Моя шокирующая жизнь
Шрифт:
Ширма оказалась одним из прекраснейших произведений Бебе, он вложил в него и талант, и чувство. Поставленная в лучший угол моего салона, она не имеет ничего общего с «маленьким панно», которое я заказала художнику. Тем не менее он так никогда и не согласился принять дополнительную плату за свою работу. Он обожал маленькие золотые шкатулки, всегда носил их в кармане и время от времени вынимал, чтобы полюбоваться и с любовью погладить. Чувствовать одобрение, восхищение, иногда даже любовь со стороны Бебе – это стало для меня посвящением в художественную, интеллектуальную и светскую среду.
Глава 6
Из Америки пришла телеграмма; и ее положили на мой поднос для завтрака старой китайской работы, стоявший на камине. Я развернула ее и прочла: «Это чтобы сказать компании “Вестерн Юнион”, что я вас люблю… Хотите выйти за меня замуж?»
Я так и не ответила.
Эльза
Глава 7
Построенный Давиу и Бурде для Всемирной выставки 1878 года дворец Трокадеро разрушен в 30-е годы XX века, чтобы расчистить место для строительства дворца Шайо. Без сомнения, Трокадеро был нехорош, а Шайо, возможно, прекрасен… Однако это место в Париже с тех пор сильно изменилось. Странной восточной тайны Трокадеро, некрасивого и загадочного памятника, более не существует, а Эйфелева башня, построенная в 1889 году, с удивлением и грустью смотрит вниз, возможно, с легким опасением за свое существование. Мне все время казалось, что этот огромный жираф вот-вот наклонит шею и пробормочет последнее «прощай». Господин Ривьер, хранитель музея Трокадеро, подарил мне скипетр, венчавший старый памятник. Этот кусок позолоченного гипса, потертый, оббитый, испещренный зарубками, хранится в углу моей библиотеки как заблудившийся часовой Парижа, которого по-настоящему я никогда и не знала.
А тем временем Сена украшалась и готовилась к другому большому событию – Всемирной выставке 1937 года. Берега покрылись неожиданными веселыми постройками, представляющими все нации мира. По ночам с реки доносились, как волшебство, звуки музыки. Сена пела Баха, Шопена и Дебюсси. Разноцветные паруса развевались, когда маленькие кораблики скользили под мостом… мимо шаровар знаменитого зуава [66] .
Профсоюзом работников швейной промышленности был организован павильон, посвященный французской индустрии роскоши. Им же издано множество правил, не всегда удачных, предписывающих, что надо делать и чего не надо.
66
Солдаты-пехотинцы, служившие во французской армии; происходят из Северной Африки; здесь речь идет о барельефе под мостом Альма: по шароварам зуава определяли уровень воды в Сене. – Прим. пер.
Лично я восприняла их как конец личной инициативы, почувствовала себя Дон Кихотом перед ветряными мельницами. Некоторые манекены, что нам долженствовало представить, выглядели ужасающе, и все, что с этим можно было поделать, это спрятать их несовершенства под объемными платьями. Естественно, я протестовала, – «естественно», потому что возражать сделалось частью моего существа: рефлекс срабатывал прежде, чем я отдавала себе в этом отчет.
Шляпа-треуголка от Скиапарелли, 1937
Могла ли я использовать Паскаля, деревянного манекена, и тем самым придать атмосфере бутика причудливый вид?
«Разумеется, нет!» – воскликнули педанты. Да, это слишком бросалось бы в глаза и носило революционный оттенок. После долгих споров я сама сделала экспозицию: положила на газон мрачный гипсовый манекен, обнаженный, каким вышел с завода, и чтобы сделать его веселее, усыпала цветами, затем протянула веревку вдоль отведенного мне пространства и развесила на ней, как после большой стирки, все предметы туалета элегантной женщины, вплоть до трусов, чулок и туфель. Меня не в чем было упрекнуть, я во всем строго следовала декретам профсоюза, но в первый же день пришлось вызывать полицейских, чтобы сдерживать публику!
На Вандомской площади законом правил случай, никогда заранее не знаешь, тепло будет или холодно, кто первым придет в салон… Женщины-пилоты, стюардессы, студентки-искусствоведы, курсантки военных и морских училищ, делегации американских матерей, туристки с искусственными драгоценностями на шляпках, царствующие особы, сегодняшние или прежние; супруги бывших, настоящих и будущих президентов, правителей всех провинций; послов, адмиралов, генералов, супруги архитекторов, драматургов, журналистов, путешественников; герцогини, будущие герцогини, итальянские принцессы… Каждый день мы наблюдали наплыв принцесс, включая тех, кого я наняла в качестве сотрудниц: Соню Магалофф, Полет Понятовски и Кору Гаэтани [67] .
67
Магалофф, Соня – светская дама Парижа, грузинская княгиня Магалова (Магалишвилли). Понятовски, Полетт (ур. Амор Итурбид) – светская львица Парижа мексиканского происхождения, супруга польского князя Ивана Понятовского, правнука последнего короля Польши. До 1941 года жила в Париже, затем вернулась на родину в Мексику. Гаэтани, Кора – светская львица Парижа, итальянская принцесса, владевшая роскошной виллой у берегов Амальфи в Италии. – Прим. А. Васильева.
