Моя жизнь с Гертрудой Стайн
Шрифт:
Прежде всего сообщаю, что получила чек. Он уехал на Пасху (да, прибыл сразу же после Рождества, а сейчас Святая неделя) к семье из 11 человек — отец, мать, бабушка и 8 детей — из которых только двое в возрасте, позволяющем немного зарабатывать на жизнь. Они отпишут тебе — конечно двадцать долларов более чем достаточно для работающих людей иметь праздничный обед — у них предположительно будет cochon [130] — хорошая порция мяса — овощи — не картофель или капуста — апельсины и бананы — стакан вина и кофе. Спасибо от их имени, дорогая Лили.
Когда у меня будут и время и деньги, я навещу доктора по артриту, болезнь постоянно напоминает о себе — так изнуряет — ходить с головой, постоянно опущенной к земле, тяжко. Чтобы доказать, что я примерная американка, постараюсь вылечиться.
Грис крайне редко выставляется на продажу — его отдача не была похожей на Матисса или Пикассо — я имею в виду за год — он рисовал всего лишь 15 лет — это годы полностью отданы живописи — 1912–1927 гг. — он умер на следующий год в возрасте 40 лет. У меня есть литография, им подаренная — из тех, что я думаю, называется первым оттиском, я хотела бы, чтобы она была у тебя. Она очень подходящая — иллюстрация к ограниченному тиражу пьесы Le Casseur d’Assiettes Салакру [131] — сделана, когда они оба были молоды. Я подумаю, как доставить ее тебе и чем могу заменить на стене — но ты вскоре ее получишь, так или иначе. Дорогая, я только что взглянула на нее — это рисунок чернилами и пером! Только не подумай плохо обо мне, если я попрошу тебя оставить литографию Йельскому университету. Я обещала им отдать мою небольшую меморабилию. Но пока я хочу, чтобы ты владела ею в течение своей жизни. Да, Хуан был удивительным человеком. Я подразнивала его, называя Андреа дель Сарто, совершенным художником. Он знал и понимал все — стоило только спросить Хуана, почему и как, и он кристально четко все пояснял — и не только в отношении живописи — он понимал людей и человеческие отношения, был самым благородным человеком, которого я встречала — упрямый, хотя и понимающий свои слабости. Он был слаб — говорил, что испорчен, каким может быть только испанец — и ненавидел это. Он был абсолютно d'epouill'e [132] всего — такой святой в человеческом облике. Он любил смеяться веселить других и танцевать (совсем никудышно). Он был красив — с чертами араба или негра или обоих — у него был сын, химик, унаследовавший его прекрасные и умные глаза. Известна ли тебе короткая зарисовка Гертруды «Жизнь и смерть Хуана Гриса». Он был первым моим умершим другом и это было ужасно*. До сих пор слышу, как мне говорят, все кончено — он страдал так долго и так сильно — и он знал, что его работа не закончена. Таким был Хуан — серьезным и до смешного веселым — его легко было рассмешить, он выглядел почти импозантным — дорогой, дорогой Хуан.
Я узнала многое от русских
130
Свинина (фр.).
131
Пьеса «Разбивающий тарелки» (1923) французского драматурга Армана Салакру (фр. Armand Salacrou, 1899–1989).
132
В данном случае — лишенный (фр.).
Папа сказал, что я опоздала родиться на один день и никогда не смогла наверстать упущенное. Действительно, на сей раз не один день, а три. Я собиралась написать тебе на твой день [рождения] с надеждой, что ты простишь опоздание на несколько месяцев — очень поздно придет к тебе ответ на твое чудное и теплое письмо — спасибо тебе, спасибо и за веселую рождественскую открытку калифорнийской улицы и повозки, ползущей вверх по холму в очень респектабельно осовремененном Китай-городе. Когда в 1935 году мы на очень короткое время увидели Чайна-таун, то были ужасно разочарованы — он выглядел как китайский квартал в любом городе.
