Моя жизнь. Южный полюс
Шрифт:
Никогда не забуду я этой ночи на 12 сентября. Я был свидетелем одного из самых красивых зрелищ, какие только мне приходилось наблюдать во время моих полярных экспедиций. Небо было совершенно чисто, и сияющая луна обливала весь снежный ландшафт сверкающим блеском. Во многих местах мы различали белых медведей, расхаживавших по льду. Кроме луны, сверкало еще великолепное северное сияние,
Мы стояли на палубе, очарованные красотою ночи, но нервы наши были до крайности напряжены из-за сомнительного исхода тех упований, которые мы возлагали на подъем воды. И вот наконец по линии взрыва раздался треск, вскоре показались большие трещины и цельная ледяная поверхность раскололась на куски. Мы не стали терять времени и пошли навстречу открытой воде.
После
Поэтому я, не задумываясь, отпустил его и также не возражал, когда Кнутсен изъявил желание сопровождать Тессема. Я даже весьма обрадовался этой возможности отправить почту на родину. Путешествие, которое они намеревались совершить, казалось им, так же как и нам остальным, сущей детской забавой для таких бывалых на севере молодцов. Требовалось проехать около восьмисот километров по льду до острова Диксон, то есть проделать путь гораздо менее значительный, чем мое странствование от острова Гершеля до форта Эгберт, описанное мною в предыдущей главе. Кроме того, молодые люди обладали преимуществом превосходного во всех отношениях снаряжения. Поэтому при нашем уходе с места зимовки они весело махали нам на прощание, и мы махали им в ответ, уверенные, что встретим их в Осло по возвращении. Но судьба рассудила иначе. Одного нашли мертвым вблизи острова Диксон. Второй пропал без вести. Бедные ребята! Оба были смелые и верные товарищи, и мы всегда будем скорбеть об их утрате [16] .
16
Специально организованными поисковыми экспедициями были обнаружены по западному берегу Таймырского полуострова следы Тессема и Кнутсена, а затем и останки обоих норвежцев. В 1921 году у мыса Приметного среди головешек – остатков костра – были найдены полуобуглившиеся кости и человеческий череп. Около этого места были разбросаны консервные банки с иностранными надписями на них, гильзы и сломанный складной нож. В 1922 году на материковом берегу против острова Диксон, на расстоянии около четырех метров от радиостанции, был найден скелет человека, прикрытый полуистлевшей одеждой, в кармане которой были найдены золотые часы с выгравированным на них именем Тессема. На том же месте были найдены хронометр, компас, негативы, донесение Амундсена и материалы экспедиции. Судя по этим трагическим находкам, первыми были найдены останки Кнутсена, а вторыми – Тессема.
Мы взяли курс на восток, прошли через пролив, отделяющий Новосибирские острова от материка [17] , и вышли к востоку от них в открытое море. На следующий день, 20 сентября, мы снова наткнулись на сплоченный лед, и так как всякое продвижение вперед казалось невозможным, мы снова пришвартовались у кромки льда и принялись за наблюдения над направлением и характером течения. Наблюдения установили наличие сильного течения к югу. Это, конечно, означало, что вскоре мы начнем дрейфовать обратно к материку. Мы решили воспользоваться первой возможностью, чтобы продвинуться вперед и искать убежища у мыса Шелагского [18] . Но счастье опять обернулось против нас, мы прошли не дальше острова Айона [19] , где застряли во льдах 23 сентября. Мы врезались в лед на 50 метров и начали готовиться к зимовке.
17
Пролив Дмитрия Лаптева.
18
Мыс Шелагский – восточный мыс Чаунской губы, расположенной на северном берегу Чукотского полуострова.
19
Остров Айон находится в северо-западной части Чаунской губы.
Вскоре мы открыли, что на острове есть туземцы, и приобрели у чукчей, как называются эти первобытные жители Сибири, большое количество оленьего мяса на зиму. Этот народ, по-видимому, находится в родстве с эскимосами побережий Северной Америки и Гренландии, но язык у них совсем другой. Между обоими этими родственными племенами не существует никакой связи, кроме как в районе Берингова пролива. Там несколько эскимосов из Аляски перешли
Доктор Свердруп, научный сотрудник нашей экспедиции, решил воспользоваться нашим зимним пребыванием и отправиться на юг по Сибири с целью собрать научные материалы о чукчах и их стране. Для этого он примкнул к туземному племени, с которым отправился на юг, и вернулся на «Мод» лишь в середине мая. Он написал увлекательную книгу об интересных научных наблюдениях, собранных в этом путешествии.
