Моя пятнадцатая сказка
Шрифт:
— Но я пока не могу, — вздохнула.
— Ты пока еще лисенок. А детенышей защищают охотно. Хотя и обманывают в разы чаще. А вот станешь взрослой — и придется тебе самой со всем справляться — и всем плевать будет, умеешь ты или не умеешь. Тебе же выгоднее научиться справляться с трудностями самостоятельно. Кстати, я считаю, что люди становятся взрослыми не после постели с человеком другого пола, а когда они научатся самостоятельно справляться с трудностями. И возраст, и самостоятельность не всегда совместимы.
— Погоди… — растерянно потянула его рукав другой рукой, свободной от его, — Ты назвал меня лисенком? Но разве ж я лисенок?!
Синдзиро как-то странно и внимательно очень посмотрел на меня. Потом другой рукой поднял толстую прядь моих волос, всех собранных сегодня на затылке синей лентой.
— А чем не хвостик? Длинный, густой, роскошный.
Я рассмеялась.
Мужчина припечатал:
— И ты еще дитя.
На это почему-то обиделась:
— Ну и что?
— Констатирую факт, — заметил мужчина серьезно.
Да ну его! Он все же пытался меня развеселить и даже готов составить мне компанию в прогулке по ночным улицам. Не сердиться же на него!
— А у вас есть еще время, чтобы прогуляться со мной?
Он шумно втянул воздух. И выдохнул с некоторой заминкой, задумавшись о чем-то.
— Ваша возлюбленная не обидится, если вы задержитесь, потому что гуляете со мной?
Синдзиро накрутил на палец свободной руки конец пряди, выползшей из-под его кепки. Серьезно спросил:
— Какая из?..
Растерянно выдохнула:
— А у вас их много?!
— Так сразу и не упомню, — ответил он невозмутимо.
Почему-то руку из его вырвала. Руки скрестила на груди сердито:
— Значит, вы — неверный возлюбленный!
— То мое дело, — тяжелый взгляд, после которого мне захотелось попятиться от него.
Но почему-то сдержалась и продолжила стоять возле него.
— Я вообще ненавижу принадлежать кому-то, — заметил он серьезно, опять вглядываясь в темноту, будто мог там что-то рассмотреть, — Если мужчина увлекается одной женщиной, она становится несносной. Начинает капризничать, условия выставлять, что-то требовать от него. Или нос воротит.
— Это вам кто-то так сердце разбил, что вы стали такой недоверчивый?
Мужчина вдруг цапнул меня за хвост волос, потянул к себе. Я пыталась дернуться и поняла, что не могу вырваться.
— Дитя, ты слишком много болтаешь, — проворчал он.
Но, правда, сразу же меня отпустил, давая распрощаться с беспомощностью.
И сделал пару шагов к темноте, без меня. Потом обернулся:
— Ну, так ты пойдешь вместе со мной искать твоего отца?
Уже зажглись фонари, освещая улицы. И мрак кое-где от света отступил. Но люди все уже попрятались по домам. И на обезлюдевших улицах стало как-то жутко. Особенно, одному. Особенно, маленькой девочке.
Робко посмотрела на Синдзиро. Он смотрелся нелепо в этом большом выцветшем спортивном костюме. Но, одновременно, меня не покидало ощущение, что молодой мужчина сильный. И вроде бы он меня просто дразнил, но зла мне не хотел.
Продавец сладостей вдруг посмотрел на меня, прищурившись.
Будто испытующе. Будто… все-таки, был не слишком честен со мной и меня испытывал?.. Но я уже сколько-то знала его, а быть с кем-то хоть немного знакомым мне было как-то спокойнее, чем брести по ночным улицам в одиночку домой. Да и… дома меня тоже ждет темнота. Дом ждет меня пустой. Точнее, в моем доме больше никто не ждет меня. Я уже не верю, что однажды зайду туда — и там будет ждать меня теплая красивая еда и нежные объятия мамы. По крайней мере, не сейчас. Может, все же… когда-то… но вряд ли сейчас. Похоже, она серьезно ушла. Если не насовсем.
— Пойдем, — улыбнулась ему и побежала догонять.
Мы прошли три улицы, как где-то вдалеке прозвучал выстрел. И где-то загудела сигнализация чьей-то машины. Я испуганно шарахнулась к Синдзиро, он меня за плечи приобнял и прижал к своей ноге. И утянул в противоположную сторону от выстрела.
Больше выстрелов не было. Хотя где-то гудела полицейская машина. И вдалеке шел звон, предупреждающий о закрытии шлагбаума перед проезжающим поездом.
И, как ни странно, спустя час или два — время как будто расплывалось, расползалось в темноте, перемешанной со светлыми фонарными пятнами искусственного света — мы у какого-то бара на газоне увидели трех лежащих мужчин. От них разило алкоголем. Мой спутник почему-то подошел к среднему, присел. И я невольно последовала за ним.
Синдзиро выудил из кармана зажигалку, чиркнул ею — и я в огоньке разглядела сонное лицо отца. Мы нашли его. Надо же, каким-то чудом нашли его в городе! Вот только… он, так беспомощно развалившийся на траве и не нужный никому, его сумка, валяющаяся поодаль, потерянная и забытая им… словно и он жизнью… словно выброшенный в траве из маминого сердца… Это было очень печальное зрелище.
— Я боюсь, в ближайшие часа два-три мы его не разбудим, — серьезно заметил Синдзиро, вставая.
Я сбегала за сумкой отца и осторожно подложила ее ему под голову. Чтобы не украли. Или его уже успели обокрасть как и его невольных соседей?
— Давай я тебя домой провожу — и пойду по делам? — предложил мой друг.
Чуть помолчав, серьезно качнула головой:
— Ты иди, если очень срочно надо. А я… Я, пожалуй, рядом подожду, пока он проснется.
— Там был чей-то выстрел, — нахмурился мой спутник.
— Но так папа проснется — и увидит, что у него есть, кому его ждать. Может, ему так станет легче?
— Глупая, — поморщился Синдзиро, — Когда кто-то дерется — страдают невинные. Тебя не пощадят, если подвернешься под горячую руку.
Испуганно отступила к газону.
— А вдруг и папа?..
— О себе подумай! — рявкнул друг.
— Но папа… вдруг папа?.. У меня никого больше не осталось!
Мой спутник думал долго. И едва слышно, в другой части города совсем, еще дальше, прозвучало два выстрела. И снова вой полицейских машин.
— Когда большой зверь идет — мелочь прячется, — проворчал Синдзиро.
— Но папа… мой папа… — отчаянно оглянулась на того.
А тот крепко спал. Пьяный. Несчастный. Такой беспомощный. Как я могу уйти, оставив его тут лежать одного? Он и защититься-то толком не может!