В наше время следует вертеться, чтобы свести концы с концами. Это вынуждает человека быть активным, оживленным, но требует много времени. Во время оккупации forc'emeat [133] я превратилась в довольно приличную и бережливую кухарку — у нас была одна, которая не могла приготовить и простейшую еду без пинты сухого белого вина, пинты крема и желтка, по крайней мере, из шести яиц — тогда-то я и приобрела это искусство. Кухарку мы унаследовали с домом, она получала мизерную плату, я выучилась от нее (ее кулинарное искусство славилось в округе) больше, чем она выучилась от меня — она презирала мелочную бережливость и экономию. Но когда в 1944 году пришли американцы, она проявляла чудеса. Она готовила свежую форель — мы жили в 15 минутах от Роны — и огромные яблочные пироги, свежие, прямо из печи, с раннего утра и до поздней ночи. Она была замечательным человеком. Но к чему тебе выслушивать от меня про Клотильду — перо может самостоятельно разгуляться, как и язык.
О Рубине и Аллане — вижу их редко — вообще говоря, Рубина пригласила меня на ленч позавчера в приятный китайский ресторан — приятный, но не такой как в Сан-Франциско, о боже, нет — никаких китайских чашек с зелеными окаемками — ни птиц в гнездышках — ни водяных орехов — только соя и свинина с прозрачной вермишелью и т. п. Рубина выглядит лучше, чем раньше — не такая худая, бледная и усталая. Аллан серьезно болен — периодически случаются кризисы. Пожалуйста, не говори об этом и об остальном никому, потому что я не думаю, что Саре что-нибудь известно. Аллан немного верит в учение Христовой Церкви, но когда я навестила его некоторое время тому назад он потратил два часа, описывая свои болезни (ибо, увы, имеет не одну), свои симптомы и что говорят специалисты. Это был невообразимый рассказ и перед уходом именно я, а не он, высказалась по делу — когда он позволил мне говорить! Бедный Аллан — он настолько недисциплинирован, что лечение не представляется возможным. Рубина с ее спокойствием и здравомыслием ведет хозяйство одна — не только смотрит за больным Алланом и хозяйством, с двумя детьми в Гарше, но также управляется в магазине и успешно. Она достойна восхищения во всех отношениях, а Аллан невозможный пациент, ибо придерживается лечения только на очень короткое время, а часть лечения заключается в соблюдении диеты, которую он постоянно нарушает — безнадежная ситуация. Как я уже упоминала, эти сведения только для твоих ушей, но они смогут помочь тебе оценить Рубину и узнать, как великолепно она справляется с тяготами жизни,
Люди начинают вытряхивать свои ковры из окон прямо над моей головой, я вынуждена закрыть окна — ты же помнишь французскую манеру уборки. Я — единственная персона на всей улице Кристин, — правда это один длинный квартал — кто пользуется пылесосом — при этом фирмы Гувер, чтобы предохранить картины.
Один из приятелей, будучи на юге недавно, видел Матисса — он редко теперь выходит на улицу и то в сопровождении русской модели, которая заботится о нем, прикалывает цветную бумагу на панели — вырезки воспроизводят предполагаемые фрески на часовне в Вансе [134] .
Джейн Хип чувствует себя прилично — для себя — у нее уже много лет диабет, мы узнали об этом от приятеля, который посетил нас три года тому назад и рассказал. Она пережила блицкриг в Лондоне и стала там одной из героинь, а после войны возобновила лекционную деятельность — еще Гурджиев (? — написание, как всегда, сомнительное). Несколько недель тому назад встретила Сильвию Бич, которая сообщила новости о Джейн. Сильвия думает, что болезнь под достаточным контролем — нет болезненных ощущений и нет основания для тревоги. Бравая Джейн — как я люблю ее. Маргарет Андерсон продолжает жить в Нормандии — куда тише, чем прежде, и не менее красивое место — один человек рассказал мне об этом всего лишь несколько дней тому назад — он видел ее там недавно. Люди, которые разъезжают, снабжают меня новостями — я же остаюсь на месте — удобный и экономичный способ стареть.
