Моя тень горит ярче меня

Медведева Марина

Я свернула на нашу улицу и только хотела подойти к дому тети Раи, как заметила поблизости белый фургон с синей полосой. Я осторожно прошла мимо и пригляделась. В руинах моего дома копошились незнакомые люди. Полиция? Возле фургона стояла тетя Рая в наброшенном поверх халата плаще и в садовых калошах. Ей что-то говорил худощавый мужчина в форме. Тетя Рая казалась взволнованной. Она беспрестанно поглядывала на свою открытую калитку. Когда я прошла мимо, она украдкой взглянула на меня и еле заметно покачала головой. Я ускорила шаг и в конце улицы свернула к гаражам. Что делать?

Домой сейчас не попасть. Иначе полиция будет задавать вопросы или, чего доброго, потребуют документы, которых у меня нет. Придется ждать, пока уедут.

Уехали они только к вечеру. Я проследила, как фургон скрылся за поворотом, и побежала к дому. Быстро прошла вдоль забора, вынула из кармана ключ и вставила в замок калитки. Забежала в дом и с порога крикнула:

– Кто это был? Что они искали?

Тетя Рая сидела на диване перед горящим экраном телевизора и молча глядела на стену. Телевизор орал, что есть сил. Я взяла пульт и приглушила звук. Села рядом с ней и взяла за руку. В неярком вечернем свете она показалась мне такой беспомощной и старой. На год старше отца – в этом году ей исполнилось семьдесят. Невысокая, крепкая, она всю жизнь вертелась, как белка в колесе. Муж вечно в командировках. На ней работа, дети, дом и огород. Тети Раины сыновья старше меня – обоим уже за сорок. Когда росла, они уже были взрослыми и смотрели на меня, как на малявку, от которой лучше держаться подальше. Сейчас, глядя на тетю Раю, мне казалось, что у нее осунулось лицо и прибавилось морщин. Смерть отца огорчила ее. Не мудрено – они столько лет знали друг друга!

– Ездила сегодня в морг, – тихо сказала она, сжимая мою руку. – Сергея отправили в судебный, потому что документов нет. Захоронить не дают. Будто бы следствие идет. И сюда приезжали. Спрашивали, кем мне приходился умерший. Как мы с твоим отцом условились, назвала его Сергеем Сергеевичем Ивановым. Сказала, что, когда снимал дом много лет назад, показывал паспорт. Про тебя узнавали. Видно, соседи донесли, что девушка с ним жила. Я соврала, будто ничего о тебе не знаю. Ох, что будет, Майя? Они целый день копались в углях вашего дома. Что-то искали.

Я нетерпеливо прервала ее:

– Тетя Рая, они сказали, отчего умер отец?

Она сильнее сжала мою ладонь и заплакала:

– Говорят, обширный инфаркт миокарда. Он быстро умер, деточка. Не мучался.

Я не выдержала и тоже заревела. Мы обнялись и плакали. С экрана телевизора орало какое-то шоу, затем включили рекламу. Мир продолжал жить, словно ничего не произошло. Люди умирают каждый день. Кого волнуют чужие слезы?

Глава вторая

– Я закончил. Можешь зашивать труп.

Судмедэксперт Брехун бросил грязный скальпель на стол, отвернулся от покойного и уверенно направился к выходу.

– Игорь Дмитрич, а как же результаты гистологического исследования? – спросил вдогонку дежурный санитар Сильвестр Победоносцев. Его голубые глаза вопрошающе глядели на Брехуна.

– Скоро приедет следователь. Отдай ему.

Брехун скрылся за дверью – отправился писать заключение о вскрытии, Сильвестр приступил к привычной работе.

Пару часов спустя, когда в морг заглянул следователь Кирилл Пьянков, покойник уже был аккуратно зашит и бережно укрыт тонким покрывалом.

Пьянков был видным мужчиной следка за тридцать с гладко выбритыми щеками, скуластым лицом и темными глазами, опушенными густыми ресницами. «Девичьи» глаза уравновешивал волевой подбородок. Следователь холодно поздоровался, спросил про бумаги. Сильвестр задумался: почему у работников следственного комитета такие строгие лица? Будто улыбка – признак несерьезности и легкомыслия.

Сильвестр отдал бумаги, включая заключение судмедэксперта, которое перед этим получил от Брехуна. Следователь тут же бросился читать документы, а любопытный санитар решил его разговорить.

– Брехун пишет, что причиной смерти стал острый инфаркт миокарда, вызванный в том числе передозировкой сердечного глизикода. Это что за препарат? – пробормотал Пьянков.

– Глизикод содержится в препаратах для лечения аритмии. Их нужно принимать строго по назначению врача, – ответил Сильвестр, студент четвертого курса медакадемии. – Пожилые люди часто забывают, что приняли лекарства, и принимают повторно.

– Либо родственники сознательно увеличивают дозу, – пробормотал Пьянков.

– Если так, выходит, его убили.

– Следствие установит, – уклончиво ответил Пьянков. – При покойном не было таблеток?

– Нет, я тщательно проверил карманы одежды. Наверное, таблетки остались у него дома.

– Мы это вряд ли узнаем, – нахмурился Пьянков и перелистнул страницу отчета. – После того, как забрали тело, кто-то поджег его дом. Если в доме покойного были таблетки, они сгорели в пожаре.

– Интересно, кем был этот старик? – размышлял Сильвестр. – Жил в чужом доме, один и без документов. Стоило ему умереть, как дом тут же сожгли.

– Мы не уверены, что он жил один. Соседи видели, как из дома выходила девушка. Может, дочь или любовница.

– Ого! – хмыкнул Сильвестр. – А старик-то был непростой. Ему за шестьдесят, значит, был на пенсии. Может, на почте знают, кто он такой? Когда мама болела, ей пенсию на дом приносили. Почтальон каждого своего «подопечного» знает в лицо и по имени.

– Ребята уже побывали в ближайших почтовых отделениях. Никто не знал о старике с Калинина. Будто его и не было. Хотя, раз он не был прописан по этому адресу, мог получать пенсию в другом районе.

– Вижу, работы у вас невпроворот, – сочувственно вздохнул Сильвестр.

– Еще бы! – согласился Пьянков. – Когда обыскивали то, что осталось после пожара, нашли останки системников, расплавленных винчестеров и другой техники.

– Ого! – восхищенно присвистнул Сильвестр. – Старик все интереснее и интереснее. Может, он майнил криптовалюту. Подпольный крипто миллионер.

– Как бы все не оказалось еще хуже, – ответил Пьянков и убрал документы в серую папку, а папку в сумку. – Поджог был намеренный – на остатках мебели и обгоревших досках пола нашли следы горючих веществ. Покойный мог работать на преступников, либо собирать о них информацию. И то, и другое чревато риском для жизни.