Моя в наказание
Шрифт:
— Не будет такого, Ручеек. Не будет…
— Он очень злой, Лейла. Очень-очень. Ты не представляешь. Ты глаз его не видела…
Вспоминаю и тру плечи. Я бы в двадцать под таким взглядом расплавилась. И сама толком не знаю, как сейчас устояла.
Лейла подхватывает эстафету тяжелых вздохов. Молчит пару секунд. Колеблется может, не знаю.
— А ты не спорь с ним, Айка… Будь мудрой. — Она замолкает. Может ждет, что я начну прирекаться. Но я не спорить хочу, а найти выход. Пусть мне Лейляша подскажет. — Злится? Пусть злится.
— Не думаю… — Улыбаюсь невесело. Теперь не спорит уже Лейла. Так и молчим друг дружке. Подруга просто как бы рядом. Не бросает.
Когда становится прямо-таки неловко из-за затянувшегося молчания, мотаю головой и возвращаюсь к гладильной доске. Беру утюг.
— Так а что там Болатик? Упал? Толкнули, что ли? — меняю тему. Слушаю вроде бы внимательно, а сама в голове так и кручу…
Всю ночь кручу. Когда Сафичка утром приходит и заползает под руку кручу. Когда готовлю ей кашу, с ложки кормлю между сонными кивками головы. Когда волосы заплетаю…
В красивую-красивую замысловатую косу. Я часто думаю, какой же красавицей она у нас с Айдаром вырастет! Мне кажется, взяла у родителей лучшее. И дальше брать должна.
Перед выходом из дому малышка садится на пуф в коридоре. Я надеваю ей сандалики. Вопреки бессонной ночи в крови кроме адреналина как будто ничего и нет. Колотит. Подмывает.
Делать что-то нужно, Айка! Делать!
Поднимаю взгляд на свою малышню и с шумно колотящимся сердцем спрашиваю:
— Как ручка?
Сафи отмахивается. Смотрит на застежку своей обувки. Когда понимает, что я отвлеклась и ножка пока так в воздухе и будет висеть — мне в лицо.
— Нормально, мамуль. Айдар-р-р всё починил…
Улыбается, не подозревая, что почти доводит мать до сердечного приступа.
— Как это, Айдар починил? — спрашиваю мертвым голосом. Сафи улыбается. Ко рту тянется, хихикает опять… В воздухе так пахнет любовью, что мне до жути страшно…
— Во сне, мамуль. Подул-подул. — Показывает. — Поцьомал. — Чмокает себя же в центр ладошки, как я вчера, только сильно и звонко. — Сказал: не плачь! — Хмурит бровки точно как отец. — И всё прошло… — Разводит ручками.
Я киваю и опускаю взгляд на сандалики.
Пальцы дрожат, когда застегиваю. Губы тоже. Сжимаю.
Он ей уже снится даже, Аллах.
— А когда мы в Италию, мам? Я готова… Я уже поучилась, устала, можно ехать отдыхать…
Поднимаюсь и беру дочь за руку. На вопрос не отвечаю. Что ответить?
Он не окружил нас, как я думала. Он внутри поселился.
Как он так быстро вскрыл сразу два изголодавшихся без его любви сердца?
Глава 10
Айлин
Экран мобильного вспыхивает многозначительным: «Все в силе?». Я замираю с наполненной нутеллой ложкой над тестом. Сглатываю.
На кухне шумит телевизор и вытяжка, Сафи носится по квартире. Голодная уже, ждет свой вкусный субботний полудник. Я слышу, как выстреливает четкими: «янт-т-тыки!», «анне делает янт-т-тыки!».
Дочка еще не в курсе, но мы с ее отцом договорились о встрече. Его с ней встрече.
На это ушло много моих нервных клеток и понадобилась куча смелости, но я смирилась с неизбежностью.
На отправленный Салмановым несколько дней назад вопрос: «так когда?», ответила отчаянным: «давай в субботу. Я ее подготовлю».
Крайним сообщением в диалоге до сегодняшнего утра висело «ок» бывшего мужа. А теперь…
Опускаю ложку назад в банку с шоколадной пастой. Протираю руки полотенцем от муки и, притворяясь перед собой же, беру телефон уверенным движением.
Ожиданием Салманова не томлю. Пишу: «да, всё в силе», отправляю и блокирую, разворачивая экраном вниз.
Теперь снова нужно собраться. Убедить себя, что не совершаю ошибку.
Сафи с отцом будет лучше, чем так, как сейчас. Я никем его дочке не заменю. Да и это ужасный цинизм, заменять, когда есть родной. Когда родной готов…
Молю Аллаха, чтобы хотя бы это не придумала и Айдар действительно был готов.
Уже не к запаху детской неожиданности, бессонным ночам, коликам и режущимся зубкам, это все мы с Сафиком пережили. Но просто любить ее так сильно, как она заслуживает. И как она полюбит его. Ох…
Я изо всех сил борюсь с ревностью. Заверяю себя, что их взаимная любовь меня третьей лишней не сделает. Просто мой ребенок станет счастливее. А я…
А мне на душе будет легче. Сначала нет, конечно, но потом…
Как бы там ни было, ложь лежала на душе тяжелым камнем. Не знаю, как несла бы ее всю жизнь. Должна радоваться, что могу сбросить уже сейчас.
А еще не должна ему перечить. Спорить с ним. Пререкаться.
Я прислушалась к Лейле. Хочу верить, именно этот путь и угоден Аллаху.
Слышу, что носившаяся по коридору Сафи затихает. Напрягаюсь. Дальше слышу уже кашель. Вздыхаю.
— Кызым, беги сюда, — зову ее, а сама по-быстрому закрываю янтык с бананами и нутеллой — наше с дочкой изобретение. Снова протираю руки и иду за прописанным малышке сиропом.
Сафи легко переболела после нашего возвращения из Италии. Обратная акклиматизация. Но кашель, чтоб его, остался. Мы несколько раз слушались. Легкие чистые. Но эти звуки мне душу разрывают.
Сафи послушно залетает в кухню. Видит меня с сиропом и ложкой. Кривится, хоть он и сладкий.