Моя жизнь под землей
Шрифт:
Это сообщение произвело большое впечатление на всех присутствующих и привело их в восторг. Дело в том, что благодаря моему опыту мы с Дельтейлем обнаружили неизвестный этаж, о существовании которого я догадывался по некоторым признакам. Исследование этого верхнего этажа — древнего пересохшего русла реки — потребовало от нас сложных и трудных гимнастических упражнений и расчистки заваленных проходов, и я убедился, что Дельтейль — прекрасный товарищ. У него не хватало только опыта, но он быстро приобрел его.
Самым ярким был момент, когда мы шли вдвоем по галерее и вдруг услышали рев каскада. Дойдя до водопада, мы поняли, что нашли реку выше сифона, останавливавшего раньше все экспедиции, включая и нашу, не далее как сегодня утром.
Наши лодки остались на приколе у подножия стены высотой тридцать метров, на которую мы взобрались, чтобы исследовать верхний этаж. Теперь нам приходилось отправиться по неизвестной верхней части потока без плавательных средств. Но это я решил проделать один. Может быть, сказалась привычка бывшего спелеолога-одиночки, но, вероятнее всего, на мое решение повлияло то, что Дельтейль оказался очень посредственным пловцом (в чем он сам затем признался). Я попросил его подождать меня на берегу, а сам погрузился в воду во всей одежде (в течение многих часов я все равно уже был совершенно мокрым), чтобы ознакомиться с рекой еще на полкилометра, и дошел до сифона, показавшегося мне менее серьезным, чем предыдущий; в него я решил нырнуть в следующий раз, когда вернусь сюда уже не один.
По многим причинам, главным образом из-за войны 1939–1945 годов, этот следующий раз задержался не на несколько недель или месяцев, а на годы, точнее, на целые восемнадцать лет. Только в 1955 году нам удалось привести к конечному сифону Лабуиш английских и французских аквалангистов.
Мои оценки и предположения не оправдались: сифон оказался очень глубоким и, к сожалению, непроходимым. Мишель Летран из общества «Лионские Тритоны» прошел под водой семьдесят два метра на глубине двадцати трех метров и наткнулся на слишком узкий ход, совершенно непроходимый.
Тем временем мы с Дельтейлем обследовали все сложные этажи Лабуиша, нашли и определили происхождение подземной реки. Гораздо выше под землю уходил ручей. Исследование с окрашиванием показало нам прямую связь этого ручья с рекой в пещере Лабуиш. Различные колодцы — естественные окна — дали нам, кроме того, доступ к некоторым участкам подземной реки, которую предстоит еще исследовать, вероятно, на расстоянии примерно двенадцати километров…
Что касается той части подземелья, которая приспособлена для туристов, то она открыта с 1938 года. Посещение пещеры включает плавание на больших прогулочных лодках в оба конца, что составляет около трех километров, а это самый длинный подземный туристский водный маршрут в мире.
Глава двадцать шестая
Пропасть Эспаррос
В 1937 году случай свел меня с Дельтейлем, и в том же году я встретился с другим начинающим спелеологом, который тоже вскоре стал моим близким другом и преданным сотрудником. Стечения обстоятельств и требования жизни оторвали его через десять лет от этого сотрудничества и нашей дружбы, которая, к счастью, сохранилась, несмотря на разлуку.
Жермен Гатте, директор завода в Буссоне, неподалеку от Сен-Годенса, не был молод подобно Дельтейлю: ко времени первых спусков под землю ему уже было сорок два года. Такое «позднее призвание» должно было само по себе заставить его наверстывать упущенное время, и действительно, мы вдвоем, иногда с Элизабет, принялись ускоренными темпами исследовать гроты и пропасти Комминжа. Мы не стремились к открытиям любой ценой, а просто спускались под землю как можно чаще, чтобы удовлетворить присущую нам обоим страсть к подземному миру и ко всему, что к нему относится. Жермен Гатте еще очень увлекался гротографированием под землей.
В противоположность обычным спелеологам, а в особенности Дельтейлю, совершенно не умеющим ценить время и всегда опаздывающим, Гатте был всегда не только точен, но и везде оказывался раньше всех. Стоило предупредить его об экспедиции и условиться, чтобы он заехал за мной в половине седьмого утра, я мог быть уверен, что в пять утра услышу, как подъезжает на полной скорости его пятнадцатисильный ситроен и резко тормозит: Гатте был уже тут как тут, горя нетерпением поскорее попасть в пещеру или пропасть, запланированную на сегодня.
Его торопливость и спелеологический зуд были мне по сердцу: ведь я сам так же относился ко времени и томился той же жаждой поскорее попасть под землю.
Моя жена, которая не могла принимать участие во всех наших вылазках, но постоянно присутствовала при сборах, всегда очень поспешных, однажды обратилась к нашему другу.
— Главное, — сказала она ему, — будьте осторожны!
— Ну вот, дальше уж некуда! — воскликнул Гатте. — Что касается неосторожности, обращайтесь к вашему мужу.
— Нет уж, дорогой мосье Гатте, мой муж никогда не бывает неосторожен… Я имею в виду вашу привычку слишком быстро вести машину. Вот что я считаю главной опасностью!
Гатте, который действительно водил машину на очень большой скорости, прямо задохнулся от этого замечания, которое он счел незаслуженным; с его точки зрения, опасности начинались только под землей.
Однажды мы приехали к маленькому селению Эспаррос недалеко от пещеры Лябастид (грот Рычащего Льва). В течение многих лет я пытался найти в этом секторе колодец, известный под названием Австрийского, так как австрийцы спускались в него перед самой войной 1914 года.
В этот день один пастух привел нас к отверстию колодца, на поиски которого было затрачено столько времени. Мы развернули лестницы, спустились на глубину двадцати метров и попали в круглый зал, буквально пронизанный множеством вертикальных колодцев.
Отсюда начинался длинный путь по сложной пересеченной местности, преграждаемый спусками и подъемами, анфиладами залов и коридоров. В одном из залов мы прочли на стене имена и дату: «1913 год». Эта надпись подтверждала, что австрийцы действительно побывали здесь. Но потом, добравшись до коридора, в который было очень трудно попасть, мы не обнаружили никаких следов наших предшественников. Это убедило нас, что мы были первыми исследователями длинного и извилистого коридора, заканчивавшегося, однако, тупиком. Правда, в этом тупике было «окно» в стене, из которого соблазнительно тянуло ветерком.
Мы тут же приступили к расширению «окна» зубилом и молотком. Бесконечная и очень мучительная работа закончилась тем, что отверстие расширилось настолько, что нам удалось пролезть в него, и мы попали в «комнатушку» совершенно вымотанные, но очень довольные. Пещера продолжалась, теперь поток воздуха шел из новой длинной лазейки, наполовину каменистой, наполовину глинистой. Мне удалось проползти это узкое место, и я оказался в очень неровном коридоре, приведшем меня в большой зал, пол которого частично провалился; в нем зияло отверстие внутреннего колодца, куда я не мог спуститься, так как был один и без снаряжения.