Моя Шамбала
Шрифт:
– Галиматья какая-то, - мелькнуло у меня в голове. Глаза слипались, я отложил книгу и, не выключая света, провалился в мертвый сон.
В какой-то момент мне приснился сон, яркий и реаль-ный до мелочей, как явь. То есть, это было больше, чем сон. Словно, мне кто-то навязывал некий ход событий, состав-ленных из кусков, но связанный последовательным дейст-вием.
Мне опять снилась бабушка Паша.
Сначала в церкви. Она ставит святым по свечке. Долго молится, ее благословляет батюшка...
Бабушка
– Бабушка.
Глаза бабушки Паши моргнули, и она чуть повернула голову, давая знать, что слышит.
– Скоро ехать. Надо б поесть перед дорогой. Бабушка Паша послушно встает и идет за женщиной, в которой я уз-наю мать Витьки и Володьки тетю Мотю, соседку бабушки Паши...
Бабушка Паша с тетей Мотей едут автобусом. Народу в автобусе много, но их усаживают, уступив место. Они чу-жие, и на них смотрят с любопытством.
– Извините, вы чьи ж будете?
– спрашивает кто-то.
– Она к сыну едет. Похоронен он у вас, - спешит объяс-нить спутница бабушки Паши и добавляет:
– В войну погиб.
В автобусе становится тихо.
А вот сон повторяет ту же полуявь, которая явилась мне, когда мы ездили с майором Сорокиным и двумя жен-щинами в лес и показывали место гибели сына Варваре Степановне,
Только плач бабушки Паши теперь явственно слышен и раздирает душу ...
И вот последний отрывок сна. Рослый, плечистый муж-чина с усами и усталыми глазами говорит бабушке Паше:
– Я председатель здешнего совхоза. Слыхал я, мамаша, к сыну приехали. Добро. Побудьте у нас, погостите. Если нужно что, не стесняйтесь ... А люди у нас добрые, привет-ливые.
– Спасибо вам. Мы сегодня едем, - ответила за бабушку тетя Мотя.
– Чего ж так спешите-то?
– спросил председатель.
– А плоха я теперь сынок... Домой поспеть надо. Теперь смерти ждать буду.
Бабушка Паша перекрестилась. Потом обратилась к председателю:
– Сынок! ... Я тут денег собрала... на памятник.
Председатель перебил, видно, ему было неловко:
– Да мы, мамаша, не забываем погибших-то. За моги-лой ухаживаем. Конечно, памятник деревянный...
– Да ты не обижайся, сынок. Могила ухоженная, и па-мятник хороший... Но ты уж возьми эти деньги. Я всю жизнь копила... Сделай уважение, поставь памятник боль-шой, красивый.
– Много денег-то?
– спросил председатель.
– Пять тыщ тут.
Бабушка положила на стол деньги:
– Мне они без нужды. Это для них, для ребят ...
А потом я снова умирал вместе с бабушкой Пашей. Снова летел в бесконечную бездну, снова вокруг все руши-лось и разноцветной мозаикой кружилось перед глазами.
Глава 7
Разговор матери с тетей Ниной. Моя бабушка Василина. Сын Николай и невестка Зинаида. Простое решение.
Проснулся я от скрипа половиц и чугунного стука ско-вородок о плиту. Это мать готовила завтрак. Я вспомнил сон, но, как ни странно, он меня не угнетал. Я выспался и чувствовал себя бодро. А когда я вспомнил, что сегодня воскресенье и не надо идти в школу, от удовольствия засме-ялся. Я не стал вскакивать с постели, как делаю всегда, ко-гда опаздываю в школу, позволив себе еще немного поле-жать, и даже чуть задремал, но, услышав голоса матери и тети Нины, окончательно проснулся.
– Мы вчера с Юрием Тимофеевичем в "Родину" ходи-ли на "Индийскую гробницу". Я, Нин, так наплакалась.
– Это говорила мать.
– А я все никак не попаду. Там билетов не достанешь. Такая очередища.
– Это голос тети Нины.
– А нам знакомый Юрия Тимофеевича с работы дос-тал. А так, что ты, разве выстоишь.
– Расскажи, Шур, - попросила тетя Нина.
– Сейчас расскажу, - пообещала мать и залилась вдруг тихим смехом.
– Что? Ты чего Шур?
– тетя Нина невольно заразилась материным весельем, и в ее голосе тоже прорывался смех.
– Перед сеансом пел московский артист Бунчиков.
– Это тот, который по радио поет?
– удивилась тетя Нина.
– Они еще с Михайловым поют "Нелюдимо наше мо-ре". Этот баритоном, а Михайлов басом.
– Этот, этот, - подтвердила мать.
– Так ты не поверишь, у него губы подкрашены.
– Да что ты? Как у женщины?
– Ну, не так ярко, но заметно. Я спрашиваю у Юрия Тимофеевича, зачем, мол, это? А он говорит: "Это же арти-сты. Они перед публикой выступают. И глаза подводят, чтобы ярче внешность была. Освещение-то искусственное, и черты лица, как бы, расплываются".
– И глаза подводят?
– ахнула тетя Нина.
Потом мать с тетей Ниной о чем-то шептались. Тетя Нина засмеялась, потом наступила пауза, и тетя Нина снова попросила:
– Ну, расскажи про кино-то?
Я надел штаны и вышел на кухню.
– Привет, жених, - приветливо улыбнулась мне тетя. Нина. Я по обыкновению буркнул под нос что-то вроде "здравствуйте" и стал поддавать снизу ладонями носик ру-комойника. Я терпеть не мог это тети Нинино "жених".
– Ладно, расскажу, только покормлю своих мужиков, - пообещала мать, и тетя Нина пошла было к себе, но верну-лась: