Моя семья, мой друг, мой брат
Шрифт:
Пить Лёня умел, но в этот вечер он выпил слишком много. Всё плыло перед глазами, и в какой-то момент ему стало совсем плохо.
Когда Лёня вернулся из туалета, одногруппники уже рассеялись по всему танцполу, а за их столиком сидели какие-то незнакомые люди. Лёне, в общем-то, было наплевать, с кем пить дальше, хотя уже не очень-то и хотелось.
Возле барной стойки было не протолкнуться. Пока Лёня стоял среди таких же страждущих, ожидая момента, чтобы нырнуть в просвет между спинами и взять у бармена ещё пару коктейлей, его кто-то чувствительно толкнул
– Осторожнее!
– Прости.
Даже музыка, от громкости которой закладывало уши, не смогла испортить бархат этого мягкого и властного голоса.
Лёня пошёл за Поддубным как крыса за дудочкой кудесника из Гаммельна. Сел за столик, спрятанный в стенной нише. Заговорил с ним первый – что-то о выпивке, о субботнем вечере, о слишком жарком лете. Не напрягся, когда Глеб Олегович взял его за руку. Поддубный тоже был пьян – полностью, почти до потери сознания. И было вполне естественно, что профессор не узнал своего студента. Они вышли из ночного клуба вместе, и Лёне было всё равно, что о нём подумает таксист – руки Поддубного, те самые руки обнимали его, и всё остальное перестало существовать.
Наверное, будь Лёня хотя бы на капельку трезвее, он не поднялся бы в квартиру Глеба. Не разрешил бы раздеть себя, не раздевал бы его в ответ. Ничего бы не было – ни угара какой-то тёмной, звериной похоти, не оглушительной боли от первого в Лёниной жизни опыта с мужчиной. Поддубный не был с ним груб. Он просто не знал, что он у Лёни первый. Потом, кажется, понял, но это уже не играло никакой роли. Лёня не дал ему остановиться.
Утро, наступившее после сумасшедшей ночи, было самым прекрасным в жизни Лёни Заболоцкого.
И самым страшным.
***
После того, как Поддубный вытолкал его из своей квартиры, Лёня не сразу вернулся домой. На последние деньги он купил билет на электричку и уехал за город. Забрёл в какой-то дачный посёлок, долго шёл по улице с ровными рядами домиков. Когда домики закончились, асфальтовая дорога превратилась в тропинку. А тропинка вывела Лёню к озеру.
О том, чтобы покончить с собой, Лёня не думал ни разу в жизни. Не думал и сейчас. Просто сидел на берегу озера и смотрел на воду.
– Друг, закурить не будет?
Незаметно подошедший пожилой мужчина чем-то напомнил Лёне отца. Наверное, такими же, как у Павла Заболоцкого натруженными руками с широкими, крепкими ладонями. Лёня покачал головой.
– Извините, не курю.
– Ну и правильно. Я тоже вроде как бросил, а тут видишь, какое дело… Вот что бабам от нас вечно надо, а? Что они вечно мозг выедают – то не сделал, это не сделал! Прямо с утра пилить начала, зар-раза!
Случайный Лёнин собеседник присел рядом с ним на взгорке, тоже уставился на озёрную гладь.
– Ты-то чего тут один сидишь? Тоже из дому погнали?
– Погнали.
– А ты не бери в голову. Никуда они от нас не денутся. Кому они нужны, кроме нас-то? Вот кто ещё будет слушать их, если не мы? Правильно я говорю?
«Кому они нужны, кроме нас?» Эти слова словно эхом отдались в Лёниной голове. Ночью
«Кому я теперь нужен, кроме самого себя?»
Вот что он сказал.
Лёня встал и забросил в озеро камешек, который вертел в пальцах. По воде пошли круги.
– Спасибо. Я пойду.
– Бывай.
Домой Лёня вернулся только вечером – пришлось добираться пешком, из электрички его высадили на первой же станции как безбилетника.
***
На кафедру биохимии НИИБ Лёня устроился без труда. Там всегда была нехватка именно младших лаборантов. Родители, узнав о том, что Лёня пошёл работать, сначала попытались его отговорить, напирая на то, что учёба важнее. Но Лёня не стал учиться хуже.
Наоборот, теперь он учился как проклятый. И на работу бегом бежал. У него появилась вполне определённая цель в жизни.
Однажды он сможет подойти к Глебу Олеговичу Поддубному как равный. Как человек, получивший высшее образование и чего-то уже добившийся в жизни. Он подойдёт и скажет тому, кого любит: «Вы нужны не только себе, Глеб Олегович. Вы нужны мне. Очень нужны».
Пусть пока Лёня мог только издали смотреть на Поддубного. Это ничего. Время ничего не значит и не решает, если у человека есть цель.
***
Теперешнему Лёне Заболоцкому было смешно и грустно вспоминать себя тогдашнего – почти полтора года назад. Как он обрадовался, когда секретарь Поддубного отправил его за кофе и бутербродами для Глеба! Как бежал к нему домой, плюнув на транспорт и проскакивая светофоры перед капотами автомобилей!
Как звонко эхо в подъезде повторяло «Я люблю вас!», вырвавшееся так не вовремя, так не к месту…
Лёня почти сразу же после этого случая уволился с кафедры. Родители обрадовались. Теперь Лёня вечерами сидел дома, помогал с уроками сестрёнкам и слушал пространные отцовские рассуждения о мировой политике.
Когда в их ТУ началась ярмарка вакансий, Лёня набрал полный пакет рекламных проспектов.
Куда угодно. В другой город, в другую страну, хоть в Антарктиду. Лишь бы подальше от любимого человека, с которым Лёне никогда не быть вместе, которому он совершенно не нужен.
Только одного Лёня не учёл, строя новые планы и выбирая новую цель взамен потерянных.
Жизнь такая штука, которой свойственно любые человеческие мечты выполнять во что бы то ни стало, только не так, как человек запланировал это сделать.
***
Хорошо, что дождь зарядил уже тогда, когда Лёня добрался до кафе с лампами под зелёными абажурами – так его описал Гена. А потом друг позвонил и умирающим голосом поведал, что уже на выходе от души прищемил себе палец дверью, теперь лежит при последнем издыхании и праздновать свой собственный день рождения – наверное, последний! – не в состоянии. Лёне было одновременно и смешно, и досадно. Ладно, с кем не бывает. Кажется, дождь поутих, можно закупиться в супермаркете, доехать до страдальца, и посидеть с Геной у него дома. С этими мыслями Лёня поднялся и начал пробираться к выходу.