Мозг ценою в миллиард
Шрифт:
— Ради Бога, — сказал мне Пайк, — ну неужели у вас настолько нет чувства собственного достоинства?
За окном завывала сирена пожарной машины. Я видел, как цистерна с водой приближается к дому, и мерцающая синяя мигалка на кабине пожарной машины озаряет все вокруг.
— Если вы собираетесь делать вид, что сами снесли эти яйца… — снова сказал я Пайку и потер голову.
Пайк дернулся, но это не было серьезной попыткой вырваться из рук Харримена. Женщина снизу снова позвала:
— Феликс, дорогой, тебе лучше спуститься сюда и поговорить с пожарными.
Она не
— Наверное, он не слышит, — донесся ее голос.
— Я надеялся на сотрудничество, доктор, — сказал Пайку Харримен.
— Я занят, дорогая, — крикнул вниз Пайк.
На первом этаже снова зазвучала музыка. Проигрыватель выдал песню «Когда я влюблюсь». Послышался звук аплодисментов: гости Пайка демонстрировали несгибаемое мужество.
— Неужели вы собираетесь отрицать, что встретили меня з парке и привезли в свой дом, где познакомили со своим братом? — спросил я.
— Мне было бы интересно услышать ваш ответ, сэр, — вежливо сказал Харримен.
— Мне нечего сказать вам, — заявил Пайк.
Харримен оглядел комнату, как бы удостоверяясь, что на месте все действующие лица этой сцены. Чико заворачивал старинный пистолет, которым доктор меня тюкнул, в грязный носовой платок.
— Вооруженное нападение, — сказал я, — это тяжкое преступление.
Харримен отпустил Пайка и заговорил с ним очень спокойным тоном.
— Честно говоря, сэр, я не испытываю никакого уважения к подобным людям, — он кивнул в мою сторону. — Подонки общества. Так и выискивают, чем бы разжиться. Но нужно отдать им должное — они хорошо знают наши законы. По закону о государственной собственности этому человеку не грозит серьезное наказание, он отделается отсидкой за мелкое преступление. И я бы хотел использовать ваше свидетельство, чтобы надолго отправить его за решетку. Но он пытается повернуть это дело в свою пользу и выйдет из него невредимым. Видите ли, идеалисты вроде вас страдают за чужие прегрешения. Так уж всегда получается.
Раздался резкий стук в дверь, она открылась и женщина втолкнула в кабинет раскрасневшегося пожарного.
— Скажите, что ему надо спуститься вниз, — с отчаянием попросила она.
В открытую дверь ворвалась музыка, звучавшая гораздо громче, чем раньше, стало слышно, как говорили по радиотелефону в кабине пожарной машины, донесся шум работающего вхолостую насоса.
— Мне не хотелось бы тревожить ваших гостей, — сказал пожарный, — но огонь распространяется, сэр.
— Что, по-вашему, я должен делать? — повысил голос Пайк.
— Опасности нет, сэр, — сообщил пожарный. — У нас уже готовы пожарные рукава, но чтобы подключить главный рукав, надо подогнать машины ближе к дому, на лужайку. Мы застряли на улице, потому что машины ваших гостей перегородили дорогу. Опасности нет, но нам необходимо место для маневра.
Пожарный провел пальцем по ремешку каски.
— Им нужно место для маневра, — повторила женщина. — Ты понимаешь, Феликс?
— Подождите минуту, — отмахнулся Феликс Пайк. — Подождите. И вообще — делайте внизу все, что хотите.
Он выпроводил жену и пожарного за дверь, закрыл ее и повернул ключ на замке на два оборота.
Харримен
— Вы знали, сэр, что эти яйца были отправлены в Советский Союз?
— Это просто нелепо, — медленно заговорил Пайк, терпеливо подыскивая слова. — Мы все — члены движения за освобождение Латвии от большевистского ига. Мы работаем в контакте с американскими представителями. Я сам — тайный агент одной из американских организаций. Вся наша деятельность направлена на освобождение Латвии от коммунистов. Мы не совершаем ничего противозаконного. — Он объяснял все это Харримену так, как будто вербовал его в члены организации.
— Машины!.. — услышал я крик пожарного за окнами.
— Я настаиваю, — повернулся я к Харримену, — чтобы мне теперь же разрешили сделать письменное заявление.
— Очень хорошо, — сказал Харримен. — Пишите. Ступайте с ним, сержант Аркрайт.
Чико подхватил меня за локоть и развернул к двери.
— Нет, — громко воскликнул Пайк, — я тоже должен пойти с ним.
Он бросился вслед и догнал нас на лестнице, где еще стояли женщина и пожарный.
— Но я же сказал, что никакой опасности для вас нет. Совершенно никакой опасности, — повторял пожарный.
Мы доставили доктора Феликса Пайка прямо в Министерство обороны, где для нас освободили пару кабинетов. В вестибюле поджидали трое полицейских. Пайк сказал, что хочет сделать заявление. Харримен положил перед ним лист бумаги, и Пайк начал писать. В первом абзаце заявления сообщалось о социальном положении его родителей, дата и место рождения. Оказывается, Пайк родился в Латвии, в Риге, где я недавно побывал с нелегким визитом. Остальной текст был написан в духе политического манифеста, призывающего к немедленному вооруженному вторжению в Латвию с целью свержения коммунистического режима.
Харримен, прочитав это, сказал, что его в первую очередь интересует кража вируса из государственного научно-исследовательского института в Портоне, а не проблемы международной политики. Пайк разозлился, порвал свое заявление и сложил руки на груди.
Он сидел, сверкая белоснежной рубашкой, как живая реклама фирмы стиральных порошков.
— Вы не имеете права держать меня здесь против моей воли, — заявил он.
— К сожалению, имею, сэр, — терпеливо ответил Харримен. — Я арестовал вас согласно разделу 195 государственного закона о военном имуществе. Лицо, похитившее военное имущество, может быть задержано без ордера на арест. Вы останетесь здесь до тех пор, пока я не получу необходимых объяснений.
— Я должен связаться со своим адвокатом, — сказал Пайк.
— А я должен получить ваши объяснения, — скарал Харримен.
Эти взаимные пожелания они повторили раз пятнадцать или шестнадцать.
Наконец Пайк выдохся.
— Я — врач, — сказал он. — Вы должны проявить ко мне хоть какое-то уважение.
— Ассоциация врачей — это не организация суперменов, — мягко сказал Харримен.
— Ах вот как! — взорвался Пайк. — Когда я вижу некоторый из моих человекообразных пациентов, я начинаю в этом сомневаться.