Моя жизнь провидца. Потерянные мемуары
Шрифт:
Он выглядел необыкновенно приятно, с большими карими глазами, пухлыми розовыми щечками. С самого раннего детства его лицо выражало радость, веселье и счастье. Он был очень здоровым, сильным и активным, и его счастливый и веселый вид настолько располагал к себе, что еще в детстве надо было не столько возиться с ним и ухаживать за ним, а просто было интересно находиться рядом. Он никогда не был плаксивым, это был в меру спокойный ребенок. Я вспоминаю только два случая, когда он плакал нескончаемо долго, и в течение очень долгого времени ни я, ни его мать не могли ничего придумать, чтобы успокоить его. Но наконец его мать обнаружила причину этого. Она заметила, что одна из его маленьких ручек опухла. У него были очень пухлые ручки, и, когда она одевала его, одна очень тонкая нитка запуталась между большим и указательным пальцами и очень туго затянулась, что привело к тому, что рука опухла. Чем большерука опухала, тем сильнее врезалась нитка, причиняя все более сильную боль, и тем сильнее плакал ребенок,
«Хорошо, Эмилия, скажи мне, что происходит, потому что я почти обезумела от этого плача. Я перепробовала все, что мне только пришло в голову, но, похоже, ему ничего не помогает».
Ребенок все еще заходился плачем. Эмилиц закурила свою трубку, сделанную из кукурузного початка, подошла и села рядом с моей женой в ногах у ребенка. Она сильно раскурила трубку, набрала полный рот дыма, развернула ножки ребенка и дунула дымом в подошвы его маленьких ножек. Она снова и снова втягивала дым, выдувая его в ножки ребенка. Она сделала так три или четыре раза, после чего малыш успокоился, закрыл глазки и спокойно заснул. После этого она пошла домой, а Эдгар продолжал спокойно спать до утра, и я не думаю, чтобы его когда-либо еще беспокойли колики.
C самого раннего детства и уже став подростком, Эдгар был всегда в хорошем настроении, это был очень приятный и интересный мальчик. Он был довольно спокойным, но казалось, что он всегда точно знал, что хочет сказать. Он был очень честным мальчиком и искренне выражал как приязнь, так и неприязнь. Очень рано ему надоели маленькие распашонки, которые надевала на него мать, поэтому уже в 18 месяцев она одела его в штанишки. После этого он был готов двигаться по дому, открывать для себя новые места и знакомиться с людьми. Ребенок следовал за мной по дому и почти всегда провожал меня, когда я уходил к соседям или ехал в город. Он не заливался безудержным смехом, не был насмешником или шалопаем. Еще до того, как он научился говорить, если кто-то входил в комнату, где он находился, то тут же сообщал им о своем присутствии воркующими звуками, веселым ворчанием или подпрыгивая на месте и размахивая рукоми и ногами, чтобы вошедший заметил его радость. А когда он заговорил, у него всегда находилось что-то приятное для каждого, с кем он встречался. Казалось, что с самого раннего возраста он знал каждого, никто не был для него абсолютным незнакомцем. И как только он научился говорить, а это произошло довольно рано, он был готов начать беседу с любым человеком, который ему повстречался.
Однажды, до того как он научился ходить, я пришел к завтраку и поговорил с сыном и его матерью в течение нескольких минут, прежде чем уйти в магазин, которым управлял. Шел сильный дождь, вдруг моя жена услышала крик Эдгара. Она увидела, что Эдгар, пытаясь последовать за мной в магазин, дополз до края крыльца и свалился. Он лежал на спине лицом вверх, и на его личико падали капли дождя. Дождь был настолько сильный, что мальчик мотал головой из стороны в сторону и отмахивался от струй ручонкоми, но напрасно. Он был очень благодарен матери, когда она подняла его и переодела в сухую одежду.
Сын никогда не просыпался в плохом настроении, если не происходило чего-то действительно из ряда вон выходящего, и не плакал, если ему не было по-настоящему плохо. Houe этих случаях он сразу же говорил о том, что происходит, и даже тогда обязательно задавал вопросы относительно событий предшествующего дня или планов на следующий день. Это всегда были очень умные вопросы, казалось, он всегда пытается во всем разобраться. Когда он начинал свое «исследование», он обычно добивался удовлетворяющих его ответов на свои вопросы и лишь затем прекращал свои изыскания. Не стоило пытаться обмануть или даже в шутку оттолкнуть его, дав ему неопределенный ответ на вопрос, который он задавал, потому что такие ответы никогда не удовлетворяли его, особенно если вопрос касался того, чего Эдгар не понимал. Обычно самым правильным было дать простой и правдивый ответ. Если вы уклонялись от объяснений, то сын начинал исследовать вопрос глубже. Однажды его тетя вошла в комнату, где он находился, и принесла кувшин со сливками, она хотела посидеть у огня. Он спросил ее, что это такое. Она хитро взглянула на него и сказала: «Это средство для ловли зануд, тебе не стоит это трогать». Эдгар с любопытством посмотрел на нее, но ничего не сказал. Двадцать пять или тридцать минут спустя она возвратилась в комнату, и увидела, что Эдгар начал свое исследование. Он перевернул кувшин со сливками, пролив их на пол, чтобы посмотреть, что там такое. Затем он взял веник и размазал сливки по ковру, пытаясь смести их. Тетя поняла, что совершила ошиб ку. Она не стала его ругать за это, но со смехом все рассказала его матери, объясняя ей, как все это случилось. Та поняла, что ребенок не виноват, и просто сказала ему, что тетя пошутила с ним, а он впустую разлил кувшин сливок, которые в то время мало что для него значили. Несмотря на его любознательные сознание и дух, он не был назойлив. Обычно, когда кто-то ставил что-то перед Эдгаром и просил его не трогать это, не говоря больше ни слова, он больгие не касался этого предмета, что бы это ни было. Но было бы неправильно пытаться искушать его, притворяясь, что вы положили в комнате нечто любопытное или непонятное, потому что он принялся бы это искать и обязательно нашел или постарался бы узнать, почему он не может это сделать.
