Моя профессия ураган
Шрифт:
Он раскрыл рот. Его перекосило, как обезьяну.
— Живо на дерево!!! — отчаянно завизжала я.
Но было уже поздно — одним страшным мгновенным ударом в ногу всадника копытом Дар раздробил ее в колене и сбил коня на землю, сломав ему хребет…
Только потому, что я страшно завизжала и рванула Дара, копыто его сразу не приложилось к голове этого воина и промахнулось на несколько сантиметров…
Несколько минут стояла страшная ругань — я бешенно материлась, сыпля ударами по коням, рвя Дара и ногами сбивая с траектории прямо с седла Дара кобылиц, которые пытались убить его и уже сломали ему руку… Я и сама не знаю, как я смогла отбить этого дурака
— Ежики-мурежики квашенные! — бешено тонко кричала я. — Елики-ролики драные, папа ваш зеленый! Дролики-молики ерфиндер твой пуп!
Я аж устала от своей ругани и безуспешных попыток отогнать коней словами, хоть выкручивай.
Только мои сильные удары в морду лошадям, заставившие их хоть на минуту забывать от злобной ненависти помогли мне спасти его, хоть большинство кобылиц не обращали на мои удары никакого внимания, пытаясь достать его…
— Брось оружие, идиот, это же боевые кони! — заорала я, все же успев выхватить его из этого месива копыт… А потом, перекинув с трудом его через седло, погнала Дара во весь опор и заставила их гнать пол часа, пока мои любимые лошади чуть не выдохлись…
Чтоб он не дергался, страшный удар кулаком ему по затылку начисто выключил его. Его активность приводила лошадей в бешенство, и мне надо было оберечь его…
Но, странное дело, он выключился и больше не включался, как я потом его, положив в такое место, где кони не могли достать, не хлестала по щекам…
Слишком страшные ранения, наверное, — подумала я.
Вот уж я везучая! — злобно думала я, скача. — Как ни одно, так другое! И так тэйвонту за мной охотятся, так я еще и раненого на шею подцепила.
Делать нечего — пришлось ухаживать. Совесть не позволяла бросить труп. Который еще дышал немного… Я немного разбиралась в положении больных (живой, мертвый) и, поскольку он был в коме, то я сомневалась, что кто-нибудь из крестьян (которых, кстати, не было на добрых пятьдесят километров) ему поможет. Ему нужен был аэнский знахарь…
Потому, отчаянно плюясь, проклиная дурака, оказавшегося у меня на дороге (в такой глуши!), я потащилась по направлению к городу… Сделав, естественно, телу шины, то есть, примотав его к найденной развилке (вырубленной вражеским мечом, естественно) намертво… Меня забавляло положение будущего трупа — он словно бы скалился, улыбаясь… От того, что не смог бы пошевелиться, если б хотел. Только рожа и торчала. Из обкрученных кусков ткани и веревок. Для крепости привязки, естественно, для лучшего соприкосновения с шиной… Я же не садист!
Четыре дня мы мчались как бешенные, петляя, запутывая следы, долго идя по следам обычных табунов, возвращаясь по своим собственным следам, то заходя в реки и идя по берегу, то переплывая их, то скача уже по моей воле по обычной дороге. Конь мой, которого я назвала Дар, привык откликаться на свое имя и постепенно, как и кобылы, подчиняться мне. Им я тоже придумала удивительно нежные имена, и как раз в ритм-структуру тех нежных особенностей ржания, которыми Дар подзывал их. Может, потому они и приняли их настолько охотно.
Наблюсти их собственные взаимоотношения для профессионала, привыкшего все наблюдать, анализировать, распознавать и выделять самые крошечные отличия уже почти автоматически, особенно, если он внимательно наблюдал за ними, не составило никакого труда. Недаром, в народе считают, что Герой понимает язык животных. Чаще всего, конечно, просто читают мысли и сопоставляют их с особенностями ржания или щебета, но и для этого уже нужна просто дьявольская отточенная наблюдательность, и привычка выделять миллионы признаков там, где для непрофессионала все ржание на одно ухо. Но на то он и грач, чтоб его убил и съел первый же бродячий киллер.
Ничто не стоит потратить первый десяток лет в детстве на развитие наблюдательности, то есть сознания. Ибо наблюдательность есть осознание виденного и слышанного. Ничего не стоит тренировать наблюдательность до тех пор, пока она не станет своим собственным сознанием, то есть навыком-стражем сознания, его собственной частью. А не привычкой воли. Между прочим уже простой год постоянной тренировки наблюдательности дает такие чудовищные результаты, что человек начинает чувствовать себя сверхчеловеком. Не говоря уже о самом примитивном, о том, что у него этим вырабатывается почти абсолютная память. Ибо, привыкнув все наблюдать, ему скоро надо будет учиться забывать. Ибо он будет помнить даже случайно увиденный книжный листок до буковки. Ибо для сознания все равно — увидеть ли с одного взгляда двести особенностей предмета или двести букв листа. Ибо, наблюдая, мы развиваем в первую очередь сознание, то есть способность в один момент, сразу, в единстве, охватывать несколько признаков сразу. А не один. Потом десятков, сотен, тысяч, миллионов, как у тэйвонту — главное начало. Дальше откроются такие вещи, о которых человек даже и не подозревает. Мало кто знает, что подсознание самого обычного горожанина анализирует за один взгляд около миллиарда признаков… И вот этот миллиард — это даже не предел, ибо это количество постоянно нарастает с опытом… Это то, что уже может охватить сознание, надо только постепенно это выявить…
Расширение сознания, то есть умение охватывать сразу множество признаков умом одновременно, позволит ему легко расправиться с такими вещами, которые он раньше считал невозможным изучить и тем в свою очередь расширит свое сознание.
А учитывая то, что наблюдательность, то есть приложение сознания, это тренировка и внимания, то… То дальше все покатится как снежный ком. Не даром тэйвонту тренировке наблюдательности посвящают минимум час в день до самого выпуска… И их боятся… Иногда даже не считают за людей…
После четырех дней на коне раненному стало хуже.
Мне пришлось везти его крайне медленно. Чтобы не вытрясти дерзкий дух из бренного тела… Кони, это ж не пролетка. Вообще-то я могла его бы домчать за несколько часов… Если б знала куда…
И, если б его тогда не пришлось на полпути выкинуть, оттого, что он начнет пованивать. То есть как в сказке. Про волка, козу и капусту. Повезешь быстрей, и тогда вообще не надо вести, лучше сразу закопать. Живьем, чтоб не мучить.
Чтоб не мучился, если мы с ним поскачем…
Приходилось теперь очень часто останавливать, ибо повреждения были, видно, очень сильны… И он временами готовился отдать дух… И я ему это облегчала… Я лечила его как могла, но не могла вылечить. К мертвому кони привыкли довольно быстро… Особенно, после того, как за полчаса тщетных попыток на первой остановке убедились, как только я отошла, что им его не достать копытами. Это оттого, что мне понравилось вешать "колоду" (раненного с шиной) на деревья, ибо на земле его живо облегчили бы от страданий. Не меньше двадцати минут они все становились на дыбы, махая копытами, пока не выдохлись, прыгали, бедные, вверх, пытаясь схватить зубами — в общем, упражнялись все, кто как мог… Я развлекалась в стороне, не вмешиваясь, ибо знала, что тщетность попыток успокаивает бренное тело, а упражнение тренирует прыжки…