Не видела Мана Рэя в течение многих лет. Пикассо рассказал, что он — маленький старичок — видел его в прошлом году — такой же, впрочем, как и сам Пикассо — каковы более-менее и мы все, соответственно нашему полу, за исключением тебя, моя дорогая. Я надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо и не должна думать о будущем — особенно о будущем мира — только о том, что можно изменить шаг за шагом — у больших дел гораздо меньше шансов на успех, чем в отдельно взятом случае. Извини за сентенции, за мое долгое молчание и позволь мне услышать от тебя еще, пожалуйста.
Всегда с любовью,
133
Здесь: вынужденно (фр.).
134
Часовня Розер в Вансе (Франция), украшенная мозаикой Матисса.
Вначале — краткое письмо от Фредерики — затем твое, а сегодня прибыли фотографии — все к моей радости. Предварительный hommage впечатляет необычайно — видно мастерство во всех аспектах — красота линии и интенсивность движения, которые кажутся мне превыше всего, тобой сделанного. Очень реалистический и трогательный портрет Гертруды — очень убедительно. Когда ты приедешь в отпуск, то объяснишь мне символику, ускользающую от меня, хотя это (мое невежество) меня не волнует, не заслоняет прямой смысл и красоту картины.
Твой новый замысел представляется идеальным, если его можно материализовать — это должно быть осуществлено в музеях и было бы реализовано, если бы не упрямство и чувство противоречия Аллана. Его старший сын в Калифорнии потратил огромные деньги на лошадей, мать Аллана продала Матисса, и небольшие полотна Сезанна, чтобы оплатить его долги. Так что из всех картин, приобретенных всеми тремя, только картины Гертруды сохранились как коллекция.
Спасибо за все — Фрэнсис, дорогой.
Как всегда, со всей любовью
135
Сэр Фрэнсис Сирил Роуз (Francis Cyril Rose, 1909–1979) — английский художник, которому Стайн и Токлас покровительствовали всю жизнь.
Молодая чета Бэрри только что купила очаровательный дом с большим садом, в лесу, чуть выше Монморенси, что в 20 километрах от Парижа, и пригласили меня погостить. Мы заключили соглашение — они примут меня с оплатой. Будет вполне комфортабельно и приятно, и я отправлюсь туда спокойно, без вокзальной шумихи в их автомобиле после годовщины смерти Гертруды. В старые времена всякие годовщины — за исключением Рождества и дня рождения Гертруды — ничего не значили, но ныне значат, правда, из всех только одна. Ты знаешь, что я имею в виду. И в связи с ней мне многое надо сделать.
Дональд Гэллап, куратор американской литературы в Йельском университете [библиотеке] — в реальности [куратор] всех рукописей — кто ангельски ко мне относится — был здесь 10 дней — и приедет еще — так что я была занята им — знакомила его с друзьями Гертруды. Он берет с собой моего раннего небольшого Пикассо, портрет пуделя работы Мари Лорансен и все бумаги, чтобы вывезти их из страны — все должно пройти через офис под названием office d’echange [136] , не говоря уже о двух часах, проведенных в американском посольстве ради заполнения письменного свидетельства — только благодаря тому, что я была подругой Гертруды, меня освободили от повторного утреннего посещения.
Число знакомых и друзей знакомых, которые объявились и заполонили квартиру, трудно определить. Но было так тепло и сухо, что артрит — если это он — задремал, спасибо ему.
