Моя рыба будет жить
Шрифт:
В комнате стало темно, и отблеск монитора, освещавший ее лицо, был единственным источником света, крошечный сияющий квадратик посреди острова, охваченного штормом. Она чувствовала себя такой маленькой. Сняв очки, она протерла глаза.
Ветер снаружи завывал уже по-настоящему. Он нахлестывал дождь, заставляя его метаться кругами; весь дом трясся и стонал. Бури на острове обладали первобытной силой, они подхватывали остров и уносили назад в прошлое. Она подумала о втором своем сне, вспомнила черный рукав старухи, как она ее манила, как толстые стекла очков заставили мир расплыться. Шторм делал то же самое. А потом — то жуткое ощущение, быть отброшенной назад в ничто, перестать существовать, нащупать пустоту, потянувшись к лицу. Сон был таким ярким и таким ужасающим, и все же после она так глубоко заснула и пробудилась только от легкого прикосновения монахини, от звука смешка — или щелчка?
Она открыла глаза и вновь надела очки. Колесико в окошке поисковика все еще крутилось, и это был плохой признак. Сигнал не пробивался, и с
Она поднялась на ноги и двинулась ощупью вокруг стола на поиски фонарика, который держала рядом на полке, но тут жесткий диск зажужжал, зажегся экран, и темноту разогнала вспыхнувшая на мониторе страничка браузера с результатами поиска. Странно. Она вернулась к столу и взглянула на экран.
Результатов было немного. Одна ссылка, и это было все, но выглядела эта ссылка многообещающе. Ее сердце забилось быстрее, когда она прочла:
Результатов: 1–1 из 1 по запросу «Ясутани Дзико» и «дзэн» и «монахиня» и «писатель» и «Тайсё» и «Мияги».
Она уселась обратно, подтянула стул поближе и быстро нажала на ссылку, которая привела ее на страничку интернет-архива научных журналов. Доступ к архиву был открыт только для научных библиотек и других организаций-подписчиков. Все, что было доступно без подписки, — название статьи, краткая выдержка и информация о публикации. Но для начала и это было совсем не плохо.
Статья называлась «Сисёсэцу в Японии и нестабильность женского “Я”». Рут наклонилась к экрану и стала читать выдержку, которая начиналась с цитаты:
«Сёсэцу и сисёсэцу — и то, и это очень странно. Видите ли, в японской традиции нет Бога, нет монолитной фигуры власти в нарративе — и в этом вся разница».
Термин сисёсэцу, или, если более формально, ватакуси сисёсэцу, относится к жанру японской художественной автобиографии и традиционно переводится как «Я-роман». Расцвет сисёсэцу приходится на краткий период социополитической либерализации, известный как «демократия Тайсё» (1912–1926), и вызванный им сильный резонанс продолжает оказывать влияние на японскую литературу и сегодня. Многое уже было сказано о форме жанра, его «исповедальном» стиле, «прозрачности» текста, а также «искренности» и «аутентичности» голосов его авторов. Произведения жанра также широко цитировались в блогосфере в связи с вопросами об истинности и фабрикации, выявляя напряженность, существующую между актами саморазоблачения, самосокрытия и самоотрицания.
Часто отмечалось, что пионерами сисёсэцу были в основном мужчины. Произведения сисёсэцу, написанные женщинами в ранний период, в целом игнорировались, вероятно, потому, что в действительности в то время женщин публиковали гораздо реже, чем сейчас, а также потому, как отметил Эдвард Фоулер в своем классическом исследовании жанра, что «энергия выдающихся писательниц, трудившихся в 1910-х и 1920-х годах, была направлена на поддержку феминизма в той же степени, как и на литературную практику» [88] .
Подобная принципиальность, преданность делу феминизма оказали разрушительный эффект на литературную деятельность и в одном конкретном случае, к которому я собираюсь обратиться и доказать, что, по крайней мере, один автор-женщина раннего сисёсэцу применяла эту форму в радикальной, энергичной и совершенно новаторской манере. Для нее, как и для более поздних женщин-писателей, литературная практика была революционной в буквальном смысле.
Этот автор на Западе неизвестен. Она родилась в префектуре Мияги, затем переехала в Токио, где приняла участие в леворадикальном движении. Работала с различными феминистскими группами, в том числе с «Сэйтося» [89] и «Сэкиранкай» [90] и, помимо политических эссе, статей и стихов, написала единственный необычный и революционный Я-роман, озаглавленный просто:
«Я-Я» [91] .
В 1945 году, после смерти сына, солдата-студента, призванного в качестве пилота на службу в токкотай (японские силы специального назначения, известные также как «камикадзе»), она приняла обеты дзэн-буддийского монашества.
Ее имя — Ясутани Дзико, женщина-пионер «Я-романа», и она впервые стерла себя из…
<читать дальше…>
88
«Риторика
89
«Общество синего чулка».
