Мщение или любовь
Шрифт:
Но что он ей предлагает? Чудесное любовное приключение? Будет ли ей этого достаточно? Готова ли она принять такое предложение, если хочет гораздо, гораздо большего?
— Но остаться ты сможешь лишь при одном условии, — продолжал он все тем же невозмутимым, почти бесстрастным тоном.
А вот и расплата. Интересно, подумала Роми, как он это сформулирует. Будет настаивать на том, чтобы обговорить основные правила с самого начала? Будет добиваться, чтобы она от него ничего не требовала? Чтобы просто всегда была у него под рукой? Роми внутренне ощетинилась.
— И что же это за условие?
— Чтобы в один прекрасный день ты попыталась найти в своем сердце силы полюбить меня почти так же сильно, как люблю тебя я, — мягко сказал он.
Долгие секунды они оба молчали.
— О, Доминик! — вскрикнула она и залилась слезами. — Да я же люблю тебя — с самого начала! Со дня нашей встречи я только о тебе одном и думала! А ты ничегошеньки не понимал — глупый, бестолковый ты человек! — говорила она сквозь рыдания.
Он притянул ее к себе и дал выплакаться. Она рыдала, орошая слезами его голую грудь, потом он нашел платок в верхнем кармане сброшенного пиджака и ласково вытер ей лицо. И только когда она перестала всхлипывать, он позволил себе улыбнуться и поцеловать кончик ее носа с той глупой сентиментальностью, которую обычно презирал в других людях и которой теперь — что было чрезвычайно странно — захотел предаваться до конца дней своих!
— Я правда бестолковый? — тихо спросил он.
— Правда!
— Значит, надо полагать, о супружестве не может быть и речи?
Роми подозрительно воззрилась на него.
— Если ты так думаешь, Доминик Дэшвуд, — заявила она, — то ты действительно тупой! Он опять усмехнулся — на этот раз ошеломляющему отсутствию у нее всякой логики.
— Когда?
— Когда хочешь. Мне все равно, лишь бы сразу жить вместе.
— Тогда надо как можно скорее, — сказал он ей строгим голосом. Потому что мы только что занимались любовью без малейшей предохранительной меры.
— Кошмар! — У Роми голова пошла кругом. — И в самом деле!
Потом она нахмурилась.
— Ты всегда так неосторожен?
Доминик спрятал улыбку. Он не привык, чтобы его отчитывала женщина. И нашел, что это ему нравится.
— Никогда, — честно признался он. — Но я думал, что ты на пилюлях. Пожалуйста, Роми, не делай такое лицо. Ты должна признать, что, учитывая все обстоятельства, с моей стороны было вполне логично сделать подобное предположение.
— Может быть. — Она вздохнула и поцеловала его колючий подбородок. — А если бы у меня до тебя были миллионы партнеров?
Он глубоко заглянул ей в глаза.
— Ты знаешь, мысль о предохранении в целях профилактической защиты от тебя даже не приходила мне в голову. А ведь раньше я никогда не подвергал себя такому риску.
— Почему же ты поступил иначе со мной? Ведь в моем случае защитные меры с твоей стороны были бы в порядке вещей — учитывая прошлые обстоятельства!
— Потому что я забыл обо всем! Я следовал инстинкту, — ласково сказал он. — Может, в глубине души я знал, что рискую только остаться
Его темные брови вопросительно поднялись.
Роми вздохнула.
— Наверное, хотела отплатить тебе. Ты же считал меня нимфоманкой, вот я и решила доказать тебе, что это не так.
— Месть в самой сладкой ее форме? — спросил он.
— Можно и так сказать.
— Но уж очень драматически обставленная.
— Ты пробуждаешь во мне все самое отрицательное, Доминик, — пробормотала Роми.
Но он покачал головой.
— Все самое положительное.
Что ж, с этим она спорить не собиралась.
— Кроме того, — призналась она, — я ужасно боялась, что если ты узнаешь, то обязательно захочешь поступить благородно.
— «Благородно» — это как?
Роми пожала плечами.
— Ну, ты настаивал бы на том, что я должна оставаться чистой и незапятнанной. И не стал бы заниматься со мной любовью.
Он ухмыльнулся.
— Во мне могут быть благородные черты, дорогая, но я не полный идиот! — Он прищурил глаза, словно ему в голову только что пришла какая-то мысль. — Это… гм… божественное приключение в саду… Как девственница могла научиться такому, скажи на милость?
— Просто заставила работать свое воображение, — самодовольно ответила Роми. — Видишь ли, Доминик, у меня очень живое воображение!
Его глаза потемнели.
— А не пойти ли нам сейчас в постель? — прорычал он.
— О да, да! — счастливо выдохнула она. — А можно будет опять заняться этим?
Доминик громко рассмеялся. Он уж и не помнил, когда еще смеялся с таким легким сердцем.
— В любой момент, когда захочешь, дорогая.
Тут он заметил телефонную трубку, валявшуюся на полу возле дивана.
— Вот черт — кто-то из нас, должно быть, сшиб трубку ногой, — сухо заметил он и восхитился тем, как мило она покраснела. Он опустил трубку на рычажки, и почти сразу же телефон пронзительно зазвонил. Роми слушала, как он говорил:
— Ммм. Когда? Хорошо. Это здорово! Да. Да, она здесь. — И наконец: — Я женюсь. Да! Конечно, на Роми. Мы все тебе расскажем. Завтра? — Он широко улыбнулся Роми. — Ну, завтра, пожалуй, нет. Я подозреваю, что в ближайшие несколько дней у нас будет очень напряженно со временем. Я тебе позвоню. — Он положил трубку со слегка озадаченным видом.
— Это была Трисс, — объяснил он. — Арчи пытался нам дозвониться, но не смог и тогда позвонил ей и Кормэку. Они с Долли приехали в больницу как раз в тот момент, когда их невестка произвела на свет девочку. Малышка крошечная, но абсолютно нормальная! И обе чувствуют себя хорошо.
— О, Доминик! — У Роми перехватило дыхание. — Ведь это же просто чудесно, правда?
— Правда. — Он блаженно улыбнулся. — Вообще все чудесно.
— Да, вот еще что. — Она поджала губы, когда он подхватил ее на руки.