Когда лед в июле взломался, я решил продолжить путь до Номе. Такое решение было вызвано рядом весьма основательных причин. Прежде всего я хотел пополнить наши запасы и произвести кое-какой ремонт. Во-вторых, приобретенный нами опыт указывал, что только достигнув Берингова пролива, мы будем в состоянии проникнуть в область дрейфующих льдов. Наконец, сердце у меня все еще было не в порядке, несмотря на то что со времени истории с керосиновой лампой прошло уже больше года, и поэтому я хотел воспользоваться случаем посоветоваться со специалистом. Плавание от Айона до Номе совершилось без всяких препятствий, и мы прибыли туда в августе.
В Номе еще четверо людей из судового экипажа решили покинуть экспедицию. После этого на «Мод» остались только я в качестве начальника экспедиции, научный сотрудник доктор Свердруп, Вистинг и Олонкин. Быть может, мы подвергались большому риску, пускаясь в плавание на таком большом судне, как «Мод», всего с четырьмя людьми экипажа для управления судном в случае непогоды, но все мы были люди с большим опытом, никто из нас не боялся за себя, и действительно за все время не случилось ничего такого, что потребовало бы помощи большего числа людей.
Единственная постигшая нас неудача была поломка винта, случившаяся после того, как мы обогнули мыс Сердце-Камень. Эта авария принудила нас зимовать в соседстве с мысом. Нагромождение прибрежных льдов выдавило нас на берег, а при весеннем таянии и разрушении льда мы опять оказались на воде без каких-либо повреждений превосходно построенной «Мод».
Всю зиму по соседству с нами стояли три палатки [20] , обитаемые чукчами. Разумеется, мы быстро с ними подружились, вследствие чего я отважился собрать сведения о самом интересном из этих трех чукотских семейств. Семья состояла из старика, старухи и шестилетнего мальчика. Однажды я спросил женщину: «Это твой сын?» – заранее уверенный в ответе, что ребенок – ее внучек, оставшийся сиротою. К моему удивлению, она ответила только «да». Очевидно, заметив мое удивление, она добавила: «Его сделал мой муж». И рассказала мне целую историю. Она сказала, что они с мужем поженились очень молодыми, как обычно делается у этого племени (эскимосы и чукчи с детства обручаются родителями и очень рано начинают жить как муж с женою), но у них так долго не было детей, что они в конце концов утратили всякую надежду на прибавление семейства. Для обоих это было большим горем, и однажды жена сказала мужу: «Нам нельзя состариться без ребенка в доме. У такого-то (она назвала по имени кого-то из соплеменников) очень славная жена. Поди к нему и скажи, что нам очень хочется иметь ребенка, и попроси его позволить своей жене родить нам одного».
20
Чукотские жилища, напоминающие по форме шатры, остов которых делается из жердей и китовых ребер и затем покрывается парусиной или шкурой морского зверя, называются ярангами.
Муж сделал, как ему говорила жена, а любезный сосед дал свое согласие. Результатом был шестилетний малыш, предмет моих вопросов, который по плоти был сыном своего отца, а в силу любви равно и сыном его жены, которая так желала, чтобы мальчик появился на свет.
Свободные любовные отношения вообще весьма обычны между этими обитателями севера. Это, быть может, следует скорее приписать условиям, в которых приходится бороться за жизнь этим немногочисленным племенам, нежели слабо развитому нравственному чувству.
В течение зимы эти туземцы сердечно привязались к нам, так же как и мы к ним. С наступлением весенней оттепели первой нашей заботой было, конечно, отвести скорее «Мод» в Сиэтл для ремонта. Поразмыслив о трудностях управления судном при плавании во льдах, я решил, что неплохо было бы увеличить состав нашего экипажа. Поэтому я спросил у пятерых из чукчей, не желали ли бы они сопровождать нас в плавании. И ответ глубоко тронул меня: «Куда ты поедешь, туда мы поедем с тобой; все, что ты от нас потребуешь, мы исполним; только если ты прикажешь нам, чтобы мы себя убили, то мы попросим тебя повторить твой приказ». Я с радостью поймал их на слове, и они больше года были исполнительными работниками и нашими верными помощниками.