Моя Родина – смерть
Шрифт:
Шум воя сирен слуг правопорядка нарастает, пора завершать начатое дело. Мозг Кри перемещается в коробку-колбу и Сил покидает поле боя победителем. Такая лютая схватка, такое бескомпромиссное противоборство ему нравится. Не просто пустая трата времени, а заслуженное убийство.
И всё-таки этот фекальный мир с его тупой жадностью и худым духом следует наказать. Не просто ловить и ампутировать лучших бойцов из реальности миров, но и разрушать цивилизации ему было не впервой. Он поднялся на десантной шлюпке на орбиту, оставил розовый гостинец в холодильнике хранения и перешёл в боевой блок. Блок отшвартовался от невидимой громады корабля, перестроился, подстроил боевые системы под прохождение защитных порядков ПВО планеты и нырнул в атмосферу, неся смерть всем встречающимся на его пути городам.
Боевой блок, ставший зубчатым диском, летел на высоте пяти километров и с его вращающихся по краям круга зубцов срывались тяжёлые жидкие искры и падали каплями негасимых пожаров в города. Здания взрывались словно стеклянные, небоскрёбы трескались от жара, разваливались, и тучи пыли, поднимаемые их падающими на землю обломками, быстро краснели и начинали гореть яркими газовыми облаками. Центр мегаполиса подламывался, оседал вниз, стекленел, становясь раскалённой линзой, фокусирующей жар в небо, уничтожающей конусы обитаемых воздушных островов столбом направленного пламени. Попытки остановить полёт диска, предпринимаемые истребителями, успеха не имели: все самолёты плавились, стекали жидким металлом ещё на расстоянии ста километров от боевого блока корабля Сила. Ракеты же, выпущенные по диску, откланялись от курса и, как правило, возвращались назад, уничтожая породившие их комплексы ПВО.
Целую неделю Сил творил уничтожительный беспредел, пока его злоба немного не поутихла, а дыра в груди не зажила, и большая часть городов планеты ни оказалась уничтоженной.
Глава 6
Буйство. Так можно было назвать то, что встретило Сила на следующей планете. Первобытный прекрасный мир, населённый гигантскими монстрами, общая биомасса которого была в десятки раз больше, чем у большинства предыдущих. Мир, в котором лишь недавно затрепыхался зародыш разума. В этой звёздной системе было две обитаемые планеты и та, на которую спустился Сил, находилась в менее эрегированном состоянии вечно голодной агрессии, но на соседней не было разумных существ: им лишь предстояло там появиться, если вообще при таком уровне заселённости разными жуткими хищными видами, постоянно жрущими и жующими друг друга и даже себе подобных, это было возможно. Её соседка выглядела благоприятнее для существования человека. Хотя и на ней чудес безжалостной эволюции тоже хватало. Три больших материка, сплошь покрытые непроходимыми джунглями и безбрежный, бездонный, жёлтый, под цвет ядовитого планктона его населяющего, океан, несущий в кровавую вечность свои перенасыщенные примитивными и хищными гадами воды. Более развитые виды в океане не приживались. На материках дело обстояло иначе. Гор на суше практически не было. Холмы, овраги и не более. Появление горных хребтов и кряжей ещё только намечалось появляющимися то тут, то там разломами в земной коре с бушующей в них раскалённой магмой.
И среди всех первобытных опасностей в лесах жило сводящее своим жутким многообразием племя животных: начиная от плотоядных насекомых и заканчивая появившимися несколько тысяч лет назад троглодитами – звероподобными людьми. Такие же фантастически злобные твари, как и окружающие их хищники, за исключением того, что в своих узколобых покатых черепах они носили мозги, одухотворённые тёмным разумом. Только особь, имеющая душу, могла начать долгий подъём на вершину прогресса, а значит, и завоевать трон повелителя пищевой цепи. В существенный довесок к их физической мощи и выносливости добрый дедушка создатель наделил их способностью общаться с себе подобными, а иногда и со зверями, на расстоянии. Они умели передавать мысли и читать тени мыслей более примитивных созданий. За этот их талант отвечал нарост, торчавший чуть повыше лба в форме шишки, густо поросшей кудрявым смолистым волосом, больше похожим на шерсть.
Орда одетых в шкуры троглодитов, вооружённых дубинами и каменными топорами, нужная Силу постоянно кочевала, не проводя и трёх ночей подряд на одном месте. Люди, чтобы выжить, вынуждены были постоянно передвигаться – бегать и преследовать, иначе их ждала лишь участь жертвы, кусков двуногой пищи, самих напрашивающихся в желудок к хищному зверю. Среди четырёх десятков протолюдей был троглодит, который представлял собой самого страшного разумного бойца на этой планете: по совместительству он руководил племенем, вёл его вперёд как вождь. Совсем не удивительно для первых времён существования людей на заре человечества, когда такие качества, как крепкие зубы, острые когти, ярость в бою, ценились выше, чем интеллект. Правда, необходимый экземпляр обладал острым пытливым умом и простым глупым дикарём его не смогли бы назвать и в период межпланетных перелётов.
