Мозг отправьте по адресу...
Шрифт:
В.В. призывается на военную службу. [241] При содействии М. Горького он получает назначение чертежником в автомобильную школу. О времени пребывания на военной службе он вспоминал впоследствии как о «паршивейшем». Отношение к империалистической бойне было у В.В. резко отрицательное. Поддавшись в первый момент объявления войны шовинистическому угару, он быстро осознает весь ее ужас. Однажды в поэтическом кафе «Бродячая собака» он выступил с возбудившими большой шум резкими антиимпериалистическими стихами. [242]
241
В сентябре 1915 г. Маяковский призывается на военную службу, которую проходит в Военно-автомобильной школе.
242
Имеется в виду скандальное выступление с чтением стихотворения «Вам!» 11 февраля 1915 г.
О бытовой стороне жизни В.В. в это время дают представление следующие отрывки из воспоминания C. Спасского:
Он жил в довольно просторной комнате, обставленной безразлично и просто. Комната имела вид временного пристанища, как и большинство
Он стоял перед наколотым на стену листом плотной бумаги. Он раскрашивал на ней какой-то ветвистый чертеж. Это входило в его военные обязанности: поставлять для отряда графики и диаграммы. Примеряясь и прикасаясь кистью к листу, Маяковский вел разговор.
Он выглядел возмужавшим и суровым. Пропала мальчишеская разбросанность движений. Он двигался на ограниченном пространстве, отступая и приближаясь к стене.
Одет он был на штатский лад – в серую рубашку без пиджака. Чтоб избегнуть назойливого козыряния, он разрешал себе такую вольность и на улицах. Но волосы сняты под машинку, и выступила крепкая лепка лица. Он разжевывал папиросу за папиросой, перекатывая их в углу рта.
Он внимательно принимал мой доклад о московских общих знакомых. Кто обнаружился из молодежи? Он проверял поэтические ряды. <… > В тот первый выход мы попали на Жуковскую к Брикам. – Вот, Спасского привел, – втолкнул меня Маяковский.
Две маленькие нарядные комнатки. Быстрый худенький Осип Максимович. Лиля Юрьевна, улыбающаяся огромными золотистыми глазами. Здесь единственное место в Питере, показавшееся мне тогда уютным. Может оттого, что и сам Маяковский становился тут домашним и мягким. Здесь он выглядел словно в отпуску от военных и поэтических обязательств. С трудом поворачиваясь среди мебели, он размещался по диванам и креслам. Его голос глухо журчал, невпопад внедряясь в беседу. Он пошучивал свойственным ему образом – громоздко, но неожиданно и смешно. Подсаживался к широкому бумажному листу, растянутому на стене, испещренному остротами и рисунками посетителей, и вносил в эту «стенгазету» очередной каламбур.
Здесь он обычно обедал. Здесь было его первое издательство. [243]
Во время пребывания В.В. в Петрограде им была совершена попытка к самоубийству на почве тяжелых переживаний личного характера. [244] Это обстоятельство указывает на то, что при бурности темперамента, интенсивности и глубине чувств и склонности к преувеличениям (гиперболизм) В.В. было свойственно, в известные моменты тяжелых личных обстоятельств, трагическое восприятие действительности, создававшее в его сознании впечатление неразрешимого конфликта. Способствовала этому и значительная общая неуравновешенность характера и импульсивность в поступках, стремление действовать сгоряча, под непосредственным влиянием момента.
243
СПАССКИЙ С. Встречи // Литературный современник. 1935. № 3. С. 215, 216.
244
Об этом инциденте см. в воспоминаниях Л.Ю. Брик: "В 16-м году рано утром меня разбудил телефонный звонок. Глухой тихий голос Маяковского: «Я стреляюсь, прощай, Лилик». Я крикнула: «Подожди меня», что-то накинула поверх халата, скатилась с лестницы, умоляла, гнала, била извозчика в спину. Маяковский открыл мне дверь, на столе лежал пистолет. Он сказал: «Стрелялся, осечка, второй раз не решился, ждал тебя». Мы пошли на Жуковскую, и он заставил меня играть с ним в гусарский преферанс. Мы резались бешено, он забивал меня темпераментом, обессиливал непрерывной декламацией Ахматовой: «Что сделал с тобой любимый, / Что сделал любимый твой». Цит. по: Катанян В.В. Лиля Брик, Владимир Маяковский и другие мужчины. М., 1998. С. 28–29.
Многие из лиц, близко знавших В.В. по этому и другим периодам его жизни, отмечают, что в моменты сильных душевных переживаний он часто думал и говорил о самоубийстве. Этот момент находит свое отражение и в его творчестве, что видно из следующих стихов.
А сердце рвется к выстрелу,а горло бредит бритвою…Дрожит душа.Меж льдов она,и ей из льдов не выйти! [245]Эти указания делают более понятными моменты, способствовавшие происхождению последнего, окончившегося на этот раз трагически, покушения на самоубийство.
245
Из поэмы «Человек».
Наступила февральская революция, и вскоре вслед за тем власть в стране была взята восставшим пролетариатом. Как отнесся В.В. к Октябрьской пролетарской революции? В своей автобиографии он пишет: «Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня (и для других москвичей-футуристов) не было. Моя революция. Пошел в Смольный. Работал. Все, что приходилось. Начинают заседать» («Я сам» [246] ).
