Мозг ценою в миллиард
Шрифт:
— Компьютеры похожи на игру «Скраббл», — ответил я. — Если не знаешь, как ими пользоваться, то они превращаются в железные коробки, набитые ненужным хламом.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
Лондон
21
Мартовский
— Входите, — позвал Долиш.
Он сидел перед крошечным угольным камином и тыкал в него старым французским штыком с загнутым концом. Дневной свет из двух окон озарял коллекцию слегка подпорченных древностей, которые Долиш сначала опрометчиво покупал, а потом разочаровывался в них. Пахло нафталином и вековой пылью. Подставка для зонтов была сделана из слоновой кости, книжный шкаф со стеклянными дверцами забит собраниями сочинений Диккенса, Бальзака и яркими маленькими книжонками, в которых рассказывалось, как распознать вазу династии Мин, если вы найдете ее на старой тачке уличного торговца. К несчастью для Долиша, большинство уличных торговцев с тачками тоже читали эти книжонки.
На стенах висели застекленные стенды с засушенными бабочками и мотыльками (стекло одного стенда было разбито) и десяток маленьких фотографий с изображениями крикетных команд. Посетители конторы играли в «угадайку», споря, где же сам Долиш на каждой из фотографий, но Джин по секрету рассказала, что он купил их оптом по дешевке у какого-то старьевщика.
Я положил ему на стол свою докладную, уместившуюся на шести страницах. В диспетчерской пили чай дежурные водители и, как обычно, крутили пластинки. Духовой оркестр. Всегда духовой оркестр.
— Хотите купить мой «рилей»? — спросил Долиш. Он никак не мог перевернуть в камине большой плоский кусок угля.
— Вы его продаете? — удивился я, зная, что Долиш очень привязан к своему старому автомобилю.
— Не хочется, — сказал Долиш. Его ровная речь прерывалась от отчаянных попыток справиться с камином. — Но я больше не могу с ним мучиться. Каждый раз, уезжая из ремонтной мастерской, я слышу, что где-то уже опять стучит. То ли мотор, то ли передача… Я становлюсь техническим ипохондриком.
— Да, — сказал я, — вы подталкиваете меня к чрезвычайным затратам.
Долиш наконец отказался от попыток расколоть кусок угля.
— Все требует чрезмерных затрат, — сказал он. — Все. Когда хлопот больше, чем это стоит, — наплевать на сентиментальную привязанность.
Он помахал перед моим носом раскаленной кочергой.
— Все правильно, — откликнулся я.
Я посмотрел на стенд с бабочками.
— Замечательные расцветки, — заметил я, а Долиш фыркнул, снова потыкал кочергой в уголь и кинул в камин еще несколько небольших кусочков.
— Что
Я был одним из немногих выпускников классической школы, с которыми Долиш был знаком. Он считал меня авторитетом во всем, что касалось политики партий левого направления. Он штыком проколол кусок угля и приподнял его. Поток воздуха подхватил было пламя, камин зашипел, как котенок, но уголь не загорался.
— Посылают туда своих сыновей, — ответил я.
— В самом деле? — спросил Долиш без особого интереса. Он стряхнул с ладоней угольную пыль и вытер их о тряпку. — Они составят солидную группу давления — самобичеватели из рабочего класса.
— Ну, не знаю, — сказал я и вспомнил смешную фразу: «Долой пиво, которое горчит, да здравствует вино, которое сластит!» Что можно назвать более пролетарским лозунгом, чем этот?
— Итон — не просто частная привилегированная школа. Это — групповая терапия для прирожденных уклонистов, — загадочно сказал Долиш. Сам он кончал Харроу.
— Терапия? — переспросил я, но Долиш озабоченно наблюдал за огнем в камине и не ответил.
Комната наполнилась дымом.
— Черт побери, — сказал Долиш, но не пошевелился.
Скоро сквозняк вынес дым из комнаты, и камин разгорелся вполне нормально.
Долиш снял очки и принялся тщательно протирать их большим носовым платком. Затем с удовлетворением надел очки и засунул платок в рукав. Это означало, что пора заняться делом. Он прочитал мою докладную, хмыкая в конце каждой страницы. Закончив чтение, подровнял листки и уставился на них, пытаясь объединить всю известную ему разрозненную информацию в единое целое.
— В преступной деятельности вашего друга Харви Ньюбегина, — начал Долиш, — есть один весьма положительный момент. Придумав мифических агентов, чтобы прикарманивать денежки Мидуинтера, он облегчил нам жизнь. Нам придется заниматься очень небольшой группой людей.
Долиш взял лист из моей докладной и положил его в самом центре стола. Я решил, что он собирается что-то процитировать оттуда, но он вытряхнул на бумагу свою трубку, и обугленные хлопья табака образовали кучку точно посередке листа.
Он стряхнул пепел в корзину и подул на лист, прежде чем зачитать несколько строк.
— Не слишком ли легко вы проникли в организацию Мидуинтера? — спросил он.
— Я намеренно подчеркиваю это, — ответил я. — Пусть ЦРУ и госдепартамент, которые ее поддерживают, узнают, что это — организация дилетантов. Несмотря на внешний блеск, она никогда не станет лучше.
— Вы слишком честолюбивы, мой мальчик, — с сомнением покачал головой Долиш, — и слишком торопитесь поделиться со всеми нашими секретами. Мы засекли этих парней Мидуинтера, — так зачем же их предостерегать от опасности? Чтобы они насторожились и приняли меры? Нет уж, лучше черт, которого ты знаешь, чем черт, который тебе не известен.
— Мне бы хотелось скомпрометировать эту организацию. Мне бы хотелось, чтобы вообще все частные лавочки подобного рода были скомпрометированы.
— Да ну? — усмехнулся Долиш. — Компрометация — это духовное понятие. Вы мыслите примерно так, как этот парень, Каарна. Кстати, что он в конце концов раскопал такое невероятное?