Моя война
Шрифт:
— А разве это не так?
— Не так. Я даже сама не знаю, зачем я набрала твой номер. Меня интересовала сама вероятность существования материалов или технологий, способных поглощать радиацию. Как оказалось, это была часть созданного тобой социального конструктора.
— Не часть, — поморщился Монгол. — Это брызги…
— Я просто хотела на тебя посмотреть. Ты слишком дорого стоил, Монгол. Я хотела знать, имела ли смысл игра.
— Ну и как?
— Чувство собственной значимости, Монгол. Слышал про такую штуку?
— И что?
Я молчала. Монгол, прищурившись, следил за мной.
Крак! Щелкнул тумблер выключателя. Серфер не смог справиться с волной. Он утонул. Он не сумел обогнать Систему, которая оказалась слишком умна. Невозможно
— Ты все говорил правильно и справедливо, — сказала я. — Мне только кажется, что в своей вечной скуке, в своем вечном движении вперед ты проскочил нужный поворот. Тот самый, единственный, что ведет к Мосту через пропасть. Помнишь? Мост к Сверхчеловеку. Над пропастью человека. Или может быть, в твоем колчане кончились стрелы? И больше не пустит человек стрелы тоски своей…
Я говорила в пустой монитор. Я плакала перед пустым монитором.
Тоненький “Ericsson” так и остался лежать на прилавке. Никому не нужный товар на иллюзорном рынке, где-то на карте Индии.
Гений должен творить. Его бездеятельность — преступление. Бесконечные начала и ни одного конца, пусть в пустоту.
Из Дели я связалась с Джамалем.
— Привет! — задумчиво улыбаясь, сказал мой начальник. — Я уже начал волноваться. У тебя все в порядке? Нашла что-нибудь?
— Нашла.
— Ну?
— Это фикция. Такого проекта не существует в реальности. Как сказал один мой знакомый, это деталь социального конструктора. “Утка”, проще говоря.
— Очень хорошо. Подобного стоило ожидать. Не знаю, следила ты за прессой или нет, но сейчас вокруг этой темы крутится много статеек, слухов и тому подобного околонаучного бреда.
— Они хотят сформировать общественное мнение. Статье можно не верить, но информация отложится. А там можно уже играть на настроениях. Включится “испорченный телефон” и пойдет плодиться информационная гидра: от “радиация сейчас для человека не опасна” до “новые материалы защищают на N процентов”.
— И результат?
Джамаль выглядел плохо: круги под глазами, серый цвет лица. Создавалось впечатление, что он не спит уже несколько ночей.
— В Индию будут ввозить ядерные отходы. Скорее всего, из Евросоюза через третьи руки. Похожий сценарий разыгрывался в России. Давно.
Джамаль воспринял новость спокойно, без лишней мимики.
— Я тебя понял. Возвращайся. Абдул тебя хотел видеть.
— Хорошо… У меня еще остались незаконченные дела, я думаю, что это займет дня два.
— Полагаю, что это не проблема. Возвращайся, когда все закончишь… — сказал Джамаль и хитро прищурился.
Мне показалось, что он знает о моих “делах” все. Я увидела, что он готов отключиться и неожиданно для себя спросила:
— Джамаль, а кто выиграл?
— В смысле?
— Ну, ты же делал ставки в связи с моей командировкой. Кто выиграл?
— А ты как думаешь? — его губы растянулись в усталой улыбке. — Конечно твой любимый начальник…
На самом деле у меня не было никаких дел в Дели. Я просто хотеда отдохнуть. Смыть с себя неприятный осадок, который остался после встречи с Монголом. Мне просто требовалось несколько дней на расслабление. Дели — подходящий для этого город.
Если встать пораньше, в тот момент, когда солнце только-только показывается из-за краешка земли, то можно увидеть вещи, обычно скрытые от глаз. В четыре часа утра с верхних этажей гостиницы “Ашока” виден чуть ли не весь город. Конечно, если нет тумана.
