Моя жизнь под землей
Шрифт:
Этот 1941 год был для меня очень трудным: у меня совершенно не было времени, так как я полностью посвятил себя детям, и только в октябре, в самом конце горного сезона, я смог наконец выбраться и подняться с Лубаном к Хенн-Морт. Жозетт Сегуфин не смогла к нам присоединиться, и нам пришлось вновь спускаться в пропасть вдвоем.
В тумане гигантская двойная воронка выглядела по-настоящему устрашающей. Колоссальный провал с вертикальными стенами, у которых летом и зимой лежит много снега, и посреди этого снежного поля зияет вход в пропасть.
В этой очень живописной, но мрачной местности полстолетия назад разыгралась драма, давшая название безымянной до того пропасти. Местная женщина заблудилась в тумане (очень частое явление в этом горном массиве) и, блуждая в темном пихтовом лесу среди хаоса нагроможденных скал, расселин и осыпей, упала в пропасть. Об этом узнали, найдя на краю пропасти ее сабо и зацепившуюся за куст косынку. Никому даже в голову не пришло тогда спуститься в эту страшную яму, которую назвали Клот-де-ла-Хенн-Морт (пропасть Мертвой Женщины).
Сегодня, повторив все акробатические приемы, которые в прошлом году проделали Марсель и Жозетт, мы с моим спутником спустились на подземную осыпь, сильно заваленную снегом, падавшим сюда через вертикальный колодец. Снег скапливается здесь зимой, слеживается и образует белую гору, неожиданно появляющуюся из темноты. Под этим снежным покровом лежит труп несчастной женщины, вероятно хорошо сохранившийся.
Вскоре мы доходим до того места, где закончились прошлогодние исследования, и с помощью веревок и лестниц спускаемся еще глубже. На глубине ста десяти метров нам преграждает путь очень узкая лазейка, которую мы преодолеваем ценой больших усилий, и несколько ниже вновь оказываемся на балконе. Дальше мы не можем идти: у нас не хватает снаряжения. Зондаж показывает сорок метров глубины по вертикали, то есть сто семьдесят метров от поверхности. По дороге мы нашли ручей, журчание которого Лубан и его спутница слышали в 1940 году. Кроме того, мы услышали шум более значительного потока, доносившийся к нам со дна последнего колодца.
Понимая, что вдвоем исследовать пропасть невозможно и опасно, мы набрали отряд добровольцев. Шла война, и наши добровольцы были, попросту говоря, мальчики-энтузиасты.
Недостаточность питания и другие лишения военных лет делали каждый поход под землю мучительным. К этому надо еще добавить низкие температуры в пропасти и ужасающие каскады, да и оборудование и снаряжение у нас было никуда не годным.
Члены нашего отряда вкладывали в исследование всю душу и заслуживают того, чтобы назвать их имена: Кастеран, Каренини, Компан, Дельвинь, Морель, Пеллегрин, Риюссет, Сёрей. Все это были товарищи моего сына Рауля, который сам тоже участвовал во всех спусках. Единственным взрослым и опытным членом отряда был Дельтейль, ставший после первого крещения в реке Лабуиш моим неразлучным спутником.
Несмотря на очень неблагоприятные, а порой опасные обстоятельства, мы проникали все дальше, все глубже в эту громадную пропасть.
При седьмой попытке, 18 июля 1943 года, некоторые из членов отряда остались на постах на различных уровнях, чтобы обеспечивать подъем ударной группы в многочисленных колодцах, а мы вместе с Лубаном, Дельтейлем, Морелем и Кастераном достигли глубины двухсот сорока пяти метров. Там оказался зал. Два водопада здесь образовали озеро, которое в свою очередь изливалось пенящимся водопадом в пропасть, расположенную еще ниже. Мне удалось совершить незабываемый спуск в этот вертикальный стометровый колодец, цепляясь за электроновую лестницу в кромешной тьме, так как лампа моя погасла.
Оглушенный водопадом и насквозь промокший, я спустился на дно колодца, и мне тут удалось зажечь лампу и установить, что пропасть продолжалась еще одним вертикальным колодцем, в который также низвергался водопад.
Свистком я скомандовал подъем. Четверо моих товарищей по ударной группе вытащили меня, я вернулся совершенно измученный, вода стекала с меня ручьями, я был без сил, но смог убедиться, что пропасть идет дальше и что нам никогда не покорить ее нашими слабыми силами. Я достиг глубины трехсот сорока пяти метров по вертикали, но это был предел моих возможностей, к тому же мы перешли все границы осторожности.
Несмотря на это, через месяц мы снова вернулись в Хенн-Морт. На этот раз было решено спустить Лубана и меня, вооруженных веревочными лестницами, до того места, где я остановился в прошлый раз, и попытаться атаковать следующий колодец.
На этот раз нас было одиннадцать человек (никогда еще наш отряд не был столь многочислен, и мы были полны оптимизма). В веселом настроении мы проделывали почти механически теперь уже хорошо известные маневры. Наши часовые с песнями располагались на различных балконах-постах и приготовлялись ждать нас часиков двадцать. Все шло как по-писаному до глубины 220 метров.
Я шел впереди с Дельтейлем и Лубаном, и мы как раз прикрепляли лестницу для спуска в зал озера, когда произошел случай, который Лубан описал в своем дневнике так:
«Вдруг послышался глухой шум… И сразу громкий крик, который прозвучал особенно страшно во мраке, и вслед за тем троекратный призыв: „Помогите!“
Перепрыгивая с камня на камень, я и Кастере оказываемся около раненого товарища. Это Морель. Он лежит, скорчившись, в воде и сдавленно хрипит. Мы осторожно поднимаем его и прислоняем к стене. Он смотрит на нас. Никогда не забуду этого взгляда — в нем ужас, страдание, растерянность. Наконец к нему возвращается дар речи. Тело его не пострадало, голова была защищена каской. Сломана только левая рука. Морель поддерживает ее здоровой рукой, он совершенно подавлен происшедшим, покачивает головой и тихонько стонет.
Исследование прерывается. С этой минуты у нас одна цель, единственное, за что мы должны бороться, — вынести раненого из пещеры. Никакой паники. Каждый остается на своем месте и всем сердцем отдается трудному делу — подъему раненого.
Шок проходит, мужество возвращается к Морелю, и он изо всех сил помогает тем, кто вытягивает его. Первый колодец, тот, в который он упал, уже позади. Теперь мы у основания нового сорокапятиметрового колодца. Большинство из членов нашего отряда поднимается наверх, чтобы обеспечить подъем пострадавшего.
Через несколько минут рядом с нами троими, оставшимися внизу (Морель, Дельтейль и я), падает страхующая веревка. С большими предосторожностями раненого подвели под самую веревочную лестницу, на него надели прочный спасательный пояс. Мы привязываем его. Два свистка. Подъем начинается и резко прекращается: Морель срывается с двухметровой высоты. По счастью, мы были поблизости и смогли подхватить его на лету. Оборвавшаяся веревка заменяется другой. На этот раз Морель хочет попытаться вскарабкаться на лестницу, помогая себе здоровой рукой. Дельтейль привязывает его вторично. Все предусмотрено. Тактика подъема согласована с верхним отрядом при помощи системы сигнализации.