Октябрьская революция была воспринята М. как свержение всего дряхлого, отжившего, всего того, что еще цепко держалось за жизнь и не хотело уходить со сцены и против чего со всей своей стихийной яростью, в плену собственных неразрешенных противоречий индивидуалиста-бунтаря, боролся М. своей резко выпирающей из обыденной жизни фигурой, своей темпераментностью и большой внутренней напряженностью, своим обостренным восприятием действительности и склонностью к гиперболизации, гигантским преувеличениям, стремлением входить в непосредственное общение с массами людей. М. по всему складу своего характера как нельзя более подходил к первоначальному этапу революции. Когда революционное половодье находилось на высоте своего разлива, доминировали процессы ломки и разрушения старого. Революция снимала оковы, расправляла плечи, давала возможность говорить полным голосом. И М. всей силой своего огромного поэтического таланта повернулся к революции, к никогда не виданной им до того аудитории сотен тысяч. Его творчество, впервые ничем не стесненное, получает возможность выявить все заложенные в нем качества.
246
«Я сам». Гл. «Октябрь». С. 25.
Следующий эпизод, произошедший в дни, предшествующие Октябрьской революции или вскоре после этого, весьма ярко характеризует отношение М. к советской власти.
Усиевич [247] рассказывала о своей первой встрече с Маяковским. В 1917 или в начале 1918 г. в Петрограде она подошла к толпе людей па улице. Это был обычный в те времена уличный митинг. Какая-то старица распространялась на тему о том, что Ленин, дескать, германский агент, подкуплен немцами и т. п. Какой-то большого роста мужчина вдруг громовым голосом: «А я знаю эту женщину. Она у меня деньги украла». Старица взбеленилась: «Ах ты, негодяй! Докажи, что я брала у тебя деньги…» – «А ты докажи, что Ленин брал деньги у немцев», – отвечал невозмутимо мужчина под одобрительные возгласы толпы. Усиевич впоследствии убедилась, что это был Маяковский. [248]
247
Усиевич (Кон) Елена Феликсовна (1893–1968) – критик.
248
Эта «байка», иллюстрирующая инстинктивную политическую прозорливость поэта, многократно всплывала в работах о Маяковском. Ср. вариант в критико-биографическом очерке В. Перцова «Владимир Маяковский»:
"Маяковский идет по Невскому с Поволжцем – старым товарищем по партии, который в 1908 году оформлял его в московской организации. Всюду кучки людей, страстно обсуждающих политические события. В одной кучке надрывается некая дама:
– Ленин – шпион! Мы точно это знаем. Есть неопровержимые доказательства.
Маяковский хватается за карманы, как будто проверяя, все ли там на месте, внезапно делает шаг по направлению к даме и резко заявляет:
– Гражданка! Отдайте кошелек! Вы у меня вытащили кошелек!
– Как вы смеете говорить такие гадости!
– А как вы смеете говорить, что Ленин – шпион? Где у вас доказательства?
Публика растеряна" (Знамя. 1940. № 4–5. С. 156). Другой вариант см.: КАССИЛЬ Л. Маяковский – сам. М., 1960. С. 115.
Любопытно, что в известной Г. И. Полякову статье Е. Усиевич (Владимир Маяковский // Литературный критик. 1936. № 4), а также в ее более поздней книге (Владимир Маяковский. М., 1950) об этом случае не рассказывается. Сведения получены из «беседы» с Н. Асеевым, который использовал этот эпизод в поэме «Маяковский начинается». Поясняя содержание поэмы, Асеев указывал, что «этот эпизод записан <… > Со слов Е.Ф. Усиевич»: «Он кажется мне очень характерным для облика Маяковского, рассказанный именно так, непредубежденным свидетелем. Коммунистка, политическая эмигрантка, она возвратилась в Петроград вместе с В.И. Лениным, в одном поезде, в знаменитом запломбированном вагоне. Невский бурлил революционным народом. <… > И вот однажды она была восхищена и потрясена неожиданным выступлением неизвестного ей тогда человека, который сумел необычным приемом разбить враждебные сплетни на одном и <… > Летучих митингов. Как потом она узнала, этим неизвестным был Маяковский» (НИКОЛАЙ Асеев. К творческой истории поэмы «Маяковский начинается» / Вст. ст. и публ. А.М. Крюковой // Из истории советской литературы 1920 1930-х годов. Новые материалы и исследования (Литературное наследство. Т. 93). М., 1983. С. 461).
Творчество М. в течение последовавшего за Октябрьской революцией периода гражданской войны с отечественной и иностранной контрреволюцией отражает то, как преломились в его художественном восприятии развертывавшиеся вокруг него грандиозные исторические события. Произведения этого периода («Мистерия-буфф», "150 000 000" [249] ) отличаются крайним гиперболизмом сюжета и художественных образов, своим, если можно так выразиться, космизмом. В них в сильно схематизированной, абстрагированной и упрощенной, как на плакате, форме, но с большей яркостью и образностью, отражена преломленная сквозь сознание поэта смертельная схватка между эксплуатируемыми и эксплуататорскими классами. Лирическая струя, столь сильная в предреволюционный период, отступает на второй план. На первый в творчестве М. выступают моменты социального порядка, отражающие собой стремление поэта к сближению с многомиллионными народными массами. Литературное кредо М. в то время определяется следующим его четверостишием:
249
«Мистерия-буфф» (1918); «150 000 000» (1919–1920).
В этом положительная сторона этого периода творчества М., закрепляющего перелом в его художественном сознании и переход от бунтарского протеста к утверждающей революционной тематике, – то, что впоследствии он так красочно выразил в словах:
…Всю своюзвонкую силу поэтатебе отдаю,атакующий класс. [251]250
Из поэмы «Облако в штанах».
251
Из поэмы «Владимир Ильич Ленин» (1924).