Мозаика Бернса
Шрифт:
Стоило мне слегка прикоснуться к нему, и он щелкнул.
— Он и не был заперт, просто заел, — заявила тетя. — Ключ перекосило, и я не могла его вытащить.
Она откинула крышку. Внутри ларец был обит красным бархатом, немного обтрепавшимся по краям, но все еще прекрасным. Там же обнаружилась украшенная орнаментом позолоченная шкатулочка с выгравированными буквами «КБ».
— Помоги мне, Ди Ди.
— Ты приобрела рукопись.
— Ну, это и так, и не так, — ответила тетя в своей шотландской манере.
— А что означает «КБ»? — спросила я.
— Пока не знаю. Это одна из загадок, которые тебе предстоит прояснить.
Мы извлекли сверкающую шкатулку. У нее тоже имелся бесполезный замочек, свисающий на одной петле. Кавалер запрыгнул на стол, задрав хвост и обнюхивая новинку. Тетя велела открывать. Я подняла крышку. Изнутри шкатулочка была подбита темно-синим атласом. На дне лежал свернутый вдвое листок бумаги, без конверта. Из-под него выглядывал кожаный кошель.
Я потянулась за ним.
— Что там?
— Стой! — тетя схватила меня за руку.
Кавалер ретировался к рождественской елке, спрятавшись за груду подарков.
— Надень их, — она извлекла из сумочки пару хирургических перчаток и протянула мне. — Такие ценные вещи нельзя трогать голыми руками, я думала, ты знаешь. Достань сначала лист.
Я подчинилась: натянула перчатки, потом бережно извлекла документ. На сгибе его скопилось несколько крупиц темного песка. Бумага была плотной и шершавой на ощупь. Строки были начертаны старинным замысловатым шрифтом, и мне пришлось приложить определенные усилия, чтобы разобрать их.
Написано неким лицом на окне гостиницы в Стерлинге при виде руин королевского дворца:
Когда-то Стюарты владели этим троном И вся Шотландия жила по их законам. Теперь без кровли дом, где прежде был престол, А их венец с державой перешел К чужой династии, к семье из-за границы, Где друг за другом следуют тупицы. Чем больше знаешь их, тиранов наших дней, Тем презираешь их сильней.— Тетушка, — я посмотрела на нее. — Сколько ты отвалила за это?
— Ну-у…
— Скажи ей, Элизабет, — вмешалась мама.
— Ну, это было специальное предложение. Всего сто тысяч фунтов.
— Почти полторы сотни тысяч долларов, — перевела я. — Тебе стоит отдавать себе отчет, тетя, что это скорее всего подделка.
— Вздор, — огрызнулась та. — Как ты могла прийти к такому заключению, даже не исследовав документ?
— Тетушка…
— Даффи, этого не может быть. Твоя задача — доказать подлинность, — проговорила тетя, теребя алмазную брошь. — Полагаюсь на тебя, как на себя саму.
— Не зови меня Даффи. И кто продал это тебе? Ты хоть как-то постаралась проверить достоверность?
Вытащив из сумочки еще пару перчаток, тетушка натянула их и аккуратно извлекла из шкатулки потрепанный кожаный кошель.
— Это не сойдет тебе за проверку?
Один за одним она вынула из кошеля пять предметов, завернутых в грубую желтую ткань. Я бережно размотала каждый сверток, удалив расползающуюся от времени материю, и воззрилась на пять кусков толстого стекла с зеленым отливом. Самый большой из осколков первым привлек мое внимание, и я поднесла его к свету. На нем проступали слова:
Когда-то Стюарты влад…
И вся Шотландия…
Теперь без кров…
Их венец с д…
К чужой…
Где др…
— Это невозможно, — вслух подумала я, обследуя другие осколки. По двум трещины пробегали вдоль одного из краев. Когда я разложила куски на столе и стала составлять, они более-менее точно подошли друг к другу, образовав нечто вроде примитивного прямоугольного паззла.
— Осторожнее, — предупредила тетя. — Нэ рразбей ничего!
На сложенных вместе осколках можно было прочитать стихотворение целиком. Сердце в груди екнуло. Затаив дыхание, я снова пробежала глазами строчки. Воображение у меня богатое, но можно ли представить такое?! Тяжело сглотнув, я посмотрела на тетю. Та вскинула брови, но ничего не сказала. Это само по себе говорило о многом.
Она продолжала молчать, пока я, позаимствовав у мамы ее лупу, более тщательно исследовала почерк. Я не специалист по Бернсу, но одержимость тети заставила меня довольно близко познакомиться с ним. Это был удивительный поэт, который прожил бурную и трудную жизнь и рано умер. Он был ловелас и имел двенадцать детей от трех или четырех женщин; и в одно прекрасное утро проснулся знаменитым после выхода первого сборника своих стихов, став настоящей суперзвездой своего времени. Знала я и то, что Бернс был якобитом, убежденным сторонником низложенных Стюартов и столь же убежденным противником Ганноверов, укравших их трон, — прям как тетушка. А случай со стихотворением, нацарапанным пером с алмазным наконечником на окне гостиницы во время поездки по Шотландии, был хорошо задокументирован.
— Предполагается, что это то самое стекло из гостиницы в Стерлинге?
Элизабет кивнула.
— Ага. Из гостиницы «Золотой Лев». Разве не захватывающе? — благоговейно прошептала она. — Это то, чего касался сам Рэбби. У меня от них мурашки по коже.
— Тетя, если это то самое стекло, то стоить оно должно целое состояние, — при этих словах я сама почувствовала, как мурашки побежали у меня по спине. Я словно воочию увидела комнату в гостинице, окно и красавца Рэбби Бернса, замышляющего измену.
Я обняла тетушку.
— Кто продал их тебе?
Моя родственница застыла и не промолвила ни слова.
— Как могу я установить подлинность, не зная, где ты приобрела эту вещь?
— Элизабет, если тебе нужна ее помощь, расскажи, — поддержала просьбу мама.
Тетя была сестрой моего отца. Она нежно любила брата и следовала его советам. После его смерти она не слушала никого. Кроме моей матери. Иногда.
— Если я расскажу, — нерешительно промолвила она, — ты должна обещать, что не расскажешь ни единой живой душе.