Мозаика Парсифаля
Шрифт:
– О чем вы? Какой западни?
– Того спектакля, режиссером которого вы были! Из этих дверей вышла шлюха! – Хейвелок рванул итальянца за плечо, развернул лицом к себе и прижал к стене. – Из дверей, что находятся за углом, – добавил он, махнув рукой в направлении пакгауза. – Что все это значило? Рассказывайте. Живо! Она заплатила за все шоу? Почему?
– Да. Вы правильно говорите, синьор. Женщина платила за все… Объяснений… не требовалось.
Майкл с силой воткнул ствол пистолета в солнечное сплетение собеседника.
– Я не удовлетворен. Выкладывайте всю правду!
– Она сказала,
– Знать что? – Хейвелок сбил с него шляпу, сгреб за волосы и приложил головой о стену. – Что именно она хотела знать?
– Обо всех ваших действиях, синьор.
– Откуда ей стало известно, что я последую за ней в Чивитавеккия?
– Она не знала об этом.
– Тогда почему такие распоряжения?
– Она сказала, что возможность вашего появления нельзя исключить. Сказала, что вы… ingegnoso… весьма изобретательная и опасная личность, что вы охотитесь на людей и располагаете для этого всеми средствами… необходимыми контактами, информаторами.
– Все это слишком общо! Дальше! – Майкл плотнее и плотнее наматывал волосы итальянца на кулак, чуть ли не вырывая их с корнем.
– Синьор… она сказала, что только к одному из трех водителей, с которыми ей пришлось договариваться, чтобы отвезли ее до Чивитавеккия, она рискнула сесть в такси. Она боялась.
В этом был смысл. Ему не пришло в голову обследовать стоянку такси рядом с вокзалом. Машин там было совсем немного. По совести говоря, он тогда ни о чем не думал, а занимался бессмысленной болтовней.
– Спасите! Помогите! Боже мой! – донеслись снизу вопли. На стоящих в порту судах закипала жизнь. Воздух был наполнен паром, непрерывно раздавались гудки. Времени оставалось совсем мало. Скоро на берегу появятся экипажи и докеры. По всему причалу начнут ползать люди и машины. Необходимо узнать все, о чем Дженна договорилась с итальянцем. Майкл левой рукой взял несчастного за горло.
– Она на «Терезе», не так ли?
– Да!
Хейвелок припомнил слова хозяина «Тритона» о том, что «Тереза» идет в Марсель.
– Каким образом она сойдет на берег? – Итальянец молчал. Майкл посильнее сжал пальцы на его горле и продолжил: – Слушайте меня внимательно и постарайтесь все понять. Если вы не скажете, я убью вас. Если солжете и я не найду ее в Марселе, вернусь к вам. Она права, я весьма изобретательная и опасная личность, и вам от меня не спрятаться.
Итальянец не мог слова вымолвить и только судорожно хватал ртом воздух. Потом, когда Хейвелок разжал немного пальцы, закашлялся и, потирая горло, наконец прохрипел:
– Что же, синьор, я все скажу. Я вовсе не желаю ссориться с людьми, подобными вам. Мне это следовало понять раньше и внимательнее прислушаться к вашим словам.
– Продолжайте.
– Не Марсель, а Сан-Ремо. «Тереза» останавливается в Сан-Ремо. Мне неизвестно, каким образом и где именно женщина будет высажена на берег, – клянусь! Она пробирается в Париж. Ее переведут через границу в районе Коль-де-Мулине. Когда, не знаю – клянусь! Она хочет добраться до Парижа. Клянусь кровью Христа.
Итальянец мог и не приносить клятв. Было ясно, что он говорит правду. Страх, жесточайший страх пробудил его честность. Что еще
– Вы сказали, что могли прикончить меня. Почему же оставили в живых?
– Нет, синьор, этого я вам не скажу, – прошептал несчастный. – Клянусь богом, я исчезну, вы меня никогда больше не увидите. Я ничего не знаю! Я буду нем как рыба!
Хейвелок медленно поднял пистолет. Теперь ствол смотрел прямо в глаза итальянца.
– Говорите! – приказал Майкл.
– Синьор, у меня здесь маленький, но прибыльный бизнес. Я никогда ни при каких условиях не встревал в политику, не занимался никакими, даже отдаленно связанными с нею делами. Клянусь слезами Мадонны! Мне показалось, что женщина лжет. Я не поверил ей до конца!
– Но вы сказали, что я не был убит и у меня ничего не украли. – Майкл выдержал паузу, приблизил револьвер к самым глазам итальянца и заорал: – Почему?!
Тот, брызгая слюной, прохрипел:
– Она сказала, что вы хоть и американец, а работаете на коммунистов. В пользу Советов. Я не поверил! Я ничего не желаю знать о подобных вещах! Но осторожность прежде всего… осторожность. Здесь, в Чивитавеккия, мы стоим в стороне от схваток такого рода. Они слишком… интернациональны… для людей вроде меня, для тех, кто зарабатывает свои маленькие деньги здесь, в доках. Эти проблемы не связаны с нашими интересами… поверьте. Мы не желаем осложнений с вами – с любым из вас!.. Поймите, синьор. Вы напали на женщину, пусть проститутку, но она – женщина. Это произошло на причале. Мои люди кинулись на вас, оттащили прочь, и здесь я их остановил. Я сказал, что следует соблюдать осторожность, не забывать о последствиях…
Насмерть перепуганный человечек продолжал свою болтовню, но Хейвелок не слушал. Достаточно и того, что он уже слышал. Он был потрясен. Ничего подобного он не мог предположить даже в самых своих безумных мыслях. Американец, работающий на Советы! И это сказала Дженна? Чистейшее безумие… Сказала ли она это, чтобы вселить ужас в сердце мелкотравчатого итальянского бандита, после того как ловушка была поставлена? Итальянец не лжет. Он добросовестно повторяет ее слова.
А может быть, она и сама верила в то, о чем говорила? Может быть, именно это ему сказали ее глаза на платформе вокзала Остиа? Может быть, свою версию она принимала за истину? Был же он уверен в том, что сама Дженна – глубоко законспирированный агент Военной?
Господи! Их восстановили друг против друга одним и тем же способом! Интересно, были ли приведенные против него доказательства так же убедительны, как те, которые использовали против нее? Скорее всего, именно так… Страх, боль, обида. Она не могла больше никому доверять. Ни сегодня, ни в будущем… никогда. Ей оставалось одно – бежать. И она бежала без остановки. Господи! Что они сделали!
И почему?
Итак, она сейчас на пути в Париж. Там он и должен ее отыскать. А может быть, перехватить ее в Сан-Ремо или на Коль-де-Мулине? У него перед ней существенное преимущество – скорость. Пока она тащится по морю на старой посудине, он может воспользоваться самолетом. Итак, у него есть время.