90
«Общество красной волны».
91
Это название, похоже, восходит к поэме Йосано Акико «Скитающиеся мысли», которая была опубликована в первом номере журнала «Сэйто». См. приложение С.
Вот оно, то самое имя — Ясутани Дзико — прямо на экране компьютера. До той минуты Рут не сознавала, насколько важно для нее было получить подтверждение от внешнего мира, что монахиня из ее снов действительно существует, что Нао со своим дневником реальна и, следовательно, что ее можно найти.
Она подалась вперед, намереваясь нырнуть в новый пласт информации айсберга, для которого выдержка из статьи была лишь верхушкой. Ей хотелось узнать все, что можно, о Дзико Ясутани, не довольствоваться больше крупицами информации, прихотливо разбросанными по дневнику ее правнучки. Странным образом она ощущала глубокое внутреннее родство с этой женщиной из другого времени и места, явно замешанной в актах саморазоблачения, самосокрытия и самоотрицания. Она надеялась, что в статью может быть включен перевод, по крайней мере, отрывков из Я-романа, который ей ужасно хотелось прочитать. Ей полезно будет услышать собственный голос Дзико, попробовать на вкус ее авторский стиль. Она кликнула на ссылку <читать дальше…> в конце выдержки и уселась поудобнее в ожидании. Страница было начала загружаться, но вместо нее всплыло окошко «сервер не найден». Какая досада. Она ударила по кнопке ОБНОВИТЬ, но с тем же результатом. Экран мигнул. В спешке Рут попыталась вернуться на начальную страницу, но прежде чем она успела обновиться, экран погас и электричество отключилось, на этот раз тихо, но окончательно. Рут откинулась на спинку. Ей хотелось плакать. Она слышала, как Оливер ругается в глубинах подвала; вверх по лестнице струился запах горючего. Генератор опять сломался, и двигатель затопило. Иногда на починку линий у BC Hydro {13} уходило несколько дней. До тех пор они будут оставаться во мраке — и в неведении.
13
BC Hydro and Power Authority — Управление гидроэнергетики и электросетей Британской Колумбии.
5
На следующее утро электричества все еще не было, но ветер стих и дождь прекратился. После завтрака Оливер захотел поехать собрать водорослей для компоста. Из водорослей получалось превосходное удобрение, а после шторма с юго-востока весь берег должен был быть в водорослях. Они загрузили вилы и брезент в пикап и отправились на другую сторону острова. После поворота к ранчо Япов Рут стала замечать машины, припаркованные у дороги.
— Похоже, у кучи народа возникла та же самая идея, — сказал Оливер.
Это было достаточно странно. Слишком много машин. Больше похоже на вечеринку или на похороны, чем на пару садовников, приехавших после шторма за водорослями.
— Похоже, тут что-то еще происходит, — сказала Рут. — Хреново. Придется припарковаться и идти пешком.
Они разгрузили пикап и двинулись к берегу. Взобравшись на насыпь, они увидели Мюриел. Она стояла на краю и глядела в сторону линии прибоя. Увидев подошедших Рут и Оливера, она указала вниз.
— Смотрите, — сказала она.
Весь берег был усеян людьми. Это было странно само по себе. Даже летом, на пике туристического сезона, на пляжах острова никогда не бывало много народу, и можно было провести целый день, купаясь, загорая, прочесывая берег в поисках находок, жаря шашлыки, и встретить за весь день всего несколько человек за теми же занятиями.
Но сегодня человеческие фигурки усеивали весь пляж через равные интервалы. У некоторых был с собой брезент, и они собирали водоросли, но другие просто бродили по берегу туда-сюда, глядя прямо перед собой. Несколько человек Рут узнала; остальные были ей совершенно незнакомы.
— Что происходит? — спросил Оливер.
— Мародеры, — сказала Мюриел. — Ищут предметы из Японии. На моем берегу.
Она вертела кончик седой косы вокруг пальца — верный признак того, что она была взбудоражена. Она была здесь уже с раннего утра, задолго до того, как явились остальные.
— Любители, — фыркнула она. — Все ты виновата, знаешь ли. Все только и говорят, что о твоем пакете, а потом на почтамте кто-то начал болтать о деньгах, которые выкинуло на берег в Японии.
Рут вспомнила, что читала об этом на сайте Japan Times. Большинство жертв цунами были старые люди, которые держали сбережения дома, прятали их в шкафу или под полом-татами. Когда дома их поглотила волна, деньги вместе с хозяевами унесло в открытое море. Несколько месяцев спустя океан начал выплевывать на берег остатки того, что поглотил, и на берегу стали находить сейфы и шкатулки. Внутри были деньги и разные другие ценности, и во многих случаях власти так и не могли найти владельцев, не говоря уж о том, чтобы определить, живы ли они. И все же люди, которые их находили, продолжали их сдавать.