Моя юношеская романтическая комедия оказалась неправильной, как я и предполагал 4
Шрифт:
Когда ты уже в шестом классе, наверно, тебе уже довелось влюбиться. И хотелось поговорить с кем-то об этом незнакомом чувстве, с которым не можешь справиться. Но говорить об этом неловко, и ты признаёшься тому, кому доверяешь, в разговоре с глазу на глаз. Вот почему люди начинают распространять сплетни, сначала клятвенно уверив, что сохранят всё в тайне? Клуб Дачо37 из себя корчат, что ли?
Сейчас я могу говорить об этом со смехом, но тогда казалось, что больнее ничего и быть не может.
Ты можешь верить
Не существует такого понятия, как стереотипный плохой человек. В обычных условиях каждый более-менее хорош, как минимум обычен. Но в трудную минуту он может внезапно измениться, проявляя свою истинную суть. И это самая пугающая человеческая черта. Надо всегда быть настороже.
Неожиданно всплыла в голове цитата из Нацумэ Сосэки.
Не существует людей, плохих от природы. Все в это верят, и я не исключение. Я не сомневаюсь в существовании добродетели.
И всё же люди, почуяв выгоду, обнажают клыки.
Люди рационализируют своё поведение, когда заражаются злом. Они не считают себя злыми. И чтобы сохранить свою искривлённую целостность, они искривляют весь мир.
Кто-то, кто вчера был «крутой», сегодня оказывается «выпендрёжник». Кто-то, уважаемый как «умный и знающий», сегодня презираем за «свысока смотрит на троечников». «Бодрый и энергичный» превращается в «доставучий и без тормозов».
Чтобы карать преступления в искривлённом мире, людям нужен меч правосудия. Не в силах утвердиться самостоятельно, они объединяются с другими заговорщиками. Они разговаривают друг с другом о беспринципности и греховности как о само собой разумеющемся. И вычищают культуру, исходя из собственного чувства справедливости. Они способны из мухи раздуть слона.
Если это не обман, тогда что это?
В том закрытом мирке ты дрожишь от одной мысли, что можешь оказаться следующим. И прежде, чем это может случиться, ищешь козла отпущения.
Затем цикл продолжается. Ему нет конца.
Какой смысл строить дружеские отношения, если тебя принесут в жертву ради чьего-то достоинства?
— А что, если… так будет и в средней школе?
Руми всхлипнула, её голос дрожал.
Словно заглушая её, раздался крик восторга. Он прозвучал даже не в десятке метров поодаль, он слышался словно из какой-то странной, далёкой земли.
x x x
Ложка со стуком ударила в тарелку.
Проводив взглядом Руми, молча возвращающуюся к группе с застывшим на лице выражением частичной покорности, мы тут же вернулись к своей кастрюле.
Картошка в карри, за которым следила Хирацука, отлично смешалась с остальными продуктами. От кастрюли шёл аппетитный запах.
Рядом с кухней стоял длинный деревянный стол с посудой и две скамейки. Мы начали смотреть, где нам
Первой села Юкиносита. Она без колебаний выбрала себе место на углу. Следующей оказалась Комачи. Ясен пень, она пристроилась рядом с Юкиноситой. Затем опустилась на скамейку Юигахама. А следующей, как ни странно, Эбина. Миура расположилась на противоположном углу. Я думал, она захочет сесть в центре, но нет.
Потом места начали выбирать парни. Тобе сел перед Миурой. Прямо будто присматривать за ней собрался. Рядом с ним угнездился Хаяма.
Чтобы оказаться рядом с теми, с кем я сидеть не возражаю, я решил ждать, пока выберут все остальные. Если подумать, в подобных ситуациях я всегда жду до последнего. Вы знаете, кто я. Я великодушный парень, пропускающий свою очередь из благородства.
Кажется, за Хаямой могут расположиться Тоцука, Хирацука или я.
— Э-э… — Тоцука посмотрел на Хирацуку, потом на меня, явно погрузившись в глубокие раздумья. — Х-Хачиман, где ты хотел бы сесть?
— Да где угодно. Подожду, пока все сядут.
— Лучшее напоследок, да? — Спросил Тоцука.
— Э-э, не совсем…
Это всё навалившиеся на меня обстоятельства. А не вопрос веры или нетривиальное мышление.
— Лучшее напоследок… Я поняла! Теперь я поняла. Я понимаю, как это… Я понимаю, как это должно быть.
Пробормотала себе под нос Хирацука. С таким выражением лица, словно на неё только что снизошло божественное озарение. Слишком она болезненно реагирует на слово «последний» и иже с ним… О господи, кто-нибудь, женитесь на ней наконец.
— М-м, я сяду… — Сказал я. — А ты где сядешь, Тоцука?
— Я не против быть рядом с тобой.
У меня даже язык отнялся.
Тоцука только что сказал нечто совершенно нелепое, мне требовалось время, чтобы прийти в себя. Он прижал руку к губам, словно сам только что сообразил, что он выпалил.
— Не-немного странно получилось. Я имею в виду, мы обед готовили, потом с детьми возились, так и не получилось поговорить, вот и всё… — Объяснил он, хотя суть сказанного осталась неизменной. Сейчас он казался даже большим милашкой, чем раньше.
— Ну, как скажешь. Давай садиться.
От смущения, приправленного изрядной долей робости, я подтолкнул Тоцуку в спину, поторапливая.
Чёрт, и почему у него такая хрупкая спина? Я даже сопротивления никакого не почувствовал.
— Ладно, я пристроюсь здесь.
Он сел и приглашающе махнул мне рукой под столом, где никто не мог видеть.
— …Ага.
Убедившись, что глаза меня не обманывают, я сел рядом. У меня даже челюсть отвисла, пришлось прикрыть рот рукой, сделав вид, что зеваю.
— Ну что, приступим?
Сказала Хирацука, усевшись с краю, рядом со мной.
И, словно по команде, все сложили перед собой ладони, «итадакима-а-ас».
Есть у меня чувство, что я уже очень давно не ел в такой большой компании. Хотя прошло от силы два года, казалось, это было очень давно.