Мсье Лекок
Шрифт:
– Камень стоит восемь тысяч франков, а оправа сделана в ювелирном доме «Дуати», что на улице Пэ.
Через двадцать минут Лекок предстал перед знаменитым ювелиром.
Ван-Нунен не ошибся. Дуати сразу узнал серьгу – она была сделана им. Но кому он ее продал? Он не мог вспомнить, поскольку это было три-четыре года назад.
– О, подождите! – добавил он. – Сейчас я позову жену. У нее превосходная память.
Госпожа Дуати заслуживала этой похвалы. Бросив один-единственный взгляд на изделие, она заявила, что помнит эту серьгу. Пара была продана за двадцать тысяч франков госпоже маркизе д’Арланж.
– Все же, – добавила она, глядя на мужа, – ты должен помнить, что маркиза дала нам наличными только девять тысяч франков, и мы с трудом добились, чтобы она заплатила оставшуюся сумму.
Действительно, муж вспомнил об этой подробности.
– Теперь, – продолжал молодой полицейский, – я хотел бы получить адрес этой маркизы.
– Она живет в Сен-Жерменском предместье, – ответила госпожа Дуати, – около эспланады Инвалидов.
Глава ХХХ
В присутствии ювелира Лекок старательно сдерживал свои эмоции. Но, выйдя из лавки, сделав несколько шагов по тротуару, он так радостно дал волю своим чувствам, что удивленные прохожие спрашивали себя, не сошел ли этот парень с ума. Лекок не шел, он танцевал, комично размахивая руками, и торжествующе произносил свой монолог, обращаясь к ветру:
– Наконец-то!.. Наконец это дело выплывает из глубин, где оно до сих пор пряталось. Я добрался до настоящих актеров драмы, до высокопоставленных особ, как я и предполагал. Ах!.. Господин Жевроль, прославленный Генерал, вы хотели увидеть русскую княгиню? Но вам придется довольствоваться обыкновенной маркизой… Я делаю все, что в моих силах!
Однако вскоре головокружение от успехов прошло, и здравый смысл вновь заявил о своих правах. Молодой полицейский понимал, что ему понадобятся все его хладнокровие, все средства и вся проницательность, чтобы успешно довести дело до конца.
Как он поведет себя, когда окажется наедине с маркизой? Как он сможет получить от нее безоговорочные признания, как вырвет все подробности сцены убийства, как узнает имя убийцы?
«Надо, – думал Лекок, – начать с угроз, заставить ее испугаться, и дело сделано!.. Если я ей дам время опомниться, я ничего не узнаю».
Лекок прервал свои размышления. Он добрался до особняка маркизы д’Арланж, прелестного здания, построенного между двором и садом. Прежде чем войти, Лекок счел необходимым осмотреться и представить себе интерьер.
«Именно там, – шептал себе Лекок, – я найду разгадку тайны. Там, за этими богатыми муслиновыми занавесками, дрожит от страха наша беглянка. Как же она беспокоится с тех пор, как обнаружила, что потеряла серьгу…»
Лекок почти час провел около ворот, наблюдая за особняком. Как бы ему хотелось увидеть хотя бы одного из обитателей этого чудесного здания! Напрасный труд! За окнами не промелькнуло ни одного лица, никто из слуг не прошелся по двору.
Сгорая от нетерпения, Лекок решил провести расследование в окрестностях особняка. Он не осмеливался совершить решительный демарш, не узнав о людях, с которыми ему предстояло столкнуться.
Кем мог быть муж этой отчаянной маркизы, которая, как в романах эпохи Регентства [15] , якшалась со всяким сбродом и искала любовных приключений ночью, в кабаре вдовы Шюпен?
Лекок спрашивал себя, к кому и куда он мог бы обратиться за советом, но тут на другой стороне улицы он заметил виноторговца, курившего на пороге своей лавки. Он направился к нему, делая вид, будто забыл адрес, и вежливо спросил, где находится особняк д’Арланжей.
15
Регентство (1715–1723) – период управления Филиппа II Орлеанского до совершеннолетия Людовика ХV. В этот период французский двор отличался крайней распущенностью нравов.
Не говоря ни слова, даже не вынув трубки изо рта, торговец протянул руку в сторону особняка. Однако все же существовал способ его разговорить. Надо было войти в заведение виноторговца, что-нибудь заказать и предложить ему выпить вместе.
Молодой полицейский так и сделал. При виде двух полных стаканов у славного негоцианта тут же чудесным образом развязался язык. Невозможно было отыскать лучшего собеседника, чтобы раздобыть сведения, поскольку виноторговец держал в этом квартале свою лавку вот уже на протяжении десяти лет, а господа челядинцы особняка оказали ему высокую честь, став клиентами его заведения.
– Но, – говорил виноторговец Лекоку, – мне вас очень жаль, если вы идете к маркизе, чтобы получить деньги по счету. Вы на зубок выучите дорогу к особняку маркизы прежде, чем увидите, какого цвета ее деньги. Она одна из тех, кому кредиторы постоянно обрывают шнурок колокольчика.
– Черт возьми!.. Значит, она бедная?
– Она?.. Известно, что у нее тысяч двадцать ливров ренты, не считая этого особняка. Только, видите ли, когда каждый год тратишь вдвое больше своих доходов…
Виноторговец замолчал, показывая молодому полицейскому на двух женщин, которые проходили мимо. Одна из них, лет сорока, была одета во все черное, а вторая, совсем молоденькая, походила на воспитанницу пансиона.
– Смотрите, – добавил виноторговец, – это внучка маркизы, мадмуазель Клэр, и ее гувернантка, мадмуазель Шмидт.
Лекок удивился:
– Ее внучка?.. – пролепетал он.
– Ну да… Дочь покойного сына маркизы, если вам так больше нравится.
– Сколько же лет маркизе?
– Не меньше шестидесяти. Но столько ей не дать, нет. Она одна из тех, кто крепко скроен и кто живет сто лет, как деревья. А какая злющая!.. Не хотел бы я высказывать все, что думаю о ней в ее присутствии! Она успела бы дать мне затрещину прежде, чем я осушил бы стакан водки…
– Прошу прощения, – прервал виноторговца молодой полицейский, – значит, она живет не одна в особняке…
– Бог ты мой!.. Одна, с внучкой, гувернанткой и двумя слугами… Но что с вами?..
Все дело в том, что бедный Лекок стал белее снега. Великолепная конструкция, возведенная из его надежд, рушилась от слов этого человека, хрупкая, словно карточный домик.
– Ничего, – ответил он неуверенно. – О!.. Ничего страшного.
Однако Лекок не выдержал бы еще и четверти часа этой мучительной пытки. Он больше не мог пребывать в сомнениях, поэтому расплатился и направился к решетке особняка.