Моя сумасшедшая
Шрифт:
Потом они оказались там, куда Юлия позже прибегала тайком, с прыгающим сердцем, вся в ледяном ознобе. Дверь полуподвальной мастерской в особняке, где раньше располагалось какое-то учреждение, закрытое на ремонт, никогда не запиралась, к ней вели стертые деревянные ступени. Внизу — земляной пол, плесень на облезлой штукатурке. Чтобы не задохнуться от волнения, Юлия опустила глаза и стала считать, пока спускалась. Ступеней было девять.
За дверью оказалось логово Казимира Валера — просторное, сухое и ярко освещенное, прокуренное и битком набитое какими-то полузнакомыми людьми. Никакой живописи и близко не было видно. Юлия зажмурилась, остановилась на пороге, и хозяин тут же нетвердо шагнул ей навстречу.
— О! А я чекав на вас! — усмехнулся он половиной лица. — Невже злякалися, панi?
— Hi, — произнесла она, чувствуя, как подгибаются колени.
И все — Казимир отвернулся, словно потерял к ней всякий интерес. Кто-то позвал его, и Юлия осталась одна. Как побирушка с протянутой рукой. Тут снова пришел на помощь Ярослав. «Давай-ка винца, милая, — он слегка подтолкнул ее, ободряя. — И не стесняйся — здесь все свои… Марьяны нет, она этих сборищ не терпит…»
Только потом, по одной этой фразе, Юлия догадалась, что Сабрук понял все и сразу. Догадалась она и о том, что среди тех, кто болтался в мастерской, чесал языком и опрокидывал рюмку за рюмкой, был человек из ведомства ее мужа.
Дверь то и дело хлопала, гвалт стоял невероятный, одни приходили, другие исчезали не прощаясь, но она никого не запомнила, потому что не сводила глаз с Казимира. Со стаканом в руке, в этих удивительно нежных пальцах, он бродил по мастерской, задерживаясь там и тут, обменивался репликами с приятелями, мрачнел и по-прежнему не обращал на нее ни малейшего внимания. Приближался и снова ускользал.
Она незряче листала старые книги, трогала сухие бессмертники, отвечала на бессвязные речи и при этом безостановочно думала: как же он может здесь работать? В этом сумасшедшем проходном дворе? Она знала от Мити, что Казимир и живет здесь, а не с женой Марьяной в квартире на Сенной, где в мансарде у нее собственная мастерская. Значит, должно быть еще помещение — и оно обнаружилось, когда кто-то приоткрыл боковую дверь, за которой мелькнули книжные полки, объемистый шкаф темного дерева, топчан, застеленный пестрым домотканым покрывалом, письменный стол с лежащей плашмя закопченной доской старой иконы и портретом в черной раме над ним. Ни темнота на улице, ни холщовые шторы не могли скрыть, что оконные проемы до половины утоплены в землю — оттого так ярко пылали повсюду голые лампочки на шнурах, и свет без теней делал лица плоскими и невыразительными.
Позже Юлия спрашивала себя: кто из тех, что поминутно входил и выходил, сообщил мужу, что она здесь? Бессмысленный вопрос. Проще простого — в двух шагах на углу аптека, она открыта, у провизора телефон. Она и сама знала об этом от Сабрука — подумала, что стоило бы самой связаться, сказать, что задержится, но сразу же забыла о муже.
Время стало густым, вязким, и она неподвижно плавала в нем. Поход в аптеку вскоре стал казаться решительно ненужным. Как из табакерки, возник Митя Светличный, протолкался к Казимиру. Они обменялись несколькими словами вполголоса. Митя оглянулся, заметил Юлию, удивленно кивнул.
Она зачем-то пошла за ним к выходу. На улице Митя дал ей огня, и они молча покурили. Пахло сиренью, в зачахшем скверике перед особняком на скамье сном праведника спал Лохматый. На другом конце скамьи обнималась пара — длинноволосый мужчина средних лет и девушка; в кустах поскуливала дворняга. Из мастерской поднялся еще кто-то — с бутылкой вина, похожий на недокормленного белобрысого подростка. Наклонился над Михасем, потряс его за плечо и обернулся к парочке. В сумраке блеснули очки. Возвращаясь в подвал, он окинул Юлию внимательным взглядом.
Юлия снова спустилась по ступеням.
Сабрука среди сильно поредевшей публики не было видно, и она направилась прямо к Казимиру. Тот поднялся навстречу с продавленного дивана, отставив стакан с остывшим чаем. Сидевшая рядом с художником полная рыжеволосая дама в черном, чье лицо показалось Юлии смутно знакомым, нахмурилась.
— Ну как вам в моей норе? — Валер сутулился, глаза к ночи выцвели, а белки налились нездоровой краснотой.
— Я здесь уже была однажды. С Митей Светличным.
— Хоть убейте, не помню.
— Могу я прийти к вам еще раз, Казимир? В другое время.
— Зачем?
— Мне… Я хотела бы приобрести одну из ваших работ.
— Не по адресу, — отрывисто перебил он. — Этим занимается Марьяна. Зачем вам понадобилась моя мазня?
— Причем тут Марьяна? — смелея, воскликнула Юлия. — Я хочу, чтобы вы сами… выбрали!
Рассеянный взгляд остановился на ее лице. Радужки потемнели. Казимир взял ее руку, поднес к сухим теплым губам — женщина на диване не отрывала глаз от них обоих — и проговорил:
— Что там выбирать? Все ушло. Осталась чепуха. Но вы все равно заглядывайте, Юлия Дмитриевна.
Она радостно улыбнулась, кивнула и пошла к выходу из мастерской, не замечая ничего вокруг…
Юлия неторопливо брела вдоль трамвайных путей к остановке, когда позади вспыхнули фары и дважды квакнул автомобильный гудок. Она обернулась. За рулем серого «опеля» сидел муж. Дверца распахнулась, и Вячеслав Карлович кивком указал на сидение рядом с собой.
Юлия села; улыбка, все еще блуждавшая по ее лицу, растаяла.
В машине Балий угрюмо молчал. Они были в квартале от дома, когда он резко затормозил и притер «опель» к тротуару.
— Что ты творишь, Юлия? У нас с тобой была твердая договоренность: без глупостей. Никакой самодеятельности!
— Прости, Слава, — она едва не впервые назвала мужа по имени. — Не смогла предупредить. Чуть-чуть выпила, но ведь это, кажется, не запрещается?
— Запрещается встречаться со всяким сбродом. Ты понятия не имеешь, кто эти люди!
— Чем они тебе не угодили? — не выдержала она. — Говорю тебе — чистая случайность. Я не смогла отказать.