Однажды все было очень музыкально — скрипач Энджел Регус был здесь и устроил концерт. Моцарт и Барток — да, почему Барток, можешь спросить — а затем у друзей играли Баха, Баха и Баха и это было божественно — не игра, а Бах — включая Итальянскую сюиту, помнишь, как я пыталась справиться с ней, создав путаницу. Затем упомяну молодых американцев — которых мы знали еще молодыми — Пол Боулз, Джон Кейдж и Аарон Коплэнд — у первого есть заметный дар и большее понимание — они исполняли его концерт для двух фортепьяно, духовых и ударных инструментов, заинтересовавший меня своим истинно американским характером, никак не примитивным, с приближением к яростным кличам краснокожих индейцев. Кейдж [137] раздражает меня своим «подготовленным пианино» с индийско-тибетско-японским (?) ладом. Аарон Коплэнд не интересен — таков вердикт моего существенно устаревшего музыкального опыта — первое восприятие после многих лет и, по-видимому, последнее. Конечно, не считая В. Томсона — он всего лишь продолжение.
Нет, ты и Клэр [де Груши] достигли многого. Вы жили полноценной жизнью и успешно, я думаю об этом и вас обеих часто. Да, есть Бах и Хуан Грис — если ты имеешь в виду высшую дисциплину, порядок, без натужной мелодии или чувственности. Ubu Roi как кукольное представление? Как это? Я не помню, чтобы использовался такой подход к пьесе, — в начале — середине или конце, Она была написана либо когда он был еще в lyc'ee или сразу же после него, с мальчишеским — особенно французского мальчишки — восторгом и зубоскальством и конечно с большим чувством драматического искусства. Вот и все, остальное же просто читай и не надумывай.
Гертруда не любила чтение вслух, просто потому что не выносила, когда ей читали. Французы никогда не дадут тебе прочесть рукопись — они тут же читают ее вслух или договариваются, когда читать. Это заметно раздражало Гертруду. Она никогда не слушала то, что ей читали. Она считала, что существуют две разные вещи — разговорный язык и написанные проза или поэзия. Когда студенты спрашивали ее — почему вы не говорите так, как пишете — ее обычный ответ: вы думаете, Шелли разговаривал языком «Оды Соловью» или любой другой автор говорит, как пишет? Может быть больше, чем кто-либо другой возможно, но не так же. Что касается музыки, которая легче отвлекает при чтении вслух, она использовала, по ее словам, непреднамеренно — музыка играла — особенно в один период, но то был побочный фактор. Все-таки, пусть люди получают удовольствие от чтения, сами ли читают или им читают — она целиком была за то, чтобы каждый получал удовольствие, как того пожелает. В одной из бесед с Пикассо после Освобождения она закончила разговор примерно такой фразой — я читаю своими глазами, не ушами — уши внутри меня. На что Пикассо сказал — Разумеется, писатели пишут глазами, художники рисуют ушами. И более того: ни художников, ни писателей никогда не рисовали с открытыми ртами. Что ж мы подошли к концу предмета обсуждения — страницы — твоего терпения и моего времени. Да здравствует декабрь, когда Агнес и ты будете здесь.
С всегдашней глубокой любовью,
136
Бюро, дающее право на вывоз документов и иных ценностей из страны (фр.).
137
Джон Кейдж — изобретатель т. н. «подготовленного» пианино, звук которого меняется с помощью различных предметов, размещенных между струнами или молоточками.
Что за трагическая история с Сарой — преследуемая фуриями, это у греков — преследуемая собственным внуком — это уже еврейство, прискорбное в любом случае. До меня доходили смутные сведения о том, об этом, но вся история, рассказанная Рубиной по возвращении, меня поразила и шокировала — Сара всеми считалась необычайно защищенной против всяких ударов судьбы — конечно, была защищена Майком. Но всякое могло случиться, многое и в самом деле произошло с ней с тех пор. Рубина, похоже, действовала решительно и разумно, но с таким опозданием, что хотя Сара и защищена от дальнейшей катастрофы, но здоровье ее разбито. Что за d'egringolade [138] с той, которую мы знали. Не очень блестящее положение и самой Рубины. Аллан, отец Денни — более хитер и менее рисковый. Трудно что-нибудь посоветовать Рубине — дети в данный момент в пансионате. Аллан находится в Американском госпитале, сама Рубина в Гарше, поправляется после небольшой операции — детали которой мне неизвестны (Рубине свойственна восточная застенчивость — что не так уж непривлекательна, но каждый раз сызнова удивляет меня). Что со всеми случится, они и сами не знают.
