Мстислав Великий
Шрифт:
6
Свод надлежало проводить в Городище, так как были затронуты интересы самого князя Мстислава. Он же собирался присутствовать на своде, следя, чтобы всё было по закону. От Новгорода прибыл приглашённый Жизномиром Гюрята Рогович. Он приехал на коне, важный и гордый. Представлявший князя сотский Гордята Данилыч был в сопровождении сына Ставра. Парню шёл двадцатый год, пора было приставлять к делу. А что может быть лучше, кроме как наглядный пример.
Велгу привели под охраной. Девушка испуганно озиралась по сторонам
Купец Ольстин Садкович пришёл не один — с многочисленной родней, помощниками, сидельцами в лавках и товарищами по ремеслу. Вместе они заняли почти половину двора.
Выждав, пока все соберутся, Гордята Данилыч поднял руку, призывая к тишине.
— Ныне судится княжий вой Жизномир купцу Ольстину, — заговорил он.
— Истец здесь. Ответчик тут ли?
— Вот он я. — Купец шагнул вперёд. — Почто звали?
— Вызывает тебя княжий вой Жизномир за то, что продал ты ему рабу, которую у княгини Мстиславовой Христины покрали. Вот сия раба, — по знаку сотского вперёд вытолкнули Велгу. — Признаешь ли ты сие?
— Рабу сию признаю, — коротко глянул в сторону девушки Ольстин. — А в покраже не признаюсь. Не я крал! Не моя вина!
— А кто же? Назови того, кто продал тебе рабу.
— Евсей Олексич, — без запинки ответил Ольстин. — У него летось прикупил я товару в Плескове. Усадьбы наши тамо рядом, вот он мне по-соседски и удружил. У него купил я рабу. Десять кун отдал. Пущай вам Евсей ответ держит, не я!
— А ты что скажешь? — кивнул Гордята Велге. — Сей ли муж тебя крал да продавал?
— Продавал он, его человек, — Велга мотнула подбородком, смущаясь взглянуть на Жизномира. — А крал не он. Не его люди.
— Добро, — кивнул сотский. — Призовём на суд и Евсея Олексича. Что он скажет?
За Евсеем Олексичем пришлось ездить в Плесков, и приезда второго свода ждали три дня. Сызнова всё повторилось. Опять вперёд вытолкнули Велгу, и Гордята Данилыч вопросил, признает ли Велга обидчика. Девушка дрожала от страха и не могла вымолвить ни слова.
— Чего с сопливой девки спрашивать? — скривился купец. — Инда блаженная головой-то трясёт!
Велга схватилась за голову. Что она могла сказать? Крали чужие люди, продали помощнику купца, а самого хозяина она в глаза не видала.
— Погляди, девица, — наклонился к ней Гюрята Рогович, — открой глаза-то. Авось признаешь кого?
— Чего ей глядеть-то? — Евсей Олексич стоял гоголем. — Не виновен я. Это всё завистник мой, Ольстин, напрасно клепает! Смотри, Ольстин, как бы самому не заплакать за мои слёзы-то!
— Попался — так молчи, — крикнул из толпы Ольстин, пришедший посмотреть на позор своего соперника. Кабы присудили Евсею виру — не скоро поднялся бы купец. Добрая слава лежит, а худая бежит. Что в Плескове-городе, что в самом Новгороде языки болтливы. Прознают, что Евсей изгойством занимается (здесь — перепродажей рабов. — Прим. авт.), никто к его товарам близко не подойдёт. А Ольстину от того прибыток.
Велга тихо плакала.
— Нет, нет, — повторяла она.
— Чего скажешь теперь, Евсей Олексич? — подался вперёд Гордята Данилыч. Князево добро, за него хоть с кого — а взыщи.
— То и скажу, что напраслину возводят! Не я крал!
— Так, может, ты продавал? У кого купил сию девку?
Евсей Олексич уже собрался было ответить, но заметил, что из толпы ему подают какие-то знаки. Один из его помощников протолкался вперёд и отчаянно махал руками. Купец прищурился, вопросительно дёрнул головой. Суд это заметил.
— Чего это там? — Гюрята Рогович подался вперёд.
— Человек мой, — быстро ответил Евсей. — Из дома весть принёс.
Уже не таясь, сдёрнув шапку и поклонившись Мстиславову сотскому, помощник вышел вперёд и нагнулся к уху купца.
В это время Велга, которую оставили в покое, успела немного прийти в себя, подняла глаза и ахнула.
— Он! Он! — воскликнула девушка, тыча пальцем в Евсеева собеседника. — Его люди меня крали! Ему отдали!
— Чего она орёт? Блаженная! Уберите дуру! — воскликнул тот, отмахиваясь.
Но Ольстин замахал руками:
— Так то ж Иванок! Евсеев зять! Они на пару торгуют — один в Плескове, второй — в Нове-Городе! Небось и краденое так переправляют — тамо украл, а тут продал!
— Взять! — кивнул Гюрята Рогович.
Оба — тесть и зять — закричали дурными голосами, когда на них накинулись приставы.
Гордята Данилыч встал.
— За обиду, учинённую княгине Мстиславовой, — возвестил он, — взыскать с татей десять гривен княгине и десять гривен княжьему мужу.
— А ещё пять гривен суду, — добавил Гюрята Рогович.
Осуждённые заспорили было, но их никто не слушал.
На том всё и кончилось. Десять гривен Христина на радостях пожертвовала Божьему храму, куда ходила молиться. Жизномир воротился к прежней жизни, став богаче на десять серебряных монет. Купец Ольстин ходил важный, гордясь победой над соперником...
Вечером Христина была одна. Детей унесли мамки, княгиня сидела на постели, расчёсывая светлые волосы и раздумывая, придёт ли к ней Мстислав. Она любила мужа — его крепкие руки, мятно пахнущие губы, широкую грудь, сильные плечи... мысли княгини потекли в греховном направлении. А чего? Оба молоды, друг друга любят, а пост ещё далеко, успеют натешиться лаской. Задумавшись, Христина не сразу услышала странные звуки. Совсем рядом кто-то тихо всхлипывал.
Нашарив босыми ногами лёгкие ночные чёботы, княгиня выскользнула из ложницы. В углу маленькой каморки обнаружила светлое пятно — холопка. Скорчившись на полу у лавки, Велга зажимала себе рот кулаком, чтоб не разбудить госпожу плачем.
— Ты что? — Девушка так и подпрыгнула от звуков голоса. — Хвораешь ли?
Та замотала головой.
— Так что же? Отвечай мне! Иль не рада, что назад воротилась? Чем тебе тут плохо?
— Матушка, — Велга бросилась к Христине, обнимая её ноги, — матушка княгиня... Прости меня, прости! Люблю я его!