Приблизительно в то же время вместе с нами начал обедать молодой бакалавр медицины. Он никогда ранее не позволял ребенку есть за одним столом вместе с ним и сдержанно возражал до тех пор, пока не понял, что Эдгар будет есть с нами за одним столом. Мы дали ему понять, что ребенок ему не помешает, и что Нед, 11-летний мальчик, которого мать наняла, чтобы нянчиться с Эдгаром, будет присматривать за ним. Вскоре доктор примирился с этим, а затем они с Эдгаром стали хорошими друзьями и были очень интересны друг другу. Доктор, который обычно не любил иметь дело с детьми, был настолько им очарован, что заразительно смеялся над манерами Эдгара и сказал, что он «лучший и самый интересный ребенок, которого он когда-либо видел». Именно он первым назвал его «стариком». Это прозвище вскоре подхватили большинство его дядей и многие знакомые-все они очень ласково называли его «Старик» [3] .
3
Из неопубликованной рукописи Лесли Б. "Сквайра" Кейси, написанной в 1935–1936 годах. Всюду в книге выдержки из воспоминаний отца Эдгара выделены курсивом, они вкраплены в собственные воспоминания Эдгара Кейси.
Мое самое раннее воспоминание — как я сопровождал мать в церковь. Не знаю, сколько мне было тогда лет. Также одно из самых ранних воспоминаний — беседы с дедушкой, Томасом Джефферсоном Кейси, который, как мне кажется, был самым замечательным человеком на свете.
Особенно сильно Эдгар любил бабушку и дедушку. Он гостил у них до того, как ему исполнилось 18 месяцев. Когда они навещали нас, он часто шел домой с ними. Они тоже очень любили его и были рады, когда он к ним приезжал. Естественно, ему нравилось бывать у них. Когда он был совсем, маленьким, дедушка брал его на руки и спал вместе с ним, пока Эдгар не начинал сильно ворочаться или ему не становилось жарко. Тогда дедушка клал его рядом с собой. Когда Эдгар ночью просыпался, он протягивал свои ручонки к лицу человека, рядом с которым он лежал. Если лицо было гладким, он поворачивался и проводил руками по лицу другого человека — дедушки, нащупывал его бороду, поворачивался к нему или снова брал его за руку, откидывался на кровать и снова засыпал. Особенно он любил бабушку, но настолько привык засыпать на руках у дедушки, что, как мне кажется, чувствовал, что обязательно должен оказаться там, когда проснется. Если дедушки не оказывалось рядом, он тут же начинал искать его.
Помню, как я несколько раз ездил верхом с дедушкой. Я сидел впереди — ведь я был тогда слишком маленьким. Иногда я видел, как он делает довольно странные действия, но впоследствии узнал, что многие люди приписывают это воздействию бесплотных духов. Я слышал, как какие-то люди разговаривают с ним, как они время от времени просят, чтобы он присутствовал на какой-то встрече. Я не знал цели этих встреч. Несколько раз я видел, как он перемещал стол и другие предметы, не прикасаясь к ним. В таких случаях он говорил: «Я не знаю, что это за силы, но не шути с ними».
Самый серьезный инцидент, связанный с моим дедом, закончился его смертью 8 июня 1881 года. Он утонул в пруду возле старого дома, и, возможно, я был единственным, кто видел, как это произошло. Я ехал с ним на лошади, позади него, когда лошадь сделала шаг в водоем. Затем дедушка повернул на берег, ссадил меня и снова направил лошадь в водоем. Я видел, как лошадь сбросила его, как лопнула подпруга и как он скрылся под водой.
Мне было всего четыре года, когда утонул дедушка, и я часто спрашивал себя потом, какова связь между этим событием и тем, чему я затем посвятил свою жизнь.
У Еще в детстве Эдгар не любил игры в воде, доставляющие такую радость другим ребятишкам, он старался избегать воды, особенно холодной. Если бы ему удалось сесть за стол завтракать, не умывшись, он наверняка сделал бы это. Он был правдив и никогда не стал бы лгать, так что если мать спрашивала его, умывался он или нет, прежде чем сесть за стол, он делал это без всякого ворчания. Он просто ненавидел воду и особенно не хотел умываться холодной водой. Возможно, на это повлиял случай, когда он упал с крыльца и потоки холодной воды обрушились ему налицо, а он ничего не мог с этим сделать.