Моя тетушка — ведьма
Шрифт:
Крис, конечно, получил по заслугам, но мама тут же вмешалась:
— Крис и Мидж, я сейчас наделаю вам бутербродов, и отправляйтесь дышать свежим воздухом. До вечера будьте любезны быть на улице!
— До вечера? — воскликнула тетушка Мария. — Но сегодня днем у меня здесь соберется Кружок Целительниц! Детям было бы очень полезно поприсутствовать на нашей встрече!
— Свежий воздух еще полезнее, — отрезала мама. — Крис очень бледный.
И точно. Крис выглядел так, словно сильно не выспался. Он был совсем белый, и у него опять вылезли прыщи. На протесты тетушки Марии (сегодня ветрено, скоро будет дождь, мы промокнем) мама не обратила внимания и силком вытолкала нас из дому с теплой одеждой и огромным полиэтиленовым пакетом еды.
— Сделайте мне одолжение, отдохните для разнообразия, — сказала она.
— А как же ты? — спросила я.
— Да ничего. Пока у нее будет это сборище, повожусь в саду, — ответила мама.
Мы вышли на улицу.
— Мама опять корчит из себя подвижницу, — сказала я. — Терпеть этого не могу.
Крис ответил:
— Ей нужно отработать свое чувство вины из-за гибели папы. Пускай, Мидж. — И улыбнулся — как обычно, будто все-все понимал. Казалось, стоило нам выйти из дому, и он снова стал самим собой. — Хочешь, скажу, что я вчера заметил на этой улице? Видишь дом напротив?
Он показал, и я сказала «да» и посмотрела. И тут тюлевые занавески на переднем окне дома дернулись, словно кто-то поскорее за них спрятался. А вообще это был домишко кремового цвета, мрачный, как и вся остальная улица, с крупными цифрами «12» на парадной двери.
— Номер двенадцать, — сказал Крис, шагая по улице. — Единственный дом на всей улице с номером, Мидж, если не считать номера двадцать два в дальнем конце, по той же стороне. Значит, сторона тетушки Марии — нечетная, да? А следовательно, дом тетушки Марии — номер тринадцать, как ни считай.
Крис всегда обращает внимание на числа. Раз замечает номера домов, значит, пришел в себя, решила я. И ответила, что да — наверное — номер тринадцать, и мы смеялись всю дорогу до берега моря. Там было очень ветрено и пустынно, но при этом почему-то очень аристократично. Крис крикнул, мол, даже бетонные сараи и те изящные. И правда. Мы прошли мимо детского бассейна и унылой площадки с качельками и вышли к морю. Был прилив. Волны вовсю бились о набережную, серые, свирепые, и то и дело захлестывали тропинку. Ноги у нас промокли, а грохот стоял такой, что мы перекрикивались, а потом во рту долго было солоно. Нам встретился только один человек — только один на всей набережной, — и тот у самого начала: пожилой господин, застегнутый в твидовое пальто, который попытался вежливо приподнять перед нами твидовую шляпу, но только притронулся к ней рукой, чтобы ее не унесло ветром.
— Доброе утро! — прокричали мы.
— Добрый день! — прокричал он в ответ.
Очень точная поправка. Было уже за полдень. Правда, мне всегда казалось, что «день» начинается только после ланча, а мы еще не ели.
Когда мы оказались возле пирса, я заорала Крису:
— Этот призрак у тебя в комнате — он кто, он или она?
Хуже места для важных вопросов я найти не могла. Море билось и хлюпало вокруг стальных опор, а постройки вдоль пирса заслоняли нас от ветра, и мы то оказывались в тихом закутке, где было теплым-тепло, но в ушах звенело, то выходили обратно в ледяной грохот.
— Мужчина! — заорал Крис. — И не папа, — добавил он, когда мы снова оказались в тихом закутке. — Я видел, ты подумала, что это он, так вот не он. Ну и физиономия у него — будто помесь шута с попугаем.
Ветер взвыл, и я плохо расслышала конец фразы.
— С бугаем? — завопила я.
— С попугаем! — заорал в ответ Крис. По-моему, после этого он закричал что-то вроде: «Пиастры! Красотка Полли! Долговязый Джон Сильвер! Я призрак Аделины-Молодчины! Смех без причины — признак дурачины! Бред соседа до обеда!»
Когда кричишь на ветру, всегда кричишь чушь, и я думаю, Крис кричал все это, чтобы заглушить страх. В общем, я совершенно запуталась и решила, будто он пытается сообщить мне, как зовут призрака.
— Сосед? — завопила я. — Джон?!
— Какой еще сосед Джон? — взвыл в ответ Крис.
— Призрака так зовут! Его зовут сосед Джон? — проорала я.
Когда мы снова оказались на островке тишины и разобрались, кто что от кого услышал, то чуть животы себе не надорвали от смеха и решили, что «сосед Джон» — отличное имя для призрака. Так мы его теперь и называем. Я все время представляю себе огромного красного пиратского попугая, только Крис говорил еще и про шута, и когда я об этом вспоминаю, то поправляю картинку и делаю из красного попугая другого, белого, с желтым хохолком — ну, какаду. По-моему, хохолки у них похожи на шутовские колпаки, а призракам положено быть белыми. Но вообразить, чтобы так выглядел человек, я не могу.
Крис рассказывал мне про призрака весь день — в час по чайной ложке, урывками. А кое-чего он мне вообще не рассказал, я уверена, и теперь я ломаю себе голову, почему и чего именно.
Он сказал, что в первую ночь вдруг проснулся от испуга — решил, будто забыл задуть свечу. Но потом он понял, что это светит в окно уличный фонарь. На фоне окна было видно очертание человека, он стоял, ссутулившись, спиной к Крису. Похоже, человек рылся в одном из стеллажей.
— Ну, я его окликнул, — сказал Крис.
— Страшно было? — спросила я. При одной мысли об этом у меня сердце прямо бухало.
— Конечно было, просто сначала я подумал, будто это грабитель, — ответил Крис. — Я сел и вспомнил, как много людей убили, когда они вспугивали грабителя, и решил притвориться, будто сплю с пистолетом под подушкой. Ну и сказал: «Руки вверх и медленно повернитесь». Он развернулся и как вылупится на меня. Вид у него был совершенно потрясенный — по-моему, он вообще не ожидал никого тут застать, — вот мы и таращились друг на друга некоторое время. Тут я уже сообразил, что он не грабитель. Не то выражение лица. Ну, то есть чокнутое, конечно, но не грабительское. Еще я почему-то сразу понял, что он потерял что-то нужное и теперь ищет, поскольку оно должно быть в этой комнате. Тогда я спросил: «Что вы потеряли?» — а он не ответил. Сделал такое лицо, будто сейчас заговорит, но не заговорил.
Крис сказал, он даже тогда не понял, что этот человек — призрак. Сначала он заявил, будто до него это дошло вообще только на следующее утро, когда он сказал мне, что у него призрак в комнате. А потом поправил сам себя: нет, кажется, он это понял, когда человек только собрался повернуться. В комнате было потустороннее ощущение, сказал он. Потом опять стал сам себя поправлять. Наверное, призраки — такая штука, что, когда их видишь, в голове все путается. Крис еще сказал, что начал удивляться сразу, как заметил, что на человеке такой странный темно-зеленый плащ, весь изодранный и в грязи.