Мозаика странной войны
Шрифт:
Он рванул ручку на себя, поднялся до трех километров, удовлетворенно кивнул, бросив взгляд на радар, и запустил программу Перехода.
Ракеты прошили пустое место, где только что болталась непонятная, но тем не менее вполне реальная цель, отражающая радиоволны, излучающая в инфракрасном диапазоне и видимая в оптическом, и ушли на самоликвидацию. Если бы у них были плечи – они бы пожали плечами.
Эпизод 38.
Машина, хоть и обладала примитивным Переходником, для Переходов приспособлена не была. Все, что было в кабине незакрепленного –
Машина с воем прорезала облака, снизилась и на относительно небольшой скорости пошла над окутанной серым предрассветным туманом равниной. После того, как туман развеялся, оказалось, что равнина покрыта густым лесом с редкими прожилками рек.
Вскоре в сплошной шерсти леса появились проплешины, на горизонте показались и через мгновение промелькнули под брюхом штурмовика невысокие холмы, затем лес сменился степью с редкими пятнами болот и солончаков, затем показалось море.
Пилот, удовлетворенно кивнув, толкнул перчатку управления к себе-вниз, одновременно опуская и замедляя машину. Вблизи эта земля выглядела все так же мирно и идиллически, и ни один след человеческого присутствия не осквернял ее зелено-голубого лика. Машина мягко опустилась на берег лесного озера. Пилот открыл дверь – и избыток кислорода резанул легкие.
– Как здесь легко дышится! – Младший, осмелев, тоже выполз из основательно помятой машины, осторожно опустил ноги на траву и с шумом втянул в себя лесной воздух. – Мне бы хотелось…
Он внезапно умолк.
– Ну-ну?
– Мне бы хотелось здесь остаться, – Младший смутился и тут же начал поправляться. – Но я, конечно, понимаю… Идет война… Я обязан…
– Брось, – поморщился Пилот. – Ни черта ты никому не обязан.
Женщина тоже вышла из машины, присела у самого берега, начала умываться и с интересом прислушивалась к разговору.
Эпизод 39.
Пилот с жадностью всматривался в лицо женщины, в ее тело, в каждое движение ее – давно умершей, разорванной на части чудовищным взрывом и им же сожженной – но все еще любимой. Странное чувство – нечто противоположное "дежа вю", но в то же время очень с ним сходное. Он вдруг представил, что межвременная война закончилась и…
Пилот-Младший ощутимо ткнул его кулаком в плечо:
– Эй, алло! О чем задумался?
– Да так…
Женщина наконец умылась и подошла ближе. Оба пилота замерли, ожидая, по крайней мере, упреков.
– Можно задать вам один вопрос? – неожиданно робко начала женщина. – Из того, что я услышала…
Она запнулась.
– В общем, насколько я поняла, война началась из-за меня?
– Ну… в общем-то, да, – первым сориентировался Младший.
– И вы делали все, чтобы меня спасти?
– Да, – поддержал его Пилот. – У нас не очень хорошо получилось…
Он прикусил язык.
–…Но мы сделали все, что могли.
Глаза женщины, и без того большие и бездонные, вспыхнули странным огнем.
– Все ради меня… – прошептала она со
Пилоты переглянулись.
– Да, – торжественно проговорил Старший. – Сотни сожженных миров, взорванные планеты, миллиарды рабов…
– Сотни людей, которые рисковали жизнью ради тебя, – тут же подключился Младший. – Тысячи – тех, кто посвятил этому всю свою жизнь. Миллионы – тех, кто желали бы хоть что-то сделать для тебя…
– Любимая… – закончили они вместе.
Женщина вздрогнула и высоко подняла голову. Лицо ее, казалось, озарилось нежным и в то же время обжигающим светом, глаза стали похожими на черные бездонные пропасти, губы раздвинулись в ослепительной улыбке, а голос превратился в серебряный звон, в самую прекрасную музыку, хотя слова были просты и понятны.
– Идите ко мне, – сказала женщина. – Любите меня! Возьмите меня!
– Кто? – выдохнули пилоты, одновременно делая шаг вперед.
– Оба.
Следующие несколько часов превратились для Пилота в единую, невозможную, ослепительную вспышку оргазма. Ему не раз приходилось развлекаться и в более нестандартных комбинациях, но впервые он был с любимой женщиной, освобожденный от всяческих оков условностей и традиций, впервые они заполнили ее до конца, чувствуя одновременно каждое колыхание ее прекрасного тела и каждое движение друг друга. Руки их встречались то на гладкой коже бедра, то одновременно тянулись к восставшим соскам, женщина отдавалась обоим то тихо и нежно, то страстно и яростно, то высасывая всю силу, то отдавая без остатка свою любовь, и длилось это бесконечно… пока все вокруг не поглотила мягкая, сонная тень.
Проснулся Пилот от легкого, едва уловимого дыхания ветерка на обнаженном плече. Он поднял голову – осторожно, чтобы не разбудить прижавшуюся к нему женщину – и встретился взглядом с Младшим. Тот смотрел с таким же нежно-озабоченным выражением. Женщина обнимала их обоих.
Мгновение спустя она тоже открыла глаза – и улыбнулась.
– Доброе утро!
– Это утро? – отозвался Младший. – После такой ночи я уже ни в чем не уверен.
– Тебе понравилось?
– Ничего подобного я даже представить себе не мог! – искренне воскликнул тот.
"Наверняка, искренне", – с завистью подумал Пилот.
– А тебе? – женщина с тенью беспокойства повернулась к нему. – Тебе понравилось?
– Потрясающе! – бодро ответил он. – Мне жаль, что все закончилось.
– Я готова продолжить, – женщина улыбнулась – радостно и удовлетворенно.
Они продолжили – и снова Пилот потерял счет времени и оргазмам, и снова дикое, непередаваемое наслаждение охватило его, наполнило каждую клеточку тела, одновременно оглушая и обостряя все чувства, и снова они стали единым целым – и снова все закончилось.
А когда местное солнце уже поднялось в самый зенит, когда все трое уже лежали без сил и без мыслей, из одиноко замершей на берегу машины донесся писк.
Пилот встал со стоном, покачнулся, под дружные улыбки оставшихся, и нетвердым шагом двинулся к самолету. Писк тем временем становился все настойчивее и громче. Пилот подошел ближе – и улыбка медленно сползла с его лица. Машина, поврежденная, разбитая и с трудом дотянувшая до земли, все еще верно служила ему, предупреждая о множестве…