Мозаика Парсифаля
Шрифт:
– Да, Monsieur President. Посол Ричардсон был так добр, что позволил мне воспользоваться его кабинетом. Честно говоря, я весьма удивлена.
– Даю слово президента США в том, что мы с вами одни, мадам Бруссак. Этот телефон невозможно прослушать. Ни третья сторона, ни технические средства не могут зарегистрировать содержание переговоров. Вы принимаете мое честное слово?
– Абсолютно. Зачем бы такой августейшей фигуре, как вы, вводить в заблуждение скромного сотрудника с Ke-д’Орсе.
– О, на это может существовать множество причин. Но я не стану так поступать.
– Хорошо.
– Прекрасно. Мне нужна ваша помощь в деле исключительной важности и такой же деликатности. Оно никоим образом не затрагивает интересы правительства Франции. Ваша помощь, даже самая малая, имеет для нас исключительное значение. Даю вам честное слово – как президент Соединенных Штатов.
– Мне достаточно даже вашего личного слова.
– Нам совершенно необходимо войти в контакт с отставным сотрудником нашей внешнеполитической службы. Он недавно покинул государственный департамент. Его зовут Майкл Хейвелок.
– Но, Monsieur le…
– Не перебивайте, пожалуйста, – остановил ее Беркуист. – Позвольте мне договорить. У Белого дома так много важнейших проблем, что он вовсе не имеет возможности заниматься вопросами вашей деятельности или поступками мистера Хейвелока. Нам требуется всего-навсего войти с ним в контакт. И в этом, я надеюсь, вы сможете нам помочь. Куда он направился, каким путем, под каким именем. Все, что вы мне сообщите, останется тайной. Ничто, никакая деталь не будет использована против вас или вашей работы. Обещаю.
– Monsieur…
– И последнее, – продолжил президент с нажимом. – Вне зависимости от того, что этот человек вам говорил, его правительство ни в коей мере не желает причинить ему неприятности. Мы уважаем его заслуги, мы испытываем огромную благодарность за тот вклад, который он внес в наше дело. Трагедия, которую он считает только своей личной, на самом деле трагедия для нас всех. Это все, что я могу вам сказать – и надеюсь, что, приняв во внимание источник полученных сведений, вы, мадам Бруссак, поможете нам, поможете мне.
Беркуист слышал неровное дыхание собеседницы и чувствовал, как тяжело стучит его сердце. Дождь за окном незаметно переходил в снег. Девственно белые сугробы в Маунтин-Айрон всегда выглядели особенно красиво на закате. Они сверкали и переливались на солнце, радуя глаз; можно было бесконечно любоваться искристой, красочной игрой цвета.
– В то время, как вы пытаетесь найти его, – заговорила Бруссак, – он сам ищет другого человека.
– Нам это известно. Мы и ее тоже разыскиваем. Чтобы спасти ей жизнь. И ему.
Президент прикрыл глаза. Он солгал. Он еще не раз вспомнит об этом среди родных холмов Миннесоты. Но тогда же он припомнит о Черчилле и Ковентри. «Энигма»… Коста-Брава.
– В Нью-Йорке есть один человек.
– В Нью-Йорке?! – Беркуист в изумлении подался вперед. – Он здесь? Она?..
– Вас это удивляет?
– Да, и весьма.
– Таков и был наш расчет. Это я отправила ее. И его тоже.
– Итак, что это за человек в Нью-Йорке?
– К нему следует подходить осторожно, проявить, как вы изволили заметить, большую деликатность. Его никак нельзя компрометировать.
– Я вас прекрасно понимаю. – Беркуист действительно все понял. В словах Бруссак явно прозвучало предостережение. – И этот человек может сказать, где находится Хейвелок.
– Он может сообщить, где находится она. Это все, что вам нужно знать. Но повторяю, нашего человека надо будет убедить поделиться сведениями и ни в коем случае не компрометировать.
– Я направлю к нему доверенного человека. Только он один будет все знать. Даю слово.
– Понимаю. Должна сказать, что лично я с этим человеком незнакома и знаю его только по досье. Он великий человек, глубоко сочувствующий обиженным, потому что сам много пережил, месье. В апреле 1945 года его освободили из лагеря Берген-Бельзен в Германии.
– К нему будет проявлено максимальное уважение со стороны Белого дома, мадам. О конфиденциальности я уже имел возможность упомянуть. Его имя, будьте добры.
– Джекоб Хандельман. Колумбийский университет.
В подземном комплексе Белого дома три человека внимательно слушали, как Эмори Брэдфорд неторопливо излагал результаты своего расследования. Тот говорил подчеркнуто монотонно, перечисляя места пребывания девятнадцати сотрудников с пятого этажа секции «Л» государственного департамента, которые отсутствовали в Вашингтоне в дни событий на Коста-Брава. Когда он закончил, слушатели, казалось, были разочарованы, и больше всего – президент. Беркуист налег грудью на стол; на его крупном, скандинавского типа лице, изборожденном глубокими морщинами, гневно сверкнули глаза.
– Вы были настолько уверены в себе сегодня утром, – произнес он, обращаясь к Брэдфорду. – Не хватает всего лишь пяти, сказали вы, только о них нет отчета. Что случилось?
– Я ошибся, господин президент.
– Проклятье, я вовсе не это хотел услышать!.. Впрочем, продолжайте. Кто же эта пятерка?
– Одна женщина. Она лежала в клинике. Ее супруг, юрист, в течение нескольких месяцев вел долгое дело в Гааге. Они жили раздельно. Картина здесь достаточно ясна.
– Почему вы вдруг принялись за женщин? – спросил Хэльярд. – Я вовсе не хочу применять двойных стандартов, но женщина наверняка бы раньше оставила следы.
– Совсем не обязательно, если она – через посредство Москвы – руководит мужчинами. По правде говоря, я очень разволновался, когда всплыло ее имя, и даже решил было, что попал в точку, но оказалось, что это не так.
– Давайте покороче, Эмори, – нетерпеливо перебил его президент. – Переходите к следующим.
– Два атташе нашего посольства в Мексике. Они ездили в Вашингтон для инструктажа и вернулись в Мехико не сразу, а только пятого.
– Объяснения? – спросил президент.
– Короткий отпуск. Они ехали разными путями и к ним присоединились семьи. Первый катался на лыжах в Вермонте, второй провел время на Карибском море. Проверка расходов по кредитным карточкам все подтверждает.