Мои собственные новости более веселые — пудель и я ходим нашим маленьким цугом. Молодежь посещает меня побеседовать о Гертруде — иногда я могу ответить на вопросы или поменять мнение. Кое-кто приходит взглянуть на картины — весьма немногие — и дюжина людей, посещающих меня более-менее постоянно — друзья Гертруды, а теперь и мои — с ними я временами хожу в концерты и театр — весной и осенью — зимой держусь поближе к радиатору.
Магазины завалены товаром по чрезмерно высокой цене — только сахар и кофе выдают по купонам, друзья из посольства снабжают меня всем необходимым (у них есть специальный склад с американскими товарами всевозможного ассортимента, о которых я даже и не слыхивала — соевое масло — водяные орехи — соленые кокосовые палочки). За полвека (как ты отметила, это стало привычным) даже продукты не узнаваемые. Как можно набавить вес, если всякие жиры запрещены — позволены ли молоко и хлеб — они питательны и ведут к ожирению — кукурузная мука (пудинг или каша) с медом или патокой — молоко — овощной или рыбный супы и хлебные запеканки. Я прибегаю к обильному обеду один раз в день — в 12 или 2 часа — немного мяса или рыбы — два овоща — хлеб. Кофе поутру, когда встаю. Тарелку печеных фруктов вечером — очень мне подходит. Когда у меня гости — как можно реже — негостеприимная? — да, но физически не утомляюсь — тогда я готовлю целый день — если предварительно в предыдущий день не подготовила задел.
Да, мне не так давно показали репродукции фресок Матисса — честно, меня они не впечатлили совершенно, как и его последние картины — он непохож на себя, ибо болен и страдает от боли — но в прошлом году было 10–12 больших (цветных) рисунков, отличающихся большей, чем когда либо прежде, красотой, концентрацией и конечно линиями,
Два огромных интерьера Пикассо — на большой его выставке, все еще открытой — совершенно потрясающие — единственное, что пугает меня — хороший ли знак в том, что они — шедевры. Задаешься вопросом: были ли те шедевры, которые рисовали Гойя или Греко в пожилом возрасте, бесспорными шедеврами в глазах их современников. Его сын ни черта не делает — гоняет на мотоцикле или автомобиле — Пикассо пока не позволяет ему зарабатывать себе на жизнь, хотя Паоло показал себя вполне способным во время войны, работая в Красном Кресте в Швейцарии (он, разумеется, испанский подданный). Его отец, когда мать умоляла разрешить ему работать, сказал: Кто добытчик в этой семье? Паоло совсем умственно не отсталый, но с неустойчивым характером — легко поддается внушению и, сверх всего, обожает своего отца — иногда я, думаю, он плохо кончит — какой-нибудь ужасный несчастный случай. Его сын Паблито точная копия Пикассо, кажется не таким счастливым, каким должен бы быть. Я редко вижу его, но он очень хорошо ко мне относится — как и все друзья Гертруды. Кстати говоря, Пикассо сохранил юношескую привлекательность, не так заметную на последних фотографиях.
Довольно часто встречаю Мари Лорансен — она хочет чтобы я перевела для нее поэмы Эмили Динкинсон, а она — сделать к ним иллюстрации — определенно ее конек.
Всегда с любовью,
138
Падение (фр.).
День Независимости.
Нанда, дорогая, Париж полон американцев — два миллиона — по меньшей мере — приходят ко мне — они надоедают и изматывают меня — хотя я принимаю только тех, кто был другом Гертруды и кого она хотела бы видеть, — они не должны бы мне наскучить — но несмотря на желание видеть их всех, некоторые наскучили бы и ей. Упоминала ли я когда-нибудь тебе — Гертруда собиралась дать объявление в «Нью-Йорк Геральд Трибюн»: Мисс Гертруда Стайн не желает видеть тех друзей, которых не видела более 15 лет.