Однажды вошла дама, прибывшая, как выяснилось, со Среднего Запада, застенчивая, определенно некрасивая и плохо одетая. Большие карие глаза испуганного зайца, красивые каштановые волосы… Спокойное выражение лица свидетельствовало о сдержанности характера.
Проникшись к ней симпатией, я взялась ее преобразовывать. Сначала она захотела похудеть и постригла волосы таким образом, что прическа делала ее голову похожей на каску. Она стала выглядеть взрослее, и ширококостность, вначале ее смущавшая, превратилась в преимущество и уже придавала ей странную красоту. Она выбирала очень простые платья, хорошо подходившие к строению ее тела, довольно крупные украшения, тоже в соответствии с пропорциями, смелые и глубокие цвета, много черного и белого. Она вышла замуж за обладавшего тонким вкусом молодого человека, который помог ей создать себя заново.
У себя дома она носила изумительные китайские туалеты, передававшие ей свой характер, лишенный возраста.
Берет от Скиапарелли, 1937
Эта дама сделалась более чем элегантной, более чем красивой и повсюду, где появлялась, вызывала любопытство и интерес. Мы очень подружились, и я чрезвычайно гордилась ею, понимая, что сыграла главную роль в ее преображении. Увы, она умерла трагически; мы ее часто вспоминали вместе с ее мужем и друзьями как истинную женщину, которая понимала и лучше, чем кто-либо, носила мои платья.
Маркиза Луиза Казати [68] , другая моя клиентка, имела обыкновение останавливаться в отеле «Рейн» на противоположной стороне улицы. Высокая, худая, с сильно подведенными глазами, она олицетворяла прошедшую эпоху, когда некоторые дамы, красивые и богатые, принимали не сколько грубый образ при появлении на публике. Я знала таких еще в Риме, когда впервые вышла «в свет». Маркиза появилась у меня, ведя пантеру на поводке, усыпанном бриллиантами. Все, что у нее с тех пор осталось, – это черное бархатное платье, покрытое белой рисовой пудрой. Я отправила к ней молодую продавщицу с маленьким сувениром от бутика. Она застала маркизу в постели с макияжем прежних времен в стиле вамп, закутанную в покрывало из черных страусиных перьев, за завтраком, состоящим из вареной рыбы, которую запивала неразбавленным перно [69] , примеряя при этом шарф с рисунком из газетного текста.
68
Казати, Луиза (1881–1957) – итальянская маркиза, муза и любовь Габриеле д’Аннунцио, покровительница многих художников и поэтов. Богатейшая наследница, хозяйка палаццо Веньер Дей Леони в Венеции. Она одевалась у Мариано Фортуни, Поля Пуаре и Эрте, заказывала себе эксцентричные маскарадные костюмы у Льва Бакста. Скончалась в нищете в Лондоне. – Прим. А. Васильева.
69
Анисовый аперитив.
– Во Франции я всегда ем французский завтрак, – сказала она. – Не хотите ли разделить его со мной?
– Благодарю, мадам, я уже позавтракала, – ответила воспитанная девушка, порядком ошеломленная.
Эльза Скиапарелли за рабочим столом, 1933
Поздно вечером тонкий темный силуэт маркизы возникал из мрака, точно так же, как много лет назад другая итальянка, знаменитая графиня Кастильоне, племянница Кавура [70] и любовница Наполеона III, приютившаяся в доме № 26 на Вандомской площади, вышла ночью, закутанная в вуаль, вместе с двумя собаками. В маленьких комнатах на верхнем этаже, где в настоящее время живет Бушерон [71] , Кастильоне оплакивала в одиночестве неизбежный закат своей почти божественной красоты. Любопытно, какова была бы ее реакция с того света, если бы она встретила во время ночных прогулок огромного пса, боксера, который целыми днями терпеливо ожидал меня перед бутиком. Содрогнулась ли от отвращения ее хрупкая фигура, чье изящество вызывает в памяти образы декаданса, при виде другой итальянки, которая не хотела страдать и жалеть о своем прошлом, а бросилась, пренебрегая всеми предрассудками, в повседневный труд, суровый и дающий средства к жизни? В те времена мои мысли очень занимала Италия. Головокружительное возвышение Муссолини вызывало у меня сильное опасение. Никогда не занималась политикой, но, как всякий человек, обладающий нормальным умом и видением будущего, с опасением встречала новые концепции абсолютной власти и всеобщего рабства, которые приведут к худшей из всех войн. Я понимала, что Италия станет козлом отпущения для Европы. Итальянский народ со своим пресловутым энтузиазмом, закрыв глаза, отвечал на призыв, брошенный от имени молодежи и по этой причине обладающий притягательностью. Но молодые итальянцы не видели за этим призывом коварного плана и пропасти. Я открыто выражала свое мнение и высказывала беспокойство, которое вызывала у меня эта новая воинственная Италия.
70
Кавур, Камилло Бенсо (1810–1861) – граф, итальянский государственный деятель и дипломат, первый премьер-министр Италии (1861).
71
Бушерон, Фредерик – известный французский ювелир.