Мозг ценою в миллиард
Шрифт:
— Хорошо, Генерал, — ответил Карони голосом, лишенным всякого выражения.
— Я останусь здесь, Карони, — продолжил Мидуинтер, — и проделаю еще три мили на тренажере. Таким образом я доеду до границы штата Тенесси.
Я принял душ. Карони разложил меня на массажном столе и здорово поработал над лишним жирком, попутно объяснив некоторые тонкости коронарной болезни сердца. Костюм в «елочку» из дакрона и шерсти появился, как по велению факира. Когда меня повели в личные апартаменты Мидуинтера на верхнем этаже его
На столе, покрытом ярко-желтой скатертью, благородно блестели серебряные ножи и вилки из Скандинавии. В отличие от его загородного дома здесь было полно нержавеющей стали, современной абстрактной живописи и стульев. Такие стулья, по-моему, конструируются архитекторами. Сам Мидуинтер сидел под картиной Матье на странном металлическом троне и смотрел в окно, приставив к глазам бинокль. Он производил впечатление актера из плохого фильма о космических пришельцах.
— Знаете, за чем я наблюдаю? — спросил он.
Вид отсюда был великолепен. Статуя Свободы, Эллис-Айленд и едва различимый в тумане мыс Стейтен-Айленда. Холодные серые волны бухты вздымали грязную пену. В сторону Гудзона, накренившись, тянулось полдюжины буксиров, а на пароме у Стейтен-Айленда теснились пассажиры.
— Как заходит в порт один из больших кораблей? — предположил я, вглядываясь в пейзаж за стеклянной стеной.
— Я наблюдаю за соколами — вон там, в трех футах отсюда. Сапсаны поедают мелких птичек. — Мидуинтер отложил бинокль. — Соколы живут в этих башнях с орнаментом. Больше всего им нравятся башни готических соборов. Я почти каждое утро любуюсь, как они охотятся. Какая скорость! Чудо!
Он повернулся и осмотрел меня.
— Послушайте, — сказал он неожиданно очень громко, — этот костюм великолепно смотрится! Его вам принес Карони?
Я кивнул.
— Пожалуй, попрошу и мне принести такой же.
— Послушайте, мистер Мидуинтер, — сказал я. — Я ценю комплименты богатых деловых людей, особенно неискренних, потому что им нет нужды умасливать кого бы то ни было. Но это ставит меня в неловкое положение. Так что, если вам все равно, я предпочитаю выслушать все, что вы хотите сказать, прямо сейчас. Без любезностей и предисловий.
— Вы прямой молодой человек, — сказал Мидуинтер. — Мне это нравится. Американцы любят поговорить, прежде чем перейти к делу. Немного болтовни о том, «какая у вас очаровательная жена и чудные детки» перед тем, как отдать приказ. Вы же, британцы, ведете себя по-другому, а?
— Не хотел бы вводить вас в заблуждение, — ответил я. — Многие из нас поступают точно так же.
Мидуинтер сдвинул бинокль на край стола и разлил кофе по чашкам. Он молча съел омлет с жареным хлебом и только спросил, нравится ли мне еда. Когда последний кусочек омлета исчез у него во рту, Мидуинтер облизал губы и промокнул их салфеткой, не отводя от меня глаз.
— Ваш друг Харви Ньюбегин, — сказал он, — дезертировал.
— Дезертировал?
— Дезертировал.
— Может быть, вы неправильно употребляете это слово? У нас его используют только тогда, когда говорят об армии. Вы хотите сказать, что он уволился из вашего центра?
— Я хочу сказать, что он срочно покинул страну. — Мидуинтер внимательно наблюдал за моей реакцией на это сообщение. — Удивлены? Ночью я разговаривал по телефону с его прелестной маленькой женой. Он пересек мексиканскую границу сразу после того, как расстался с вами вчера вечером. Мы предполагаем, что он направляется к русским.
— Какие у вас для этого основания?
— Вы со мной не согласны?
— Я этого не говорил.
— Ага! — закричал Мидуинтер. — Вы согласны, а? Конечно, сынок, ты согласен. Ведь это он подставил тебя банде Ивана. Если бы не вмешались русские полицейские патрули, ты был бы мертв! По правде говоря, лучше бы ты был мертв, а мои мальчики — остались на свободе. Но это не оправдывает того, что Харви отдал тебя на растерзание. Когда коммунисты-полицейские захватили тебя, они сделали тебя свидетелем ареста Пайка. Как ты думаешь, зачем?
— Естественно, чтобы замарать меня…
— Правильно, — рявкнул Мидуинтер. — Почему?
— Вину за предательство выгодно переложить на другого, чтобы скрыть истинного предателя.
— Правильно, — сказал Мидуинтер. — Ньюбегин уже тогда заключил сделку с коммунистами, но временно ушел от подозрений, подставив тебя. Ты понял это, а? Ты подозревал Ньюбегина?
— Конечно, сэр, — сказал я.
— Я вытрясу из тебя правду, сынок, — он дружелюбно мне улыбнулся. — Ты умеешь отличить мустанга от дикой лошади.
— Да, — сказал я. — Но я не очень-то понимаю, что вы от меня хотите?
— Я хочу, чтобы ты притащил своего приятеля Харви Ньюбегина обратно. Вот сюда, — Мидуинтер указал на пустой стул возле окна, как будто именно на этот стул я и должен был вернуть Харви. — Мне наплевать, сколько это будет стоить. Ты получишь все, что тебе понадобится. Бери любого из моих людей, любые деньги. Полиция на всей территории Соединенных Штатов будет помогать тебе…
— Но ведь он не в Штатах, — терпеливо возразил я.
— Ну так что же? Разнюхай, где он, — сказал Мидуинтер. — Я знаю наверняка, что ты — единственный, кто, возможно, был близок к Харви Ньюбегину. Конечно, его могут найти и другие люди. Но только ты сможешь хотя бы немного вразумить его, если ему не хватает собственных мозгов. Кроме того, кажется, у тебя есть причины быть не слишком к нему расположенным.
Последние слова Мидуинтер произнес насмешливо.
— «Поймав на крючок простофилю, тяни его медленно», — продекламировал я заповедь рыболова-любителя. — Но я не согласен на роль Иуды.