Читала ли ты интервью с Хемингуэем в марте в «Нью Йоркер»? В нем содержатся странные откровения и разоблачения о себе и жене — частично объясненные мне Дженет Флэннер тем, что он смертельно болен. Новость эта почему-то расстроила меня. Не испытывая особой симпатии к нему, я болезненно воспринимаю сложившуюся ситуацию и тот ужас, которые достался на его долю. На земле и так чересчур много возмездия — куда приятнее чувствовать, если ни за что не надо расплачиваться.
Гертруде нравилось книга Sanctuary, но не понравились две последующие и она более не пыталась читать. Она не думала, что в Sanctuary заметно влияние ее творчества. Но я вижу ее заметное влияние (сознательно или несознательно) в Intruder (in the Dust) [140] .
Торнтон собирается работать над американским романом (это секрет) о неосуществленной судьбе американской женщины.
Всегда с любовью к вам обоим,
139
Фернанда Пивано (итал. Fernanda Pivano, 1917–2009) — итальянская писательница, переводчица Г. Стайн.
140
«Святилище» (Sanctuary, 1931), «Осквернитель праха» (англ. Intruder in the Dust, 1948) — романы Уильяма Фолкнера.
День Независимости.
Умираю, как хочу видеть книгу Лео — письма — статьи — и т. д. Конечно, он упомянет Малышку на каждой странице, так же как она искренне отрицала в 1936 наличие другого, кроме Майка, брата в Калифорнии, когда некий человек позвонил ей и сообщил, что только что видел ее брата в Италии. Она выбросила из головы и его и доставленное им горе настолько решительно, что он и оно больше не существовали. Я не представляла себе этого, пока не произошел один инцидент. Мы увидели его в 1919-м или 1920-м на Сен-Жермен де Пре, и я спросила, кому она кланяется. Она ответила одним словом (и довольно дружески) «Лео» и больше не произнесла о нем ни звука. В тот вечер она написала такое прекрасное эссе «Как она поклонилась своему брату». В нем она исторгла его и все то несчастное время, доставленное им. Потому я должна увидеть эту книгу, чтобы тоже выбросить его из своих мыслей — он заставил меня страдать. Можешь ли послать ее мне. Я прочту и немедленно верну заказным письмом. Масса любви Фане и тебе,
Я получила письмо от Дж. М. Бринина с сообщением, что он пишет книгу о Г. С. — он предложил приехать в Париж в сентябре, чтобы встретиться со мной — спрашивает, готова ли я принять его. Помня его элегию на смерть Г. С., я спешно ответила, что не могу рекомендовать ему приезжать, если он рассчитывает на мою помощь — это вне моих возможностей, но если он приедет, я конечно же встречусь с ним — и отправила письмо. На следующее утро мне стало очевидно, что я не объяснила ему толком свою точку зрения, поэтому спешно написала ему опять. Маловероятно, что издатель даст совсем неизвестному критику аванс на критическую книгу о творчестве Г. С. — и если ему нужно то, чего от него хотят, он найдет всю необходимую информацию в Йельской библиотеке. Я написала ему и добавила, что если книга будет напоминать сборник отдельных эпизодов, я буду считать себя обязанной отказаться — я однажды так поступила и не повторю эксперимент. Для меня необходимо было знать, что из себя представляет его проект, книга не нуждается в моем одобрении, скорее разрешении Карла. Конечно, было бы лучше написать все соображения сразу, но все-таки второе письмо было послано всего лишь 24 часа спустя после первого.