Сегодня туман был. Дели, укрытый плотным одеялом белесой пелены, больше напоминал старинные развалины, ожидающие своих археологов, чем современный мегаполис, едва ли не центральный город всей Азии. Где-то внизу, у подножия, задыхаясь среди молочно-белой смеси смога, водяной пыли и испарений не остывшего за ночь асфальта, терпеливо ожидают грузчики, таксисты, разносчики воды, торговцы фруктами, сувенирами, женщинами, мужчинами, своей жизнью, чужой жизнью, просто нищие. Сейчас каждый из них готов на все ради очередного клиента, ради скользящего взгляда любопытствующего туриста, у которого нет-нет, а дрогнет рука, потянется за кошельком или кредитной картой. Они пришли сюда незадолго до рассвета, в желании занять место поудобней, все приготовить, поймать прибывших утренним самолетом или отъезжающих на первом поезде. Где-то внизу, вероятно, были люди, которые когда-то имели свое дело, свою небольшую лавочку или производство. Когда-то они, может быть, составляли то, что называлось почти гордо “средний класс”, и считались едва ли не спасением экономики страны. Каждому монстру нужны жертвы. Глобальная экономика сожрала любовно выращенный средний класс, бросив кости на дно кастрюли из смога, водяной пыли и испарений.
Днем, в толчее туристического города, среди яркого света и жары, все это незаметно, все это скрыто яркой суетой.
Ресторан “Башня” чем-то напоминал наркобар “Орбита” в Киеве. С той разницей, что тут не существовало такого понятия, как наркотики, и здание ресторана было построено специально, то есть огромная элегантная черная игла изначально задумывалась как ресторан, а не телевышка или маяк. В ресторане был ограниченный выбор алкоголя и курительных смесей, но шикарная кухня. К тому же отсюда можно было рассмотреть весь город и все его достопримечательности: от Кутаб Минара до Красного Форта. Специальные окна позволяли это сделать. Фактически это были не стекла, а огромные экраны, управляемые тонкой, сенсорной техникой, улавливающей направление взгляда и даже настроение смотрящего. Столиков с неудобным обзором тут не было. Все места располагались по внешней окружности, близко к окнам. В центре находились бар-ная стойка и кухня, уходящая вниз на несколько уровней.
Я сидела вполоборота к окну и рассматривала уличную толчею. В голове было пусто.
Из центра зала доносилось что-то мелодичное, традиционно индийское. Может быть, ситар или еще какой-то инструмент. Хозяин ресторана был очень богатый человек. Даже если не принимать во внимание затраты на строительство башни, которые, впрочем, могли быть не столь велики, учитывая новые технологии, применяемые в строительстве, содержать ресторан, основывающийся на национальных традициях, было очень накладно. Национальная еда, музыка, оформление — вот наиболее дорогие составляющие. И дело, конечно, не в закупках местного риса или специй. Крестьяне, которые ориентируются на производство этих продуктов, достаточно бедны, чтобы продавать свой товар по дешевке и радоваться этому. Однако беда местного производителя в.том, что производимые им продукты не всегда соответствуют заданным международным нормам. Упаковка, маркировка, процесс производства. Фермер из Бихара не в состоянии конкурировать с любым сельскохозяйственным гигантом, входящим в состав Европейского Торгового Соглашения (EFTA), а, следовательно, он должен “сливать” свой товар по заниженным ценам. Но и это для него не панацея, так как спроса на его зерно, рис, мясо и молоко нет. Налоговая политика государства, подчиняющегося Европейским Торговым Соглашениям, не предусматривает “зеленого коридора” для продукции, не соответствующей нормам EFTA. А значит, сыр из штата Бихар будет стоить в три-четыре раза дороже, чем аналогичный ему продукт, произведенный неизвестно где, но несущий на себе звездчатую шестеренку эмблемы EFTA.
Дальше больше.
Владелец ресторана, имеющий наглость поддерживать национального производителя, никак не подпадает под категорию налогоплательщиков, которым обеспечен тот самый “зеленый коридор” из-за того, что они поддерживают Всемирный рынок. Следовательно, налоги с ресторана “Башня” взимаются совершенно по другой ставке, нежели налоги с одного известного международного “фастфуда”.
Получалась своего рода вилка: с одной стороны, оригинальность, колорит и, как следствие, популярность, а значит, доходность такого проекта. Но с другой стороны — давление налогового аппарата на потребителя и производителя, и, следовательно, убыточность.