Мозг стоимостью в миллиард долларов
Шрифт:
— Ньюбегин? — спросил он.
— Да, — ответил Харви.
— Следуете до Ленинграда? — Харви кивнул. — Возьмите свой багаж и следуйте за мной. — Капитан повернулся, собираясь покинуть купе. Сержант нетерпеливо щелкнул пальцами, поторапливая Харви. Похоже, что особым дружелюбием они его не жаловали.
— Я тоже выйду, — поднялся я.
— А вы останетесь в поезде, — вернувшись в купе, поставил меня на место капитан. — Мистер Ньюбегин поедет в Ленинград на машине. Вы же останетесь в вагоне. В полученном мною приказе об этом говорится совершенно четко.
Сержант втолкнул меня обратно в купе и закрыл двери. Я слышал, как в коридоре капитан приказал сержанту не приближаться к Ньюбегину и не прикасаться
Движения трех человек были неторопливыми, как при замедленной съемке. Харви обернулся ко мне и улыбнулся. Я помахал ему рукой на прощание. Двое русских подтолкнули его к открытой дверце машины. Может, из-за глубокого снега, может, из-за тяжелых шинелей, но все они двигались с медленной хореографической грацией. Изогнувшись, Харви стал стаскивать пальто, а сержант уже стоял у него за спиной с небольшой картонной коробкой, в которую предполагалось переложить яйца. Водитель сидел на своем месте, уставившись на поезд с таким видом, словно впервые увидел его, и это зрелище его напугало. Сняв пальто, Харви стянул пиджак, чтобы извлечь яйца, которые хранились у него под рубашкой. Порыв ветра заставил рубашку вздуться, как парус, а лицо его порозовело от жгучих укусов морозца. Засмеявшись, капитан жестом поторопил его, чтобы все они могли поскорее укрыться в тепле салона. Я так толком и не понял, что случилось вслед за этим, но внезапно Харви — он по-прежнему был в рубашке с короткими рукавами, подол которой трепетал под порывами ветра — сорвался с места. Он побежал к поезду. Из-за глубокого снега ему приходилось высоко вскидывать ноги, и он производил странное впечатление, напоминая лошадь во время выездки. Преодолев первую колею, он поскользнулся на льду, но удержался на ногах, коснувшись земли пальцами правой руки.
Преследователи спешили за Харви, как вереница маленьких красных муравьев. Рванувшись с места, Харви увяз по пояс в снегу, но, высвободившись из его объятий, подпрыгнул и двинулся вперед странными конвульсивными рывками; его кидало из стороны в сторону и, падая, он выворачивался, подстраховываясь вытянутыми руками и снова выпрыгивая из снега, как чертик из коробочки. Вот где пригодилось искусство Харви, изображавшего сейчас нескончаемую балетную сюиту. Все его умение держать равновесие в ходе стремительного движения подвергалось испытанию, когда он продирался сквозь сугробы.
Отбросив картонную коробку и слегка согнув локти, сержант принял классическую позу для стрельбы. Я видел, как у него резко дернулись руки, когда он выстрелил в Харви. Шофер повернул ключ зажигания. Машина, подпрыгивая на колдобинах, двинулась за Харви. Тот стремился добраться до поезда. Вереница муравьев неотступно преследовала его, напоминая капельки крови, подгоняемые ветром. Высунувшись из машины и используя ее распахнутую переднюю дверцу как подпорку, капитан тоже открыл огонь по Харви из своего большого пистолета. Сомнительно, чтобы он мог попасть в него, поскольку «Волга» на ходу моталась и подскакивала на комьях мерзлой земли и ледяных глыбах.
Громыхнув сцеплениями, поезд дернулся и пошел. Харви почти добрался до состава, но он уползал от него. Машина остановилась на повороте дороги в том месте, где она под острым углом отходила от железнодорожных путей. Сержант прекратил стрельбу. Его одинокая фигура застыла в снегу; он стоял, вскинув руку с пистолетом и склонив набок голову, словно пародия на статую Свободы. Стрелок держал под прицелом лесенку, по которой Харви предстояло подняться в вагон: когда он вытянет руки, чтобы подтянуться за перила, то весь окажется на виду, являя собой отличную мишень. Харви добрался до поезда. Я видел, как сержант открыл огонь и ствол пистолета стал дергаться при отдаче.
Не дожидаясь результатов первого выстрела, он вслед за ним тут же выпустил еще две пули. Не знаю, осознавал ли Харви, в каком он окажется положении, поднимаясь на ступеньки, но удача, на которую он всегда так полагался, и сейчас сыграла ему на руку. Он поскользнулся, когда ему под ноги попалась то ли ледяная проплешина, то ли рельс, и во весь рост растянулся на снегу. Теперь, когда Харви выбирался из ямы в снегу, он скрылся из поля зрения, но все же я успел заметить, что локоть у него в крови, а по рубашке ползут желтые потеки раздавленных яиц. Сержанту потребовалось не больше десяти секунд, чтобы выкинуть пустую обойму, найти в кармане новую, вставить ее в рукоятку и снова занять огневую позицию, но Харви хватило этого времени, чтобы головой вперед влететь в открытую дверь вагона. Когда я выскочил из купе, он, извиваясь как уж, на животе полз по коридору. Поезд с лязгом и металлическим стоном рванулся вперед и стал набирать скорость. Харви со всхлипами тяжело переводил дыхание, и его сотрясала дрожь. Он медленно и осторожно перевалился на бок и увидел меня. Глаза его были полуприкрыты тяжелыми веками.
— Господи, как я перепугался, — выдохнул он. — Иисусе...
— Я вижу, у тебя весь живот желтый, — заметил я.
Кивнув, Харви напряг все мускулы, заставляя легкие втягивать в себя воздух.
— Мне казалось, — наконец вымолвил он, — что, пока я тут валялся, эти подонки всадят мне в задницу последнюю очередь.
— Дай-ка мне осмотреть твою руку, — предложил я.
— Дать ТЕБЕ? — взвизгнул Харви. — Неужели ты думаешь, что я не узнал в них твоих людей? Знак, что говорил об обледенении на путях, был на финском. Мы все еще на финской стороне границы. Это твои люди, одетые в форму русских пограничников!
— Они американцы, — возразил я. — Мы бы справились лучше. Дай мне осмотреть твою руку.
— Что ты собираешься делать — закончить то, что им не удалось?
— Не злись, Харви. Уж не тебе обвинять меня после того, как твои подопечные чуть не прикончили меня под Ригой.
— Ко мне эта история не имела отношения, — открестился он.
— Ручаешься честью, Харви? — спросил я.
Он замялся. Когда речь касалась его чести, врать он не мог. Он мог нести ахинею, красть, убить Каарну и того человека в зубоврачебном кресле. Он мог даже поручить своим ребятам прикончить меня, но не мог ручаться честью за вранье. Это понятие было довольно важно для него.
— Ладно, посмотри, что там у меня с рукой. — Харви повернул ко мне локоть. — Я ободрал его о дверь вагона.
Из служебного купе доносился храп пьяного проводника, и краем глаза я видел, как «Волга» исчезала на узкой лесной дороге. В багаже у Харви был лейкопластырь. Я наложил его на ссадину.
— Всего лишь царапина, — успокоил я. У нас почти не оставалось времени до появления настоящих таможенников.
Глава 26
Вечером мы остановились в гостинице «Европейская». На следующее утро, когда мы с ним завтракали в буфете — творожники со сметаной, — я постарался как можно непринужденнее изобразить церемонию прощания.