Я прочла книгу Лео Стайна — кое-что в ней неприятно потревожило меня, но зато окончательно исторгло его из моей системы. Несколько бросающихся в глаза неточностей — не говоря уже о подсознательно неправильной интерпретации — но что можно ожидать от человека, чья первоначальная оценка людей столь резко отличается от поздней, в зависимости от того, кто и как льстил ему. И конечно предисловие Мейбл Уикс, переполнено ядом. Она хотела встретиться с Гертрудой в Нью-Йорке — более того, просила меня устроить ей встречу с Гертрудой — на что я ответила, что это вряд ли возможно. Когда я упомянула об этом Гертруде, та ответила просто: jamais de la vie [141] . Фотография, показывающая картины Матисса на Флерюс 27 — ошибка — они никогда там не были, а принадлежали Майку Стайну на улице Мадам, 58. Жаль, в книге нет фотографии Лео в ранние годы, когда у него была золотисто-рыжая борода, закрывавшая рот и подбородок, благодаря чему выделялась красивая верхняя часть его головы. Он принадлежал большинству — обычному большинству, с каким соотносила его Гертруда — печальному и ошибающемуся.
Моя бесконечная благодарность — признательность и любовь.
141
Никогда в жизни (фр.).
Десять дней тому назад друзья по дороге в Зальцбург на концерт привезли меня сюда в своей машине и подберут меня через 4 недели на обратном пути в Париж. Этим избегаешь путешествия поездом и стояния в открытых проходах. Меня чересчур утомляют поездки по железной дороге — в самом деле, никогда больше не поеду. Два года назад с пуделем на коленях — он весит как шестилетний ребенок — я пыталась удержать равновесие с моими узлами в коридоре во время 5-часового возвращения в Париж. Поэтому путешествие в машине было дивным, место — просто чудо. Я договорилась с мадам Дебар, что остановлюсь у нее с оплатой — имея лишь рекомендацию от ее друга! Дом и обширное имение очаровательны. Мне выделена огромная кровать, гостиная с 6-ю окнами и дверь, выходящая в сад. Все владение окружено стеной, и я и Баскет можем бродить, не используя для него привязь. Очень хорошая еда, приготовленная моей весьма способной, умной и тактичной хозяйкой полностью дополняет комфорт, очарование и доброжелательность Реджи.
Перед отъездом из Парижа позвонила Рубина и сообщила, что ее с судебное дело против Аллана близится к успешному завершению, но, к моему удивлению и шоку, сказала, что она больше не ищет развода, а только юридически оформленного разъединения — что дает Аллану права на совместное воспитание детей. Она не объяснила, чем вызвано изменение ее позиции.
Любопытная история о Матиссе. Еженедельники регулярно извещали о фресках, которые Матисс разрабатывал на бумаге для монастыря около Ванса, на юге Франции. Отец Кутюрье, толковый доминиканский монах — должен был уговорить le cher ma^itre предпринять этот проект ради Церкви. В течение многих лет Матисс не практиковал католицизм. Когда все привыкли к его появлению в церкви, распространился слух, что он стал коммунистом. Поскольку обе эти вещи не совместимы, многие были шокированы и удивлены — хотел ли он этим сказать, что отдаст свою, возможно последнюю работу Церкви, не веря в оную? Всем прожужжали уши, пока с юга не вернулась Ольга Пикассо, где она повстречалась с мадам Матисс, и та рассказала ей, что это она была мэром-коммунистом в небольшой деревушке, где жила, а не ее муж. Матиссы жили раздельно уже многие годы — у него русская женщина — секретарь — модель — домохозяйка — сиделка. Ты помнишь, что он дружил с русскими, начиная с Ольги Мерсон.
Знаешь ли ты, что любимый кузен Гертруды Джулиан Стайн из Балтимора женился на Роуз Эллен Хехт из Сан-Франциско — когда она осталась вдовой с двумя дочерями. Позднее она родила ему сына и через какое-то время овдовела опять. Сын — Джулиан-младший в Париже, занят в плане Маршалла со своей юной красивой интеллигентной (сверх модная ныне идея образовывать правительственных служащих, и т. д.) женой-южанкой. Она охвачена такими передовыми идеями, что лишена расовых предрассудков — хотя до сих пор в их очаровательном доме в Виль д’Авре я не встречала негров.
