. И здесь закон. Любовь как стремление к совершенству не совместима с безобразием. Которое есть характеристика психикой разложения духа. Глупа и жестоко невежественна та, которая думает иначе. И жизнь жестоко платит ей. Закон духа, который не обойти, который не может иметь исключений и остаться в грязи, лишает ее любви, ибо закон жесток.
Я молчала, думая. Сопоставляла проституток, бл…ей среди знакомых порядочных женщин, и видела, что это правда.
— Я не понимаю, как тебе в голову могло прийти что-то подобное об удовольствии. Даже самая крутая школьница понимает, что "давая" парням, не завоюешь популярности и авторитета среди парней. Только ярлык несмываемый бляди и табу на всю жизнь на серьезное отношение к себе. Это не тот путь, что может снискать внимание… Но вернусь к поэзии — тебе это ближе. Дело в том, что тонкое чувство, в стихах ли, в поэзии, в жизни крайне легко разбивается грубыми касаниями и упоминаниями. Часто одно грубое касание может навсегда унести высокую напряженную мысль, тонкое чувствование. Один поэт, как-то подарил мне свои стихи, которые он считал гениальными. Не помню уже что, но там было несколько остро натуралистичных сцен… Даже не любви, а просто еды.
Не долька там лимона, конечно, а вкус мяса или чего-то там, как он его разжевывает, какие там прожилки. Не помню… И меня просто вырвало.
Пережеванное не вкусно. И все. Хоть мы все едим… И поэт не понимал, почему его стихами подтирают задницу, — грубо сказала Чара. — Так это даже стихи не любят, а если женщина… Что ей подотрут? О каком рождении любви будет идти речь среди грязи?
— Но, постойте…
Но Чара не слушала меня.
— Даже любой монах скажет тебе, как одна нечистая мысль способна разбить без следа все светлое хрупкое настроение сердца. Беда в том, что дух, духовность, любовь, духовный путь все остается отвлеченностью. Если б они хоть раз пережили, как важна чистота мысли для чувств сердца, то они не мыслили бы, что можно сохранить любовь нечистыми способами. Дело в том, что не верят в объективность духа. И в реальное чувство любви. Которую разбить — раз плюнуть.