Моя. Я так решил
Шрифт:
За дверью никто не шевелится. Отлично.
Выглядываю осторожненько.
Никого.
Да они ебанулись! Даже как-то обидно…
Разворачиваюсь обратно, фиксирую ремень в кулаке, чтоб не разматывался, а второй рукой прихватываю ведро, которое не так давно использовал по прямому назначению. Пригодится.
Жаль, кепарик мой мягонький, солдатом армии одного из наиболее вероятных противников подаренный, куда-то делся… Он мне был дорог, как память.
Но ничего. Ничего.
Сейчас главное — найти Эвиту. А все остальное…
Наклоняю лицо вниз, сжимаю ведро, иду себе, спокойно, типа, по делам, а сам чутко прислушиваюсь. У них тут такой бардак, что вряд ли Эвиту утащили далеко. Я надеюсь. Потому что, если далеко… сука, могу и не успеть.
Навстречу топают двое местных, одетых, что характерно, тоже практически, как и я: в зеленые карго и майку военного образца.
Наклоняюсь еще ниже, отвожу одну руку, ту, что с ремнем, за спину, а вторую на расслабоне мотаю. Нет, я не думаю, что они меня пропустят, все же, рожа незнакомая. Начнут спрашивать, а я, кроме мучачо и буэнос диас — нихуя не знаю.
Потому надо просто опередить. И сделать это тихо, чтоб больше фора была для поиска Эвиты.
Парочка предсказуемо тормозит, начинает что-то спрашивать.
Я, не вступая в переговоры, резко обдаю из ведра одного из латиносов и, не дожидаясь, пока он прочихается от подарка, бью второго ногой в живот. А затем и первого, уже вполне осознавшего, чем таким едким его угостили, тоже ботинком. По роже. Он как раз удачно склоняется, растирая рожу и матерясь по своему.
В целом, получается быстро, но громко. А значит, надо торопиться. Морщась от брезгливости, обшариваю оба бесчувственных тела и разживаюсь ножами и огнестрелом. Старым, как говно мамонта, револьвером.
Не осматриваю, сую в карман, надеясь, что это дерьмо не разорвется у меня в штанах. А то как-то глупо получится…
Быстро топаю дальше, уже не шифруясь и прислушиваясь к звукам из-за каждой двери. И за одной реально слышу тихий женский вскрик, мужской стон, а затем что-то тяжело падает.
Сука, не успел!
Оглядываюсь, никого нет.
Резко рву ручку двери на себя. Они тут не бронированные нихуя, обычное ржавое железо со свалки. И замки старые.
Этот удается выломать мгновенно.
В полутьме вижу, как Эвита стоит на коленях и бьет ножом по неподвижно лежащему здоровенному мужику.
Движение у нее такое, жесткое, отточенное, я бы сказал.
Но, может, мне кажется, потому что она оглядывается на грохот, видит меня и роняет нож. Осматривает свои руки, затем лежащего перед ней мужика.
И шепчет:
— Убила… Я его убила…
Так, понятно, девка в трансе.
И работу за меня сделала, молоток. Вот что значит, славянка. Хер прижмешь, если не захочет.
Но времени для гордости за нацию нет, потому широко шагаю к Эвите, подхватываю ее за локти, поднимаю.
Она смотрит на меня безумными огромными глазами, и все шепчет: «Убила, убила, убила…».
Глава 3
Привожу Эвиту в чувство потрясыванием и легким шлепком по щеке. Поражённо замолкает, застывает в моих руках, приоткрыв пухлые губы. На них кровь, судя по всему, этот урод до нее все же успел добраться, прежде чем получил перо в живот. Надо бы проверить, живой или нет, но времени не хватает.
Вытираю с нижней губы кровь большим пальцем, хриплю:
— В порядке?
— Нет.
— Идти можешь?
— Да.
— Валим.
Она кивает, топает к двери, а я, не удержавшись, мародерствую.
Что было усвоено в первую очередь в далекой африканской стране, где любого белого принимали за захватчика, так это то, что на мертвецах может быть много чего нужного и интересного. Правда, на неопознанных мертвецах чаще всего бывают замаскированные взрывные устройства, но тут-то все опознанные. Потому быстро шмонаю, попутно прислушиваясь к нарастающему шуму, запихиваю все добро, без разбора, в карман. Кроме мобилы. Мобила — мой главный враг, спутники, суки, и над Аргентиной летают тоже.
За время моего мародерства Эва умудряется не только дойти до двери, но и привести себя в порядок. Разорванную до пояса майку вяжет узлом, и я не удерживаюсь, моргаю на ее впалый гладкий живот с аккуратной впадинкой пупка. Белая-белая кожа…
Так, тормози, Борюсик, тормози… Дело прежде всего. А потом… Потом и на животик можно будет глянуть попристальней.
На полу валяется широкополая мужская шляпа. Да, такой бред тут еще таскают.
Подхватываю, пялю на Эвиту. Особо не поможет, но хоть чуть-чуть… Я бы ей футболку свою тоже отдал, но полуголый гринго привлечет куда больше внимания, чем белокурая славянка. Ну, или равнозначно получится.
Так что, имеем то, что имеем.
Приоткрываю дверь. Слушаю. Гул голосов слева, как раз в той стороне я побезобразничал немного.
Значит, нам направо.
— Погнали, Эвита, — киваю девчонке, — и шустро. По сторонам не смотришь, только перед собой и вниз. Голову опускаешь. Поняла?
— Да… Но…
— Никаких но, блять! Валим!
— Но тут… могут быть еще девчонки… Я приехала с группой целой… И они все думали, что танцевать будут.
— Ну дуры, значит, как и ты. Но тебе повезло встретить меня. Валим.
— Нет!
Так… Только этого дерьма мне и не хватало. Времени в обрез, надо убираться, а у меня тут Робин Гуд в шляпе.
Разворачиваюсь к упрямо поджавшей губы девчонке, хватаю за плечи, чуть склоняюсь. Все же, хорошо, что она такая высокая. Удобно.
— Так, слушай сюда. — Шиплю ей в лицо, злобно скалясь и постоянно слизывая с лопнувшей от удара губы кровищу, — я не смогу спасти всех. Я — не хренов Рембо! Сейчас мы уйдем отсюда. А, когда выберемся из этой сраной Вижьи, я подниму на ноги всех, кого смогу, а смогу я многих, и мы вернемся сюда. Слышишь?