Сделав первый шаг на грунт, Сил почувствовал, как под его десантным ботинком зашевелилось. Он был одет в лёгкий комбинезон, обтягивающий тело непроницаемой, для внешних воздействий (вирусов, болезнетворных микроорганизмов), прочной плёнкой и, тем не менее, позволяющей дышать. Ощущать как твои ноги облапили и тянут под землю сотни червей, сороконожек, жуков малоприятно даже для бога, если не сказать больше. Анатомия аборигенов подстроилась под столь негостеприимные природные условия. Троглодиты имели на ступнях и ладонях толстый ороговевший слой кожи, похожий на кору старого дерева. Слой эпидермиса надёжно защищал от надоедливых опасных паразитов, кишевших в земле. При необходимости залезть на отвесную стену, пройти по льду, подняться наверх по гладкому стволу папоротника, из жёсткой, как подошва армейских ботинок, кожи конечностей выходили чёрные короткие волоски щетины. Волоски, при необходимости, смазывались неким клейким веществом и помогали держать равновесие на разных плоскостях разной степени скользкости, превращая гоминидов в разумное подобие мухи. Вообще местные двуногие обладали толстой шкурой, и не любой хищник мог добраться до их сладкого мяса.
Орда расположилась на ночлег, выбрав для него подходящее место – утоптанную некими внушительными слоноподобными зверями поляну, с двух сторон окружённую красными скалами – клыками вампира, проткнувшими по-прежнему, несмотря на её набитое состояние, биологически активную почву. Между скалами они поставили изгородь, изготовленную на скорую руку из ветвей ядовитых колючек и связанных между собой фосфоресцирующими во тьме ночи лианами. В центре лагеря разожгли большой костёр и, накрывшись шкурами, троглодиты улеглись вокруг, оставив трёх часовых, в чьи обязанности входило – поддерживать огонь и следить за джунглями.
Охотник подошёл с подветренной стороны: дикари имели отменный нюх, а сражаться со всей ордой в планы Сила сегодня не входило. Обладая даром телепатии, троглодиты часовые за считанные секунды могли разбудить всех. Сил встал за два шага от самопальной колючей изгороди, прячась во тьме первобытной ночи. Джунгли дышали далёким рёвом и близким писком, предсмертным визгом добычи и свирепым рычанием одерживающего кровавую победу хищника. Всё вокруг шуршало, бегало, жило одним моментом. Вокруг не было будущего, а недовольно урчало и кричало лишь зыбкое настоящее. Ощущение близкое к бытию червя в открытой незаживающей ране на теле перманентно страдающего мироздания.
Оставалось вызвать вождя и сделать так, чтобы другие члены стаи не забеспокоились, а часовые ничего не заметили. С последним Сил справился довольно быстро, отведя их взгляды в сторону противоположную его появлению. Мысленный щуп охотника проник сквозь крепкие кости черепа вождя и разбудил его, что оказалось не так уж сложно: троглодиты всегда пребывали в напряжённом ожидании, и лёгкая вуаль сна прикрывала свечу сознания, а не гасила её. И всё же пользуясь дремотным состоянием своего будущего противника, Сил внушил вождю сильное желание встать и покинуть круг света, углубиться в джунгли, а заодно, на случай внезапных взбрыков дикого духа троглодита, заставил его мочевой пузырь раздуться и заныть от желания извергнуть содержимое наружу.
Поначалу на тихое жужжание в голове, в районе лба, вождь не обратил внимания. Он открыл один глаз и сквозь пламя огня посмотрел на спины часовых. Те, отвернувшись от лежащих вповалку соплеменников, за чем-то внимательно наблюдали. Вождь ничего такого тревожного (как при нападении плотоядного зверя, или людей из враждебных племён) не чувствовал. Он и сам не заметил, как очутился на четвереньках, затем привстал и так на полусогнутых кривых мощных ногах бесшумно поплёлся в противоположную сторону той, куда смотрела ночная стража. Но вот дубину, его сучковатую, обтыканную кусками обсидиана, он с собой прихватить не забыл. То, что он сейчас делал, было неправильно. Отправляться одному в темноту леса, даже такому отчаянному войну, как он, означало почти то же самое, что проситься на постой в домину к самой смерти. Но противиться желанию покинуть семью он не мог: желание выйти из освещённого огнём защитного круга оказалось сильнее его воли.