Шрифт:
– Всякая добродетель зиждется на морали, а мораль есть порождение красоты, разума и соразмерности! – сеньор Бернардини, богатый купец из Сиены шестидесяти лет, сухой и важный старик, с крючковатым носом и внимательными, цепкими глазками, степенно прохаживался перед двумя юношами, давая наставления перед приёмом на работу.
Роскошный плащ господина с вшитыми рукавами и широким, отороченным мехом воротником, ниспадающий с плеч до самой земли, придавал особую важность всему, что говорил обладатель столь достойной одежды.
И то верно: у сеньора Бернардини самая большая и красивая вилла в пригороде. На её строительство
Желая сэкономить и завершить, наконец, разорительное благоустройство, сеньор Бернардини долго искал каменотесов, кто мог бы достойно, а главное, не дорого завершить отделку фазенды.
Перед заказчиком, в смущении, стояли двое кандидатов
Одному из них, Батисто, было лет 20, другому Арканжелло, не сильно больше. Несмотря на очевидную молодость слава об их мастерстве, не по годам развитом вкусе и умении составлять мозаики и выкладывать дивные орнаменты быстро дошла до сеньора, и он посчитал уместным взять на работу именно их. К тому же, он учитывал, что так будет дешевле, нежели приглашать известных и избалованных заказами мастеров.
И вот, скучающие Арканжелло и Батисто, переминаясь с ноги на ногу, выслушивали однообразный монолог хозяина, ожидая, наконец, услышать что-нибудь конкретное про свой гонорар.
Их учитель –почтенный Рикардо Челли, удалившийся по старости от трудов своих, благословил учеников на заработки пол года назад, справедливо полагая, что только работа придаст мастерству талантливых подмастерьев необходимую огранку.
Разные характеры весьма дополняли их совместное творчество, которое уже смогли оценить многие заказчики Лигурии.
Подгонка и огранка различных пород камня были любимым делом Арканжелло, высокого, хорошо сложенного молодого человека, с о спокойными, задумчивыми карими глазами, густыми чёрными вьющимися волосами и некой постоянной отрешённостью во взгляде.
Он словно разговаривал с минералами на их языке, помогая раскрыться им во всей красе. Только Арканжелло смог перенять у своего учителя основной секрет полировки кромки камней!
Батисто, более импульсивный и непосредственный, как правило, задумывал, делал эскизы, подбирал колор для будущей работы. Его поприще-сложить из частного единое. Более светловолосый, чем Арканжелло, меньше его ростом, Батисто отличался изрядной разговорчивостью, любопытством и живостью характера . В отличие от Арканжелло, он мог неистово набрасываться на работу, умудряясь за день сделать больше, чем иной за неделю. Потом следовала вялость и нежелание вообще что-либо творить.
Батистой нужно было восхищаться, только тогда его источник бодрости был неиссякаем. Дружба этих молодых мастеров была основана на удачном дополнении темпераментов, умений и общих взглядов на природу творчества.
Даже минуты раздора носили хоть и бурный, но быстро утихающий характер.
– Мне
– между тем продолжал хозяин, – Это я знаю как-тяп ляп, а потом потрескается и выпадет, как у преподобного отца Андреа. Нет. Ищи вас потом как ветра в поле…Вы сделаете флорентийскую мозайку и орнаменты в купальне в таком же духе! Так что 60 ти флоринов будет вполне довольно, если всё исполните в срок и с прилежанием
– Но, сеньор, клянусь Мадонной, эта работа стоит большего!
– возразил
Батисто, более юный и вспыльчивый мастер.
– Прошу прощения, сеньор, но Вы же искали мастеров по римской мозаике? К тому же времени на обработку и подбор камней для флорентийской техники потребуется вдвое больше!
– резонно возразил старший и более уравновешенный Арканжелло.
Сеньор Бернардини был очень опытным и ушлым заказчиком, и, по правде говоря, он сначала действительно имел в виду более простую римскую технику, отличающейся использованием мелкой и плоской смальты. Впрочем ознакомившись накануне в гостях у одного из своих компаньонов с образцом модной флорентийской традиции и под впечатлением от увиденного, он решил украсить стены купальни именно в такой манере.
В отличие от римской, флорентийская мозаика составлялась из крупных кусков лазурита, яшмы, кварцита, вырезаемых по контурам изображения, при этом мастер должен был использовать не только цвет, но и обыгрывать природную текстуру камня. Возражения мастеров были более чем справедливы и все же, особый стальной блеск в глазах выдавал в Бернардини игрока, уверенного в своём выигрыше:
– Не нравится? Извольте. Можете возвращаться! Только обратный путь за ваш счёт, а мои друзья постараются, чтобы во всей Тоскане вы не смогли бы намалевать даже вывеску для деревенской таверны!
– старик повышал голос, после чего запахнул одну полу плаща на другую и резко повернулся спиной.
Да, перспектива молодых художников была не очень радостной. Только полный пансион и лишний повод набить руку на любимом поприще неумолимо склоняли чашу весов. Немного поколебавшись и переглянувшись они обреченно ответили почти в унисон
– Согласны.
* * *
Надо отдать должное сеньору Бернардини – он неплохо разбирался в искусстве, любил роскошь, знал в ней толк, однако более всего его восхищали мозаичные панно и всё , что было связанно с обработкой камня и стекла. Юные мастера были поражены закупленным обилием серого кварца, розового, белого шпата, слюды и оникса.
Да и на столешницу сеньор Бернардини тоже не поскупился. Травертин со стен римского Колизея, из которого предполагалось сначала выточить столешницу был забракован купцом из -за чрезмерной простоты оттенков и дешевого вида. Персидский оникс подходил более! Сеньора прельстила особая красота этого камня- желваки, конкреции, сентарии, разводы, вкрапления, прожилочки составляли неповторимое очарование минерала. И, чем они замысловатей, тем дороже стоил тот или иной образец!
Хозяин виллы показал мастерам необработанную пыльную коричневую плиту оникса с оттенками различных слоев, перекрываемыми белесыми пятнами.