Возможно, Джуди этого не одобрила бы.
Всегда с любовью,
Ты помнишь Ксавьера Фуркада, приятеля Джона [Бриона] — удивительного, замечательного — из Гарэ Монпарнас в тот день, когда мы вернулись из Шартра. Около двух недель тому назад он позвонил мне и сказал, что надеется встретиться со мной и рассказать мне нечто — спустя несколько вечеров он пришел. Он готовился основать литературный журнал вместе с опытным человеком — они искали материал — предпочтительно неопубликованный, на английском языке. Я им объяснила, что их выбор можно отнести к так называемым «трудным» — трудным возможно не только для читателей, но и для предполагаемого переводчика. Он сказал, что приведет своего редактора, и мы сможем все обговорить — что и сделал. На меня их план и метод реализации произвел впечатление. Деньги, видимо, обеспечит его семья — то есть его отец — которого Джон охарактеризовал как очень богатого. Я сделала несколько запросов и кажется он действительно весьма богат. Все это я выполнила, чтобы убедиться, что издание — серьезный литературный журнал — достаточно обеспечен финансово для осуществления их предложения — опубликовать с твоего согласия, серийно, «Миссис Рейнольдс». Оба знают творчество Малышки — мнение Ксавьера для меня не важно — и хотят нечто длинное — характерное по содержанию и по форме, непривычной для французов. Я ответила, что напишу тебе. Хочешь ли ты, чтобы они сделали формальный запрос именно к тебе? Ответь мне, не откладывая. Если ты согласишься, я попробую убедить мадам Сейльер — ты с ней не встречался во время твоего приезда сюда, в то время ее в городе не было — заняться переводом. Малышка считала ее перевод «Становления» замечательным.
Бриннин и его книга — он позвонил мне неделю назад, что прибыл в прошлый понедельник, а сегодня пришел ко мне. Я не придала значения тому, что он был заметно прочувствован, оказавшись в квартире Малышки — его романтизм отталкивает. Таким было первое впечатление, таким оно и осталось после последнего интервью в последний вечер. После чая он так и не пришел к чему-то определенному касательно своей книги — мне показалось необходимым повторить то, что я ему написала, и спросить, что он хотел от меня — где его вопросы — он ведь сказал, что принесет их — что он и сделал двумя днями позднее — тщетно — несерьезные и бесполезные для любого понимания творчества Малышки и даже ее характера. Что она думала о поэзии Аполлинера и почему не упомянула об этом в «Автобиографии». Затем он внезапно перешел к Лео и его книге, и это подлило масла в огонь. Тут должна сказать тебе, что он торжественно обещал не упоминать ни книгу, ни мнение Лео — никоим образом не защищать Малышку от атак Лео. Состоялся длинный спор, поскольку он считал, что это оттолкнет будущих читателей. Но я и в самом деле испытываю гордость, что убедила его не касаться Лео — это только ослабит и уменьшит эффект от его книги — найдется не так много читателей, которых он сможет убедить, что Лео был неправ. Тех, кто верит уверениям Лео, немного, но они пылкие адепты своего ошибочного героя — тех же, кто интересуется творчеством Малышки, множество — и к ним он и должен обратиться — и т. п. и т. п. и так без конца. В итоге, он уяснил все себе сам (это конечно, единственный способ убеждения). Я успокоилась, ибо проблемы с Лео следует избегать. Затем я уговорила его исключить из книги меня, потому что атмосфера в доме Малышки — дело частное — и если мое существование и повлияло как-то на ее творчество — оно было ничтожным даже по сравнению — к примеру — с окружающим пейзажем — и вообще может ли он указать, откуда и из каких внутренних источников он знает, как все было. Мы договорились, что мое имя нельзя исключить в связи с «Плейн Эдишн», но постараться игнорировать в других местах. Имела ленч в Le Bosse с человеком, которого мы знали, а затем на просмотр коллекции Кристиана Диора! Кучу благодарностей и любовь.