Моя свекровь — мымра!
Шрифт:
Жестами и мимикой глупое предложение мужа заранее отвергая, я сдержанно интересуюсь:
— Где?
— Землю надо купить.
И еще находятся наглые люди, которые меня упрекают в излишней эмоциональности. Посмотрела бы я как они держат такой страшный удар — я-то его удержала.
— Роберт, мой умный, мой дорогой, — с присущим мне хладнокровием ответила я, — нельзя же так опускаться. Стильные мира сего покупают только тогда, когда совсем уж украсть невозможно. А что такое земля? Ее, слава богу, у соседей хватает.
Казалось бы, членораздельно дала
— Роберт! Уезжать скоро пора, а ты не мычишь и не телишься.
И он как послушный муж, тут же и замычал.
— М-ммы, м-м-ууу, дорогая.
Вижу, воровство для моего Роберта задача невыполнимая.
— Ладно, — сжалилась я, — иди погуляй, пока не начал телиться, я пока поработаю… над собой.
Взяла маникюрную пилочку и залегла в гамаке — ну, знаете, в таком стильном, в карибском — сидеть в нем совершенно нельзя, но мы, стильные, на подвиги и похуже способны, если требует дело. Короче, я заприметила, что Караваева из соседней дачи заглядывает в наш двор через бинокль и прыг в карибский гамак. Лежу, мучаюсь и представляю, как у Караваевой ее восьмикратно перекроенное лицо от зависти перекашивается. Эта дура ездила на карибские острова, но гамака там так и не нашла — еще бы, я же его заказала Маруськиному Акиму. Акиша по моему спецзаказу гамак сконструировал для гостей — чтобы не засиживались. Пришли, на богатство мое посмотрели и нечего дальше рассиживаться, быстро за дело: а как же! Надо же им осуществлять разнос информации по Москве. Даже не представляю как жить без друзей — откуда узнал бы народ как я преуспеваю?
Так вот, лежу в гамаке, мучаюсь, но на душе истома приятная — Караваева не сходит с биноклем со своей сторожевой вышки, которую она замком зовет. Вдруг смотрю по дорожке (двенадцать погонных метров кизмы — это похоже на гравий, но только гораздо дороже) несется мой Роберт — радостный!
— Придумал, — кричит, — где землю взять! У соседа перед домом лежит горка первоклассной земли.
Я насторожилась:
— Первоклассной? Как ты узнал?
Если честно, не уверена, видел ли Роберт настоящую землю — если и видел, только в горшках.
Он же мне отвечает:
— Как я узнал? Она же лежит перед домом соседа, он же стильный, у него все первоклассное.
— Ах, да, — опомнилась я, — и что из этого следует? Только не говори, мне пожалуйста, что ты собираешься подрулить к соседу с вопросом можно ли землю купить. Он умрет, но и стакана земли тебе только из вредности, зараза, не даст.
Роберт меня успокоил:
— Нет-нет, с наступлением сумерок я в робаку землю перенесу.
Как он меня осчастливил: наконец-то есть повод выпрыгнуть из ненавистного гамака — средства пыток гостей. Я завопила:
— Роберт! Мой дорогой! — и повисла на его мощной шее.
Другой шеи у моего мужа и быть не могло.
В общем, ночью, пока я спала на матрасе от Крайского (ужасный матрас, но
И видим — робатка полная! А внизу стоит Роберт — бедняга спать еще не ложился, землю таскал. Увидел меня, расплылся в улыбке и, тайно гордясь собой, интеллигентно меня так спрашивает:
— Ну что, дорогая, умею я воровать?
— Ты?! Лучше всех! Дай я тебя расцелую! Я немедленно! Немедленно хочу оказаться рядом с тобой!
— Только не прыгай с балкона! — он мне кричит и страшно гордится собой.
И есть чем гордиться, в нашей стране с законами и судами так “хорошо”, что человек, не умеющий воровать, и на комплексы изведется, и на то, чего много в деревенском сортире, который очень стильно соорудил в своем огороде типа саду муж Коняевой — жены банкира, президента и депутата.
Боже упаси вас подумать, что у Коняевой целых три мужа. Она и одним-то по недоразумению разжилась — муж ее триедин — стильные знаю, что это такое.
Так вот, мы тут же, за завтраком, отпраздновали потерю невинности Роберта. Он жутко гордился собой, я от него не отставала — еще бы, вот она я! И муж у меня самый лучший! У самого банкира-президента и депутата землю украл.
Но, я вам скажу, рожденный ползать лежать не может — это про Роберта каламбур. Надела новый костюм от Борджера — не стоит и говорить кто это такой — решила по улице нашей пройтись и вот тут-то меня настигла беда. Муж Коняевой, этой…
Впрочем, не буду ругаться, мат выходит из моды. Короче, стоит банкир-президент-депутат и дирижирует наемными рабочими. Они аккуратно, чтобы не испачкать ему тротуара, носят землю в громаднейший самосвал. Уж почти всю туда загрузили. А рядом стоит пустой самосвал.
Я с присущим мне юмором и умом к обворованному (моим мужем!) банкиру небрежно так подхожу в своем новом Борджере и, чтобы с чего-то беседу с ним завязать, спрашиваю:
— А второй самосвал ты пригнал зачем?
— Так землю хотел же вывезти, — отвечает мне депутат и все прочее. — Но представляешь, неожиданно вышла мне экономия.
Учуяв беду, я воскликнула:
— Каким это образом?
— Да половину земли утащил какой-то чудак. Я вот думаю, не погорячился ли я вообще, пригнав самосвалы? Может, этой ночью он утащил бы всю землю? Как думаешь?
У меня, главное, спрашивает. Наглость какая! Разумеется, я отомстила ему, сказав:
— Фи-и, все думали, что ты нарочно возле забора земли навалил. Мы с Караваевой задумку твою уже похвалили, так стильно…
И с презрением глянув на самосвал, гордо ушла, а на душе, разумеется, кошки так и скребут.